Мишка коричневый в красной футболке,
Мордочка зверя, глаза человека.
Вытерта шёрстка на плюшевой холке.
Вот и тебе скоро стукнет полвека.
Что ж ты на полке сидишь одиноко?
Встань, отряхни свою шубку от пыли.
Помнишь, как раньше, в «прекрасном далёко»
Вместе играли и вместе шалили?
Не покемон неизвестной породы,
Мой медвежонок, российский «зверюга»
Был не игрушкой мне в детские годы,
А настоящим и преданным другом.
Время проходит, не зная возврата.
Маленький мальчик зовёт меня – папа.
И на прогулку, как сам я когда-то,
Тянет медведя за мягкую лапу.
А календарь всё листает страницы,
Вновь у игрушек период забвений.
Бедный Топтыгин на полке томится,
Ждёт терпеливо витка поколений.
Скоро у сына родится сынишка.
Значит, к нему перейдёт по наследству
Наш нестареющий плюшевый мишка,
Как эстафета фамильного детства.
Маме
Ты уже не придёшь. В этот мир не бывает возврата.
Не обнимешь меня и не скажешь мне: «Здравствуй, сынок!»
И напрасно верчу вечерами я диск аппарата.
До тебя не дойдёт никогда телефонный звонок.
Ты уже не придёшь. И я больше тебя не увижу.
Только снимки в альбоме, да фото на белой стене.
Лишь теперь осознал – для меня в жизни не было ближе
Человека, чем ты. Появляйся хотя бы во сне.
Ты уже не придёшь. И сейчас я жалею о многом.
Почему для тебя не слагал я при жизни стихи?
Дорогая моя, умоляю – прости, ради Бога!
Помолись за меня, отпусти, если можешь, грехи.
Ты уже не придёшь. Это горе ничем не исправить.
Боль утраты со временем стихнет, но в сердце моём
Будет жить о тебе, мама, светлая вечная память,
И сыновья любовь пламенеть негасимым огнём.
Ванюше…
Ты сейчас несомненно рядом
С тем, кем призван в святую рать.
А иначе зачем же надо
Так безвременно умирать?
Кто-то скажет – несчастный случай,
Кто-то скажет, что жребий лих,
Но Господь выбирает лучших,
Значит место твоё средь них.
Забирает к себе до срока
Тех, кто более всех готов,
Чтоб на небо уйти высóко,
Где сияет Чертог Христов.
Завершились для вас мученья,
Чаша досуха испита.
Там даруется вам Прощенье,
И откроются в Рай врата.
Уплывают родные лица,
Слёзы светлые льют из глаз…
Мы здесь будем за вас молиться
И пожизненно помнить вас.
Под Новый Год, как повелось,
«За нашу жизнь!» – дежурный тост,
Бокалов звон, веселье, запах ели.
Но вот уйдёт последний гость,
Взгрустнём о том, что не сбылось,
И вспомним то, что сделать не успели.
Ах, как мы в юности круты!
Сжигали за собой мосты,
Как будто жизней не одна, а девять.
Какие чувства и мечты
Погибли в пене суеты!
И ничего потом нельзя поделать.
За-ради призрачных идей
Мы подгоняли лошадей,
Направив бег от верного маршрута.
И часто явный прохиндей
Мог за собой увлечь людей,
Ведь человек доверчив почему-то.
Под шелест крыл календарей
С годами стали мы мудрей.
Теперь нас сбить с пути не так-то просто.
Не признаём поводырей,
Их гоним в шею из дверей.
Слетает прочь засохшая короста.
И тратить жизнь на дребедень
Нам жалко силы, да и лень.
В конце концов, мы – люди, а не слизни.
А людям свет милей, чем тень,
И мы встречаем каждый день
Как первый день остатка нашей жизни.
По тоненькому лезвию ножа,
По жёрдочке, по ниточке, по краю,
Любовь, как балансир, в руках держа,
Над жизненною пропастью шагаю.
Всего один неосторожный шаг
И безвозвратно вниз могу упасть я.
