Кражи из папок капитана Димули были похожи как близнецы. Средь бела дня вор (или воры?) забирался в открытые окна квартир на втором этаже (оно понятно: выше лезть опасно, а на первом мало кто рискнёт оставить незапертое окно). Легко находил расходные деньги – их далеко не прячут. Без разбора хватал золото и бижутерию, видео, часы и совсем уж дребедень. Хотя как сказать – дребедень, если, к примеру, коллекционный набор солдатиков из Англии их владелец, пожилой мужчина, оценил в сто двадцать фунтов стерлингов…

Саша разложила папки по порядку. Первая кража – двадцать восьмого апреля. Солнышко пригрело, а батареи ещё жарили по-зимнему, вот народ и пораскрывал окна. А кто-то соблазнился и сразу попал в воровской рай: богатую квартиру с отключённой сигнализацией. (Хозяйка вышла к соседке «на пять минут» и зацепилась языками на полтора часа.) Вор обогатился тысячей долларов и золотом на двести двадцать тысяч рублей. Это не считая видеоплеера и бутылки шампанского «Дом Периньон», чтобы выпить за здоровье растяпы.

В папку попала вырезка из районной газеты; капитан подчеркнул в ней абзац и наставил гневных восклицательных знаков. Ага, растяпе в тот день повезло: вор не взял бешено дорогое колье с бриллиантами. Дотошный газетчик предположил, что золотой ошейник и бриллианты с ноготь обогнали воображение вора, и тот принял драгоценность за дешёвую бижутерию. Вор учел подсказку и стал выгребать все украшения подряд, но таких удач ему больше не выпадало.

Двенадцатое мая – обручальное кольцо, часы «Павел Буре» (старинные, но недорогие: от четырех до восьми тысяч по заочной оценке) и тысяча семьсот рублей, похищенные из тайника в гардеробе под постельным бельем. Пенсионерку обворовал, гад.

Тринадцатое – те самые солдатики, какой-то «сувенир шарики на коромыслах» и десять тысяч наличными из такого же надёжного тайника в гардеробе.

Пятнадцатого мая вор увёл двадцать пять тысяч из супницы от парадного сервиза, очередной видеоплеер и четыре сотни дисков. Четыре дня смотрел кино, два дня воровал по мелочи. Отдохнул в выходные и двадцать пятого, в понедельник, схватил куш: сто тысяч наличными. Ушёл сразу, больше ничего не прихватив, и залег на дно до июня…

Личность вора начала складываться, и Саша решила пока не читать остальные папки. Итак, подозреваемый разбирается в брюликах как свинья в апельсинах. Начал с богатого дома, вычитал из газеты, как ему повезло с отключённой сигнализацией, и стал орудовать в домах попроще. Вывод: богатой жизни не знал, воровского опыта не имел. При этом физически развит, возможно, бывший альпинист или циркач. Что-то выгнало его на улицу двадцать восьмого апреля и заставило искать деньги. Любым путём, лишь бы сразу. И вдруг – маняще распахнутое окно! Глаза мгновенно проложили маршрут подъёма, натренированные пальцы вцепились в выступы кирпичной кладки… Непонятно, почему капитан Димочка считает дело лёгким. Как раз наоборот! Свидетелей нет, отпечатков вор не оставляет, куда полезет в следующий раз, не знает сам. Как его ловить в городском районе размером с половину княжества Лихтенштейн? Не устроишь же у каждого дома засаду…

Между тем капитан уверенно бубнил в Алёнин диктофон. Что говорил, пролетало мимо Саши, как звонки трамваев за окном.

– Он не воспитанный. Он вас звал! – сообразила Саша.

– Кто?

Саша показала на дверь. Притомившийся узник «обезьянника» едва хрипел, но можно было расслышать:

– Блин! Я тебя достану!

Весёлый, уверенный в себе сыщик вдруг опустил глаза и начал сметать со стола несуществующий мусор.

– Мешает работать?

Саша поняла, что сморозила какую-то бестактность, и по примеру капитана стала мести подоконник.

