«В 1880 году Михаил Врубель (1856–1910) пошел учиться в Петербургскую Академию художеств… Еще участь в Академии, Врубель осознал, что его путь будет особый. Из двух существовавших тогда больших направлений (академический подход к живописи и мировоззрения передвижников – Е.М.) он не принимал ни одного… Положенного академического курса Врубель не закончил…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
«В 1880 году Валентин Серов (1865–1911) поступил в Академию художеств. Экзамены он держал одновременно с Михаилом Врубелем… Пройдя основательную выучку у Репина и Чистякова, Серов почувствовал, что эпоха его образования завершилась. В 1885 году он без сожаления покинул Академию художеств – попросил об отпуске «по состоянию здоровья» и больше не вернулся обратно…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
«Скульптор с мировым именем Анна Голубкина (1864–1927) родилась в Зарайске – старинном маленьком городе Рязанской губернии… Любознательной, способной девочке очень хотелось поступить в прогимназию, но денег для учения не было. Образование Анюты ограничивалось уроками грамоты…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.). «Все детство и юность А.Голубкина вместе с матерью и сестрами проработали на семейном огороде. Никакого – даже начального – образования у нее не было. Разве что дьячок обучил ее грамоте. Местный учитель рисования уговаривал ее серьезно учиться, но прошло много времени, прежде чем она решилась покинуть родной Зарайск. Голубкиной было 25 лет, когда она, по-деревенски повязанная платком, в черной сборчатой юбке, приехала в Москву… В 1894–1895 гг. Голубкина – вольнослушательница Петербургской Академии художеств. Однако и здесь она не кончила курса, поняв, что Академия не поможет ей овладеть современной техникой лепки (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
Шесть лет начальной школы и один год средней отмечены в биографии знаменитого фантаста и философа Герберта Уэллса (1866–1946).
«Гимназическое учение будущего прозаика, драматурга и публициста Михаила Арцыбашева (1878–1927) не пошло дальше 5-го класса. Некоторое время он учился в харьковской школе живописи, однако попытка попасть в Академию художеств не удалась из-за отсутствия аттестата…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
«Отец прозаика, драматурга, журналиста и издателя Аркадия Аверченко (1881–1925) был неудачливый мелкий торговец; ввиду его полного разорения Аверченко окончил только 2 класса гимназии. Доучиваться ему, как свидетельствует его «Автобиография», пришлось «дома, с помощью старших сестер»…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
«В 1907–1910 гг. Марина Цветаева (1898–1941) сменила 3 гимназии и совсем оставила учебу после 7-го класса. Но это был чисто внешний фон ее образования. Внутреннее развитие происходило не под влиянием учителей, а скорее вопреки ему…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
Родившийся в семье кучера и прачки, один из самых ярких и самобытных русских художников-авангардистов первой трети 20-го века Павел Филонов (1882–1941) в 1908 голу поступил как вольнослушатель в Высшее художественное училище при Академии художеств, но уже в 1910 году оставил его и начал самостоятельный путь. В живописи Филонова наблюдается быстрый переход от академического натурализма к кубизированно-примитивистским объемам…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
«Отец Иво Леви – таковы настоящие имя и фамилия актера Ива Монтана (1921–1991) – был итальянским рабочим, эмигрировавшим во Францию. В 11 лет Иво бросил школу и вынужден был пойти работать. Сменил несколько профессий, а затем начал выступать в кабаре Марселя как шансонье…» (из сборника Р.Белоусова «Частная жизнь знаменитостей: Собрание редких случаев, любовных историй, курьезов, слухов», Россия, 1999 г.).
Евгений Евтушенко (1932–2017) не получил аттестата зрелости. Но его приняли в Литературный институт (Москва), который он тоже не окончил:
«Я поэт. Немножко даже критик.
И прозаик без пяти минут.
Предлагают, что ни говорите,
Даже завершить Литинститут».
«Рыжий и напористый Иосиф Бродский (1940–1996) вообще бросил школу после 8-го класса, и на этом его формальное образование закончилось…» (из книги С.Волкова «История русской культуры XX века от Льва Толстого до Александра Солженицына», Россия, 2011 г.).
Великого русского просветителя Николая Новикова (1744–1818) на 16-м году жизни исключили из университета «за леность и нехождение в классы».
«Годы учения американского писателя Джеймса Фенимора Купера (1789–1851) в Йельском университете, куда он поступил 14-летним подростком, были ознаменованы главным образом отчаянными проказами. Обдумывая их, будущий романист проявлял неистощимую изобретательность. После того как он взорвал запертую дверь, заложив заряд пороха в замочную скважину, его исключили из университета…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).
Немецкий химик Юстус Либих (1803–1873), основавший новую научную школу, был исключен из гимназии за неуспеваемость.