Ступаю аккуратно, чуть дыша,
Надеясь на сноровку и на счастье.
Качается натянутая нить,
И манит пропасть искусами фальши.
Тут главное – любовь не уронить,
Ведь без неё идти нет смысла дальше.
Пусть в пятки обрывается душа,
Пусть нитка больно вспарывает кожу,
Любовь несу в руках, как малыша,
Она в пути не раз ещё поможет.
А рядом тоже острые края
И нити, словно струны мегалиры,
По ним идут враги, идут друзья,
Сжимая крепко чувства-балансиры.
Здесь можно встретить ненависть и месть,
Любовь, тоску, надежду и тревогу.
Один вцепился крепко в шест-протест,
Другой с собою зависть взял в дорогу.
Вот где-то – слышу – колокол звонит.
По ком? Не знаю, видно у кого-то
Исчерпан данный времени лимит,
И отзвучала кодовая нота.
Нам ножницы судьбы не обмануть,
В урочный час обрежут нити людям.
И отправляясь в свой последний путь,
Нести в руках какое чувство будем?
Живешь, кружась в извечном хороводе,
Забыв о главном в шорах суеты.
И лишь когда родители уходят,
Вдруг понимаешь: следующий – ты!
Давно я житель городской,
Привык к столичному комфорту,
И «прелесть» дачи под Москвой
Во мне рождает отклик «К чёрту!»
Но по ночам моя душа
Летит из каменной высотки
Туда, где шорох камыша
И аромат рыбацкой лодки.
Где в речке чистая вода,
Где утром тихие рассветы
И где асфальтом никогда
Дороги не были одеты.
Где в пышной зелени садов
Белеют мазаные хаты,
Где по полям среди цветов
Мальчишкой бегал я когда-то.
И как же хочется порой
От всех забот в купе закрыться
И укатить в тот край родной,
Чтоб снова в детстве очутиться.
Но это, право, не всерьёз,
А просто так, души стремленье.
Я ж знаю – город там подрос
На месте старого селенья.
Да, дважды в реку не войти,
Законы строги в этом мире.
Закрыты в прошлое пути…
Я остаюсь в своей квартире.
«Никогда я не был на Босфоре…»
С. Есенин
Никогда я не был за границей,
Лишь внутри страны командировки.
Был «невыездным», как говорится.
Вечные у нас перестраховки.
Месяц невесомый
Выплыл из-за сопки.
В синеве джинсовой
Звёздочки-заклёпки.
В речку оседает
Облако седое.
Ветерок ласкает
Ароматом хвои.
Царствует в природе
Лёгкая истома.
Здесь я на свободе.
Настоящий. Дома.
И в лесной глубинке
Всё так сердцу любо:
От простой былинки
До громады-дуба.
Здесь, в тиши святого
Вечного покоя,
Можно хоть немного
Быть самим собою.
Дышишь полной грудью
И душа открыта.
Хорошо в безлюдье
Отдохнуть от быта,
На замшелом камне
Из ручья напиться…
Ну и на фига мне
Ваша заграница?
По обратному склону горы
Под угрозою схода лавины,
Осторожно спускаюсь с вершины,
Приближаясь к финалу игры.
А хотелось бы вновь к вышине,
Забираться, но правила строги:
И привал запрещён на дороге,
А возврат невозможен вдвойне.
Вот, опять опустился на год,
Ничего уже тут не попишешь…
И чем ниже, тем скорости выше.
Снова правило – «Время, вперёд!»
Мой романтик в начале пути
Стал прагматиком вдруг в миттельшпиле.
Дай мне, Боже, последние мили
Маразматиком вниз не сойти.
Альпинисты не зря говорят —
Спуск бывает подъёма опасней,
Да и силы всё меньше в запасе,
Но нельзя повернуться назад.
Зубы стиснув покрепче, держись!
Никому не положены скидки,
Нужно делать всё с первой попытки,
Призовую не выпросишь жизнь.
Кто бы в эту игру ни играл,
Помесь экшена, гонки и квеста,
Не дойдёт до победного места,
В ней всегда неизбежный финал.
