Молча сели в машину. Говорить не хотелось, да и говорить было не о чем, уже все было переговорено, все предположения высказаны, проверены, и эта неудача как-то обескураживала. Газик, сделав широкий круг по полю, развернулся, подпрыгнул на глубокой борозде возле врытого в землю геодезического столбика и пошел к просвету в лесополосе.

– Стой! – вдруг остановил водителя капитан.

Машина встала, Рыбалко открыл дверцу, выпрыгнул на землю и быстро зашагал к геодезическому столбику. Он стоял за пределами той зоны, которую обследовали, и капитан не думал об удаче. Он просто ухватился за мелькнувшую догадку и пошел. Хотя разумом понимал, что пули им не найти. Капитан все делал так, как делает человек, утерявший ценную вещицу, выворачивая по несколько раз карманы, прощупывая швы одежды, хотя знает, что нет там ничего. Рыбалко подошел к потемневшему от дождей и солнца дубовому столбу с трещинами в нескольких местах и принялся осматривать его. Он пробежал глазами вниз, вверх, даже не задумываясь над тем, что осматривает сторону столбика, обращенную в поле, где никак не могло быть пули. На нее он наткнулся сразу, как только перешел на другую сторону. В десяти сантиметрах от земли в трещине торчал темно-серый кусочек свинца. Капитан не мог поверить своим глазам. Он несколько секунд глядел на пулю, не спуская глаз, словно боялся, что она исчезнет, и теперь уже навсегда. Рыбалко опустился на колени, и едва коснулся ее мизинцем, как она тут же выпала из трещины. Капитан осторожно взял пулю и положил ее на ладонь, теперь он мог разглядеть ее в деталях. Деформированный кусок свинца все же сохранил в какой-то мере свой вид и не вызывал сомнений, что это была пуля.

* * *

В Киев Рыбалко вернулся под утро. Не заезжая домой, капитан отправился прямо в управление.

– Ничего для меня нет? – спросил он на ходу у дежурного. Тот, оторвавшись на секунду от бумаги, которую внимательно читал, ответил:

– Привет! Как съездил? Тебе ничего нет! – и вновь уткнулся в бумагу.

Рыбалко почти бегом поднялся по широкой лестнице и открыл свой кабинет. На рабочем столе заметил записку. «Не забудь про пятницу! Труш», – прочитал он вслух.

– Вот ты, Труш, никогда не забудешь про развлечения, – проворчал капитан. – Мне бы твои заботы.

Он открыл сейф, вытащил бумаги, достал из чемоданчика записную книжку, полистал, сел за стол и пододвинул пишущую машинку. Через три часа он уже написал запрос в пуле-гильзотеку, запаковал пулю и гильзу, подготовил задание в научно-техническую лабораторию, где просил дать заключение по этикетке с бутылки, по окурку от сигареты «вайсрой», по обрывку поясного ремня и обертке от шоколада. Одновременно Рыбалко написал запрос в Министерство торговли с целью выяснить, когда и в какую торговую сеть поступали американские сигареты «вайсрой».

Хотя у капитана и не было сомнений, что кусок найденного поясного ремня принадлежал Шкету, он просил экспертизу установить идентичность кожи, изготовление и представить доказательства его принадлежности к основной части ремня.

Этикетка от бутылки и окурок интересовали капитана по двум причинам: он хотел установить, сколько времени при известных погодных условиях они пролежали на земле, и в качестве слабой надежды капитан выдвинул задачу прочитать название ресторана и города по расплывшемуся чернильному пятну на этикетке.

Срочность дела побудила капитана самого пойти в лабораторию НТО и, пользуясь личными связями с начальником, договориться о быстром выполнении задания.

Когда он закончил все дела, то на часах уже было восемь утра. С сигналом, прозвучавшим по радио, дверь открыл Труш – тридцатилетний, оплывающий жирком, с румяными щеками, длинноволосый, с модной прической старший лейтенант.

– По мне можно проверять часы! – самодовольно хихикнул он и отдал честь капитану. – Здравия, как говорится, желаю! Мы вас не ждали! Чего-нибудь раскопали в пересчете на досрочное присвоение звания?