В 1828 году 17-летний Виссарион Белинский (1811–1848) не окончил Пензенскую гимназию, проучившись 3,5 года из положенных четырех, потому что гимназия «не удовлетворяла его». Но в 1832 году он не завершил словесного отделения Московского университета. Его исключили «за вольнодумство и критику университетских властей». В итоге он остался без высшего да и без среднего образования. Судя по письмам к родным, относящимся к этому периоду, он ощущал себя изгоем и полагал, что «его жизнь кончена».
«Поэт Иван Никитин (1824–1861) рано пристрастился к чтению, едва узнав от своего первого учители, сапожника по профессии, что такое грамота. Окончив духовное училище, он перешел в Воронежскую духовную семинарию, где начал писать стихи. Однако оттуда он был исключен с записью: «по малоуспешности»…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).
«Когда Ги де Мопассану (1850–1893) исполнилось 13 лет, мать отдала его в духовную семинарию городка Ивето. Но юному Ги оказалась не по нраву здешняя суровая дисциплина. Он не раз убегал домой, всячески бунтовал и озорничал… Начальство семинарии давно уже убедилось, что юный Мопассан не религиозен, что ему не по душе догмы и строгая дисциплина семинарии и что ему здесь не место… В конце концов беззаботного семинариста исключили…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).
«Совет Горного института назначил Георгию Плеханову (1856–1918) Екатерининскую стипендию, коей отличаются лишь самые успевающие. И в то же время: «Дано сие из Горного Института Георгию Плеханову в том, что он состоял в Институте студентом 2-го курса в течение 1875–1876/7 учебных годов и уволен из оного по малоуспешности. Директор Института генерал-майор…» В чем дело? Демонстрация на площади перед Казанским собором… Крамольные речи…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).
«В 1876–1883 годах Константин Бальмонт (1867–1942) учился в Шуйской гимназии, откуда его исключили за участие в антиправительственном кружке. Свое образование он продолжил во Владимирской гимназии, затем в Москве в университете и Демидовском лицее в Ярославле. В 1887 году за участие в студенческих волнениях его исключили из университета и сослали в Шую. Высшего образования Бальмонт так и не получил…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
«В гимназии Иван Бунин (1870–1953) проучился только до 4-го класса, после чего был исключен за неуплату. На этом завершилось пребывание Бунина в учебных заведениях…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
Русский философ Николай Лосский (1870–1965) в 11 лет поступил в классическую гимназию, но в 7-м классе был из нее исключен «за пропаганду социализма и атеизма».
«В 1891 году, окончив орловскую гимназию, прозаик и драматург Леонид Андреев (1871–1919) поступал на юридический факультет Петербургского университета, откуда в 1893 году был отчислен за неуплату. Ему удалось перевестись в Московский университет, за обучение в котором внесло плату Общество пособия нуждающимся…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
Блестящий поэт-сатирик Саша Черный (Александр Гликберг) (1880–1932) не закончил гимназии – в 6-м классе его исключили после столкновения с директором. Подростком он сбежал из дома и отправился в Петербург в поисках приключений.
«Альберт Эйнштейн (1879–1955) чувствовал себя несчастным и подавленным, не мог адаптироваться в школе, хотя учителя, напротив, считали, что он оказывает разлагающее влияние на других учеников… Однажды его остановил на лестнице куратор: «Вам просили передать, чтобы вы покинули гимназию не откладывая. Ваше присутствие действует неблагоприятно на других учащихся». – «Но мне остается только год до выпуска». – «Решение герр директора неизменно», – ответил куратор» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).
«После окончания в 1898 году реального училищ Михаил Ларионов (1881–1864) – российский живописец, график, театральный художник и теоретик искусства – Е.М. – поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества… В 1901 году три работы Ларионова были признаны порнографией, и он был исключен из училища сроком на один год (всего же его исключали из училища трижды)…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
В 1903 году Велимир Хлебников (1885–1922) поступил на математическое отделение Казанского университета. Продолжить образование он намеревался в Петербурге, где в 1908 году стал студентом столичного университета. Три года спустя его отчислен из вуза за банальную неуплату…
«Александр Вертинский (1889–1957) учился плохо, и из 2-го класса императорской 1-й Александровской гимназии по решению педагогического совета его перевели в менее престижную гимназию, откуда по причине неуспеваемости он тоже был исключен…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имен Серебряного века», Россия, 2011 г.).
Владимира Маяковского (1893–1930), по словам самого поэта, «из пятого вышибли класса» гимназии. «Между арестами (в 1903–1909 гг. он читал и распространял нелегальную литературу среди булочников, сапожников и типографских рабочих) Маяковский, как и его сестра, учился в Строгановском училище (Москва). Однако оттуда его исключили за политическую деятельность; гимназию он также не закончил. И теперь Маяковский почувствовал, что должен получить образование, но эта задача казалась ему несовместимой с партийной работой…» (из книги Б.Янгфельдта «Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг», Швеция, 2007 г.).