Не сочтите, прошу, за клише,
Но хочу, когда грянет «Game over!»,
Чтоб меня мои внуки при слове
Вспоминали с улыбкой в душе.
А. Молягову
Должен светлым быть дед, чтобы в жизни потомки
Целью выбрали свет, а не мглу и потёмки.
Нам ли, брат, горевать, что же станется с нами?
Внуки есть, чтоб поднять, подхватить наше знамя!
Провести корабли, не нарвавшись на рифы,
Там, где мы не смогли, выбрать нужные рифмы.
В круговерти стихий вкус победы изведав,
Ярко вспыхнут стихи под фамилией дедов.
По склону жизни снежным комом
Года летят.
Ничто не ново, всё знакомо
Сто лет назад.
Январский снег кружится плавно,
Как в айс-ревю.
Такой же вальс совсем недавно…
Да, дежавю.
Промозглым ветром вдруг подуло.
Февраль… опять!
А мне от скуки сводит скулы
И тянет спать.
Промчит весна, как скорый поезд,
Пойди, поймай!
Лишь только год добавит в возраст
Привычно май.
Июнь, июль… в часах песочных
Гора песка.
Я это видел, помню точно.
И вновь тоска.
А за июлем будет август,
Цепной процесс…
Как говорил когда-то Фауст:
– Мне скучно, бес!
Вернул сентябрь сезон осенний
И дождь с утра.
Какое ж, к чёрту, настроенье?!
Опять хандра.
Пришел октябрь, раскрасив листья,
Что твой павлин.
А в голове всё те же мысли,
Всё тот же сплин.
Ещё два месяца дремоты,
Зевотных мук,
И Новый Год стучит в ворота —
Знакомый стук.
Он к нам примчался в вихре снежном
Под бубенцы.
Такой же «новый», как и прежний,
Как близнецы.
И память о минувшем годе —
Лишь боль в висках.
Снежинки в вальсе хороводят,
Январь, тоска.
Волчьего солнца оскаленный клык,
Россыпь монеток на крепе.
Кажется, в каждую пору проник
Хмель засыпающей степи.
А под копытами пыль да песок,
Песню о скором ночлеге
Голосом скриплым поёт колесо
Старой казачьей телеги.
Из ковыля слышен стрёкот цикад.
Вроде не так уж и много…
Только ведь тянет вернуться назад,
Прочь из московского смога.
Хочешь уйти от пустой суеты?
Вырвись (надёжное средство!)
В край чистоты, простоты, красоты.
Он называется Детство.
Почитай, полвека пролетело,
В памяти и досить у меня —
С дядькой на рыбалку, было дело,
Собрались поехать на два дня.
Плыли на моторке вверх по Дону,
В бардачке с провизией рюкзак.
Сколько до Багаевки? Не помню,
Но поесть… Казак – всегда казак!
Гордо задирала нос «казанка»,
Тарахтела старая «Москва»,
А на мне фуражка-капитанка,
А над нами неба синева.
Видно, в ту далёкую субботу
Осерчал маленько рыбий бог.
Полпути проехали всего-то,
Как мотор закашлял и заглох.
Островок среди донских просторов,
На песке разостланный брезент,
А на нём детали от мотора,
Ветошь и нехитрый инструмент.
Ну, короче, «двигатель баркаса»
Починял до ночи адмирал,
Кэп ловил себельку с чикомасом,
Загорал, купался и играл.
К цели не доехали, однако
На добычу дал Господь добро —
Ночью мы наощупь драли раков,
Натаскали целое ведро.
А под утро с дядькой из палатки
Вылезали мокрые, дрожа.
Затопила берег и манатки
Мимо проходившая баржа.
Утром сны досматривали в лодке…
Ну, мотор, родимый, выручай!
Адмирал махнул чекушку водки,
Капитану можно только чай.
Вот в обед чихнулось, завелося,
С ветерком вернулись, на ура!…
Я сквозь лет серебряную проседь
Вижу это будто бы вчера.
О проекте
О подписке