– Сеня! Здравия, как говорится, желаю! – ответил ему в тон капитан и улыбнулся. – Глядя на тебя, можно всегда говорить, что у нас все в полнейшем порядке: воров нет, преступники все либо раскаялись, либо перевоспитались и работают в самых передовых учреждениях нашей столицы. Скоро нас распустят!

– А вы что думаете, у нас все плохо? – бросив папку на свой стол и расстегивая пиджак, воскликнул Труш. – Да преступный мир – это что овчинка на футбольном поле, ее издали и не видно. Она как «шагреневая кожа» у Бальзака, все уменьшается и уменьшается, и скоро совсем скукожится.

– Только нам с тобой, Сеня, еще как медному котелку, пока твоя «шагреневая кожа» скукожится. Ничего я не накопал. Если бы нам за такие дела давали внеочередные звания, то я бы уже был не ниже генерала. Какие новости в мое отсутствие?

– Коваль мне подкинул твою шубу, что у женщины сняли на улице. Нашел я их, субчиков. Я по вашим записям стал работать, пришел к Косоротому. Он сразу заюлил, стал на меня кричать, что каждый раз к нему приходят, покоя не дают. Кто-нибудь чихнет – сразу к Косоротому, почему «будьте здоровы» не сказал? Послушал я его, послушал и говорю: «Чистосердечное признание – что это такое, знаешь?» Отвечает: «Знаю!» Я говорю: «Добровольная выдача похищенного или отнятого силой имущества – знаешь?» Ну, он тут же полез в кладовку и вытащил шубу. Так что с вас причитается за раскрытие…

– Это с тебя, Сеня. Ты же раскрыл, – капитан, подперев голову, внимательно слушал Труша.

– Так что мне в рапорте указать, что я раскрыл?

– Конечно! Важно, что ты шубу женщине вернул. А кто раскрыл – это уже не важно. Советская власть защитила женщину…

Телефонный звонок оторвал капитана от рассуждений. Он снял трубку и услышал голос Коваля:

– Можно было бы уже и доложить о прибытии! – ворчливо сказал подполковник.

– Есть доложить! – ответил капитан и поднялся.

В кабинете Коваля шторы на окнах были приспущены, снижая яркость света. Все знали, что подполковник плохо переносит яркий свет, и не удивлялись, что он сидит с почти зашторенными окнами.

– Есть успехи? – спросил Коваль, пожимая руку Рыбалко и с трудом скрывая нетерпение.

– Нашел гильзу и даже пулю. Установлено точное место убийства, есть кусок брючного ремня да бутылка из-под французского коньяка, которая, может быть, никакого отношения к делу не имеет. Есть еще окурок и обертка от шоколада. Нужно заключение НТО, тогда будет ясно, что относится к делу, что нет. Вот пуля и гильза – это точно из нашей оперы. Если это «парабеллум», то Лузгина придется этапировать.

– Ты веришь в его сказку?

– Чем черт не шутит. Тут в кого хочешь поверишь. В данной ситуации сказка может обернуться былью. Если это «парабеллум», то имеем какую-то версию, ее придется отрабатывать. А если нет – тогда…

– Хорошо! Пусть будет так. Домой поедешь?

– Хочу дождаться результатов экспертизы и повидаться со следователем Волнянским. А домой… там посмотрим.

В кабинет без стука вошел Волнянский. Светло-серый костюм облегал его ладную фигуру, слегка волнистые волосы придавали ему вид не следователя прокуратуры, а преуспевающего актера столичного театра. В руке от держал несколько листков бумаги.

– А между прочим, следователя надо ставить в известность в первую очередь! – улыбнулся Волнянский и протянул руку Рыбалко.

– Только что собирался, – засмеялся в ответ капитан.

– Но мы на то и следствие, чтобы не полагаться полностью на вашу информацию. Вот заключение экспертизы.

– Вячеслав Юрьевич! – воскликнул капитан. – Я жду приговора.