В мемуарах «Люди, годи, жизнь» (СССР, 1961–1965 гг.) Илья Эренбург (1891–1967) констатировал: «Я жил в эпоху, когда о человеке часто судили по анкете». Уже в советскую эпоху, во время переписи населения, ему пришлось вспомнить о своем послужном списке: «Я начал отвечать на вопросы. «Образование?» – «Незаконченное среднее». Девушка обиделась. «Я вас серьезно спрашиваю». – «А я вам серьезно отвечаю». Она ушла обиженная. Между тем я ей сказал правду: в октябре 1907 года меня исключили из 6-го класса (за революционную деятельность – Е.М.)…»
«С трудом проучившись в младших классах Мариинской женской гимназии (г. Таганрог), Фаина Раневская (1896–1984) со слезами умоляла родителей забрать ее оттуда («помню, что я вопила: «Пожалейте человека, возьмите меня из гимназии» – Ф.Раневская). Есть, впрочем, мнение, что она ушла не сама, а была исключена за плохую успеваемость. Возможно и такое – ни тогда, ни сейчас школа не поощряла индивидуализм и независимость мышления, а того и другого у юной Фаины было в избытке…» (из книги М.Гейзера «Фаина Раневская», Россия, 2015 г.).
В «Краткой биографии» писатель Венедикт Ерофеев (1933–1990) сообщал о себе: «Родился на Кольском полуострове, за Полярным кругом. Впервые в жизни перешел Полярный круг (с севера на юг, разумеется), когда по окончании школы с отличием, на 17-м году жизни, поехал в столицу ради поступления в Московский университет. Поступил, но через полтора года был отчислен за нехождение на занятия по военной подготовке. С тех пор, то есть с марта 1957 года, работал в разных качествах…» (1989 г.). «А за университет не цепляйся… И не бойся, что в Кировске взбудоражатся, если что-нибудь о тебе услышат… Все равно – ты уже наделал шума с этими своими тасканиями…» (из Дневника В.Ерофеева, Москва, январь 1957 г.).
«14-летний Михаил Шемякин (р.1943) был принят в среднюю художественную школу при Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина, где учился с 1957 по 1961 годы. Был отчислен за «эстетическое развращение» однокурсников. Продолжал обучение самостоятельно, копируя старых мастеров в Эрмитаже» (из сборника Л.Бушуевой «111 гениев России. Литература, живопись, музыка, театр, кино», Россия, 2011 г.).
Талантливый русский шахматист Михаил Чигорин (1850–1908) покинул стены Гатчинского сиротского института в «волчьим билетом» за участие в бунте. При таких же обстоятельствах, отягощенных «антиобщественными выступлениями», заканчивали свое образование русский путешественник Николай Миклухо-Маклай (1846–1888) и академик, будущий директор НИИ гигиены труда (в 1948–1971 гг.) Август Летавет (1893–1984).
«Вышибая из класса» и награждая «волчьим билетом» благонамеренное общество недвусмысленно дает понять, что ее терпение исчерпано с первых же страниц послужного списка художника-творца. Оно не намерено ждать, пока тот найдет «свою стезю». «Бунтаря и раскольника не убедить ни с первой, ни с десятой попытки!», – говорят любители умеренности и аккуратности, признавая только общую, а не персональную стезю. Провидение, инстанция сверхчеловеческая, более благосклонно насчет «случайного шанса» и не исключает, в принципе, чего-то сверх возможного. Однако эксперимент должен пройти под оком строгим и беспристрастным. Иногда без тени снисхождения, с жестким лимитом времени «на вхождение в творчество». Жизнь тем более коротка, если Проведение, задавая особенно каверзные вопросы, указывает на главную стезю после продолжительного «вождения по кругу». Какой художник-творец может считать себя состоявшимся, не изведав мук сомнений? Какой мэтр, достигший, казалось бы, вершин мастерства, может сказать, что познал истину и свершил все, на что мог рассчитывать?
«У меня нет времени привести доказательства!» – с отчаянием пишет 20-летний Эварист Галуа (1811–1832) на полях своего математического трактата накануне роковой дуэли. Как прокомментировать слова 89-летнего Микеланджело Буонарроти (1475–1564), который за несколько дней до смерти утверждал: «Я продолжаю учиться»? В своем сознании он оставался вечным подмастерьем, который не может завершить образовательный процесс никогда! А университетский диплом?.. Можно ли его рассматривать как некая раз и навсегда преодоленная высота? Если душу художника-творца не гложет червь тщеславия, он всегда будет на переднем крае борьбы, где потерь порой больше, чем обретений, где нет ничего завершенного, где мысль «бесконечно углубляется от явления к сущности», но в горниле творческого поиска всегда больше легковесного шлака.