– Да нет. Гражданин орёт уже тише…

(Вот именно! А раньше орал громче, но капитан делал вид, что не слышит. Загадка…)

– Пускай гражданин орёт, у нас свободная страна! – поддержала Сашу журналистка. – И потом, это даже придаёт обстановке полицейский колорит.

– Я всё-таки уберу звуковое оформление, – решил сыщик.

И вышел.

– Ты что-нибудь поняла? – спросила Алёна.

Саша только руками развела. И бросилась подслушивать.

Голоса стали слышны, как только Саша распахнула дверь. Даже выходить в коридор не пришлось. Алёна подскочила и вытянула у неё над головой руку с диктофоном. Дылда и есть дылда. Сашина пилотка не доставала ей до подмышки.

– Как же ты надоел мне, князь! – с непонятной теплотой говорил сыщик.

– А ты иди сюда, Блин! – бандит затряс решётку. – Я отверну тебе башку и больше не буду надоедать!

Сыщик держался невозмутимо:

– А вот это заманчивое предложение надоело мне особенно. Князь, очнись! Мы уже не в восьмом классе. Сколько раз с тех пор я тебя лупил, а ты всё думаешь, что я ботан Митя, у которого можно мелочь отбирать.

– Не такую уж и мелочь, – сварливо уточнил князь. – Если считать за всё время, то баксов на пятьдесят я тебя наказал!

– Наказал, и молодец. Остановись, князь!

– Никогда! У меня к тебе большой счет, Блин! Ты разорил моего отца!

Решетка лязгала и стонала. Саша представила, как разорённый князь, похожий на гориллу в черкеске, раскачивается, вцепившись в прутья руками и ногами.

Сыщик хладнокровно выждал, пока князь не устанет, и в наступившей тишине спросил:

– Короче, тебя выпускать сейчас или когда проспишься?

– Сейчас!!! – загремела решетка. – Только выпусти меня, Блин, я с тобой за всё рассчитаюсь!

– Значит, когда проспишься, – заключил сыщик.

Саша захлопнула дверь и кинулась к своему подоконнику с папками.

Вон оно что: одноклассники. И сыщик бережно опекает бандита: «Тебя когда выпускать?» А мог бы отправить этого князя на лесоповал за нападение на сотрудника полиции.

Непонятный капитан Блинков. И безумно симпатичный!

После разговора с князем непонятный и безумно симпатичный капитан потерял кураж. Перестал врать Алёне, на вопросы отвечал коротко и поглядывал на часы.

– Вы куда-то спешите? – поняла намёк журналистка.

– Да пустяки, в засаду. Надо ещё получить на складе патроны и надрезать пули крест-накрест, чтобы получились дум-дум, – без прежнего блеска сострил сыщик.

Неугомонная Алёна спросила, что такое дум-дум, он отмахнулся:

– Всё завтра, если я вам ещё не надоел. У меня правда служебные дела.

Но когда журналистка ушла, непонятный и безумно симпатичный стал откровенно валять дурака. Вытащил из стаканчика ручки, стаканчик потряс, ничего не вытряс и положил ручки назад. Покликал компьютерной мышкой, явно раскладывая пасьянс, бросил и уставился на Сашу.

– Ознакомилась с делом, курсант Петрачок? Докладывай!

А раньше говорил «Александра», «не тянись, в угрозыске другая специфика службы»… Саша на всякий случай вытянулась и доложила насчёт физически развитого альпиниста или циркача. Добавила, что не считает дело лёгким. Это же классическое спонтанное преступление: шёл по улице, видит – окно распахнуто, а вокруг никого, и влез. А мог пойти по другой улице. Системы в действиях преступника нет, жертвы с ним не знакомы, значит, следственными методами ничего не добьёшься. Надо ждать следующих краж, когда, может быть, появятся свидетели. А пока работать с агентурой в среде скупщиков краденого.