– Сообщаю! – заглядывая в бумагу, начал Волнянский. – Кусок ремня идентичен тому, что был найден на трупе Гаврилина, сигареты «Вайсрой» в нашей торговой сети не продавались – это я установил сразу же, как только ты, Григорий Романович, позвонил из Краснодара. Сигареты американские и предназначались для пользования вне Соединенных Штатов. К нам, вероятно, завезены туристами. Только в твоем окурке – что бы ты думал? Догадался? Наркотик! Этикетка от французского коньяка «Наполеон» сообщила, что чернильное полурасплывшееся пятно ранее означало: «Сочи, ресторан Интурист». Автомагистраль, где был найден труп, как раз ведет к Сочи. Если учесть, что пыль на остатках одежды Гаврилина, по заключению экспертизы, происхождения южного, вероятно из Сочи, то круг поиска сужается. Но самое интересное, видимо, даст пистолет.

Зазвонил телефон, Коваль снял трубку, послушал и коротко бросил:

– Иду! – Он захлопнул дверь сейфа, вытащил ключ и сказал: – Я сейчас! Посидите тут!

Подполковник ушел, Волнянский вытащил сигареты, протянул Рыбалко, но тот отказался. Сам он закурил, выпустил струю дыма и проговорил:

– Тебе, Григорий Романович, придется побывать в Сочи.

– Туда ведет дорожка, а может быть и нет, – капитан задумчиво глядел в просвет между шторами в окно и пытался оценить полученную информацию.

– У меня есть кое-какие дела, – сказал Волнянский. – Я тут переворачиваю связи Шкета, его окружение, но пока ничего это не дает. Придется этапировать Лузгина из колонии – он последний, кто имел существенную встречу с Гаврилиным.

– Да, да! – повернулся к нему Рыбалко, занятый своими мыслями.

– Я пошел! – у двери Волнянский остановился и добавил. – Если что будет нужно – звони или заходи.

Рыбалко остался в кабинете один и снова стал смотреть на улицу, где жизнь шла заведенным порядком. Ему не давала покоя одна мысль: кому нужна была жизнь Шкета? Он практически не представлял ни для кого интереса. И только иконы вызывали у капитана какое-то чувство настороженности. Он еще не знал, но интуитивно чувствовал, что здесь имеется какая-то связь. Рыбалко теперь уже стал реально представлять ту картину, которую нарисовал ему в свое время Лузгин, увязывать Шкета с тем фраером, вооруженным «парабеллумом».

Занятый размышлениями, он не заметил, как в кабинет вошел Коваль и вместе с ним журналист Виктор Шмелев с сумкой на плече.

– Вот это и есть Григорий Романович Рыбалко, – сказал каким-то не своим, извиняющимся тоном подполковник. – Это один из лучших наших инспекторов, в прошлом офицер-десантник, направлен к нам городским комитетом КПСС, – как с трибуны произнес он казенные слова.

Рыбалко глядел на Коваля и не узнавал, на его лице отразилась растерянность, плохо скрытая неуверенность и явное желание скорее отделаться от посетителя.

– Вы поговорите, поговорите с ним, – торопливо продолжал Коваль, – он вам может кое-что рассказать из своей практики.

Коваль взглянул на Рыбалко, и капитан прочитал в его глазах мольбу о спасении, об избавлении от этого молодого человека.

– Помилуйте! – взмолился Рыбалко. – Я же только с дороги, еще пыль на зубах скрипит. Товарищ подполковник! Вон же Труш есть. Молодой, представительный, язык подвешен что надо. О нем писали, – не давая опомниться Ковалю, давил капитан. – Да Труш дело по шубе закончил, это вообще феноменально! Никаких концов к грабителям, а Труш шубу нашел и дело в суд оформляет.

Коваль подождал пока кончится у капитана заряд защиты, покривился при слове Труш и сказал:

– Шуба – дело не Труша. И Труш не может представлять нашу организацию. Все! – отрубил подполковник и протянул руку Шмелеву. – Берите его, это находка для вас, – и быстро покинул кабинет.

Капитан внимательно поглядел на Шмелева, оценивая молодого человека с точки зрения того, удастся ли укоротить предстоящую беседу. Виктор, судя по его внешнему виду, а главным образом из-за джинс, не показался ему волевым, настойчивым. Капитан не особенно одобрял повальное увлечение джинсами, но однажды все-таки попросил жену купить ему такие штаны.