Гении-самоучки, – отмечает английский литератор Исаак Дизраэли (1766–1848), – имеют много особенностей, неблагоприятных для их таланта, который часто бывает весьма силен, но редко принимает надлежащее направление… Не сознавая процесса развития собственного ума и ума других людей, эти гении-самоучки не могут выразить своих беспорядочных мыслей и не умеют пробудить симпатии к своим идеям в других людях. Они или никогда не открывают средств выразить свое внутреннее влечение, или открывают их слишком поздно» (из трактата «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.). Как тут не озадачиться пушкинским вопросом: «Ужель он прав, и я не гений?» В силу обстоятельств («нет средств выразить свое внутреннее влечение») можно, казалось бы, предречь любой исход («ну, конечно, – не-гений!») кроме того, который определяет цель и задачу всей последующей жизни. Притчей во языцех становятся примеры гениев-самоучек, сбившихся с верного пути. Закрадывается даже сомнение: всегда ли истинный гений «зрит в корень» и погружается в такие уровни подсознания, где движение к цели видится по кратчайшей прямой?
Начнем, однако, с примеров, когда «печать гения можно увидеть на челе». Удивление потомков начинается, пожалуй, с того, что в период «творческих метаний» художник-творец как будто уподобляется подмастерью, так и не добравшемуся до руля и оставшемуся без ветрил. «Гении такого рода с изумительным прилежанием наполняют свой ум всякого рода сведениями; но эти сведения, нахватанные на удачу и наскоро, сваленные в одну беспорядочную груду, похожи на богатые стога хлеба, набитые в житницу, лишенную отверстий: они гниют и сгорают от тяжести и плотности собственной массы, от недостатка протоков свежего воздуха» (И.Дизраэли, 1795 г.).
Даже если историки отмечают выдающиеся дарования сразу в нескольких областях, невольно вспоминается притча о Буридановом осле, который обессилил между двумя связками хвороста, не зная какую из них предпочесть. Сомнения привели его к смерти от голода. По мнению же здравомыслящего большинства, сомнений не должно было быть в принципе: достаточно одной связки, но чтобы та непременно состояла из отборных зерен. Однако «буридановы страдания» коренятся глубже житейской логики. Художнику-творцу необходимо иметь право выбора. Путь познания он видит не фрагментарно, как некий «сегмент», в котором он предназначен свершить все отпущенное ему природой, а многовекторной дорогой на едином, необозримом поле с развилками едва ли не на каждом шагу. Такие понятия, как «специализация» и «профессионализм» трактуются им столь широко («конечно, не сегмент!»), что он как будто не видит специфики изучаемой области, вернее чувствует себя сопричастным сразу к нескольким областям. Все они слиты для него, имеют единое поле сопряжения благодаря широкому интересу к предмету его рассмотрения. Интерес этот столь велик, что порождает энергию заблуждения, когда исследователь даже не задается вопросами: «зачем все это?», «а нужно ли вообще?» или «что станет говорить княгиня Марья Алексеевна?». Ему интересно – и этим сказано все!
• «Похоже, что у Пифагора (576–496 до н. э.) была какая-то специфическая слабость к звукам. Как потребность его психики, она выражалась в образе жизни. Просыпался Пифагор рано утром и успокаивал душу игрой на лире, прежде чем приступал к своим «учительским» философским прогулкам с учениками» (из книги П.Таранова «Философия сорока пяти поколений», Россия, 1999 г.);
• «Плиний Младший (ок.62-ок.114) – римский писатель, слагавший панегирики императору Траяну; известен также как фармаколог – Е.М. – был в восторге от того, что охота и рыбная ловля вошли тогда в моду: благодаря этой моде, он мог целые дни просиживать за своими таблетками и заниматься. «Пусть, – говорил он, – сети мои будут пусты, только бы таблетки мои были полны»…» (из трактата И.Дизраэли «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.);
• «Великий Омар Хайям (ок.1048-после 1122) был не только поэтом, но и математиком, вошедшим в историю науки под именем Аль-Кайями» (из книги З.Гельмана «Кроме бинома и яблока», СССР, 1990 г.). «В частности он дал изложение решения уравнений до 3-й степени включительно, ему принадлежат философский трактат «О всеобщности бытия» и математические трактаты» (из «Большого биографического словаря», Россия, 2007 г.);
• «В 1408 году Якопо делла Кверча (1374–1438) – итальянский скульптор эпохи Раннего Возрождения – Е.М.
О проекте
О подписке