– Спонтанное преступление – когда без предварительного умысла, – поправил сыщик. – Не собирался красть, но уж больно плохо вещь лежала… А когда пошёл куда глаза глядят, чтобы украсть, это неспланированное… И не зацикливайся на альпинисте. Лично я был только на первом месте преступления, где хозяйка наговорилась с соседкой на восемь тысяч долларов. Там легко можно влезть в окно с козырька подъезда. Отсюда мораль: обойди все места преступления и попробуй влезть в окна. Если не сможешь, будем искать альпиниста.

– Я?! – растерялась Саша.

– А здесь есть кто-то ещё?.. Ты выдвинула версию, тебе и проверять!

Саша ещё не верила. Эй, товарищ непонятный и безумно симпатичный капитан, вы хоть понимаете, кому доверили двенадцать всамделишных уголовных дел? Я не четверокурсница – без пяти минут офицер. Я – нос не дорос! Почитать дела, которые ведут настоящие сыщики, построить версию – я с удовольствием. Но РАССЛЕДОВАТЬ?! Это что, новый розыгрыш?

– Я окончила первый курс, – напомнила Саша.

– Поздравляю, – поздравил сыщик.

– А если не справлюсь? У вас будет двенадцать нераскрытых дел, и вам попадёт!

– Объединим их в одно, и не попадёт, – нашел выход сыщик. – Лазить по окнам иди в форме, чтобы соседи не звонили в полицию. Скажешь, следственный эксперимент.

– А полковник не разрешит!

– А мы ему не скажем!.. Не пойму, Александра, ты недовольна?

– Да я счастлива! Но так не бывает! Мне всего пятнадцать лет!

Непонятный и симпатичный улыбнулся.

– Как же не бывает, если я сам раскрыл своё первое дело в неполных четырнадцать?!

Саша так растерялась, что даже схамила:

– Это когда князь у вас мелочь отнимал?

– Отнимал, – не обиделся сыщик. – А его отец отнимал у моего целый Ботанический сад!

– Разве так можно? Сад же городской или даже государственный!

– Тогда и похлеще дела проворачивали. Лихие девяностые, Александра. Слышала такое выражение?

Лицо у него было почему-то мечтательное.

– Дмитрий Олегович, а ведь вы не спешите ни в какую засаду с пулями дум-дум, – догадалась Саша. – Вы ждёте, когда проспится пьяный князь, чтобы выпустить его из «обезьянника»!

– Не ночевать же ему за решёткой…

– По мне, так пускай бы ночевал. Но раз вы всё равно не уходите, то рассказывайте, как было! – потребовала Саша. – Про князей, старшего и младшего, про Ботанический сад и про всё.

Капитан подобрался, обжёг ледяным взглядом, спросил командирским тоном:

– Курсант, а вы не наглеете? Первый день знакомы, и сразу в душу лезть?

А Саша нарочно стала болтать ногами, хотя в полицейских туфлях было неудобно.

– Не-а. Я ведь вам не какая-нибудь журналистка. Она придёт и уйдёт, а я останусь и буду завтра в окна лазить. Я останусь, пока не прогоните. Потому что вы первый увидели, что я не от горшка два вершка, а человек, только маленький. И теперь вы мой учитель, гуру и сенсей!

– Ну, раз гуру и сенсей, тогда другое дело, – решил победитель Старухи Шапокляк, непонятный и симпатичный Сашин товарищ капитан Димулечка. – Слушай…

Девяностые годы сейчас называют лихими, проклятыми, безумными. Страна пыталась жить по-новому, а новые законы ещё не все были написаны и старые ещё не все отменены. Началась неразбериха. Одним, чтобы честно работать, приходилось нарушать устаревшие законы, и они каждую минуту ждали ареста. Другие воровали целые заводы и в ус не дули, потому что законов против них ещё не было. В одном месте не хватало денег на самое необходимое, а в другом спускали миллионы на лишнее. Русскую нефть, сталь, алюминий покупал весь мир, а рабочим по полгода не платили зарплату; их голодные дети презирали отцов и мечтали стать бандитами.

Но для меня те годы были просто школьные. Прежней жизни я не помнил, а о будущей не мог знать…