– Ты чего, старый, тихо сдурел? – спросила она удивленно. Тебе же не тридцать и даже не двадцать пять.

– Видишь ли, – не обиделся он на «сдурел», – мне приходится по всяким свалкам лазить, по грязным комнатам ходить, на пол на колени становиться, может, даже бегать. В них удобнее и дешевле, чем костюм портить.

– Наверное так, – согласилась Галя и на следующий день принесла ему настоящие американские джинсы. – Дороже костюма стоят, заразы! – сказала она в сердцах. – Зато новые. Там были еще потертые, вылинялые. Так он, барыга проклятый, за них такое загнул – хотела ему в морду сытую плюнуть!

– Зачем ты такие дорогие взяла? – расстроился Рыбалко. – Так мы и пальто тебе до зимы не купим. Зачем нам этот «левис»? Можно было бы и наши за тридцатку купить.

– А что мы хуже других? Твой Труш ходит в американских портках, правда, в старых, застиранных, а ты капитан, высшую школу имеешь, будешь в простецких? Нет уж, извиняйте! Пальто подождет, а ты одевайся!

На следующий день Рыбалко надел джинсы и почувствовал себя зажатым в колодки. Согнуться в них – целая проблема, на колени встать – и того хуже, прямо расстегивай пояс, когда садишься – давит везде. «Я в этих штанах не то что бандита или хулигана не догоню, я в них в троллейбус не впрыгну», – подумал капитан, но ничего не стал никому говорить, благо что Галя еще спала.

В отделе первым обратил на джинсы внимание, конечно, Труш.

– Наш капитан зашагал в ногу с модой! – усмехнулся он и сразу испортил настроение Рыбалко. Только ваш «левис» – день вчерашний. Сейчас в ходу вот такие, – показал он свои потертые. – Вы думаете, они старые? Нет, они новые, это специально так делают, вытирают, чтобы вид был небрежный и уверенный. У вас вид неуверенный, вы как запуганный клецками или стукнутый пыльным мешком из-за угла, – разошелся Труш, и капитан повернулся к нему спиной.

– Ты бы лучше докопался, кто ночью стрелял, – утихомирил он разом Труша, который становился ростом меньше, когда от него требовали работы. Но джинсы капитан «приговорил», отдав их обехеэсэсникам, чтобы побыстрее сбыли.

Поэтому сейчас, взглянув на потертые, линялые джинсы журналиста и светлую куртку, подумал: «Несерьезный!»

– Что бы вам такое рассказать? – стал прикидывать капитан, чем бы заинтересовать столичную прессу. – Может, про фальшивомонетчика? Или о похищении ребенка и требовании выкупа?

– Мне, собственно, не из прошлого, не из практики, мне свежее надо, – уверенно прервал размышления капитана журналист и улыбнулся обезоруживающей улыбкой. – Журнал у нас солидный, и информация нам не нужна. Это я мог и в Москве получить. Мне ваш генерал обещал типичного, современного представителя советской милиции, психологический портрет, характер – в работе, вне работы. Видите, какая у меня задача? В общем, мне обещали солидно!

Рыбалко усмехнулся и, нарушая установку Коваля, указал на входящего в кабинет подтянутого, в светлом костюме в полоску старшего лейтенанта Труша.

– Вот он, типичный советский милиционер! Сеня, к нам журналист из Москвы. Познакомься!

– Семен Семенович Труш, – представился инспектор и протянул руку Виктору. – Возраст Иисуса Христа, женат, образование высшее милицейское.

– Виктор Шмелев! Двадцать семь лет, холост, образование тоже имеется, – улыбнулся Виктор, представляясь в тон Трушу.

– Сеня, ты не мог бы?.. – начал капитан, но Труш был достаточно смекалист и сразу же перехватил инициативу:

– Конечно, могу все, что потребуется, – он по-хозяйски пригласил Шмелева сесть в кресло, сам устроился за своим столом. Зазвонил телефон, капитан снял трубку и коротко бросил: – Есть! Сеня, ты не мог бы немного пройтись? Там парня одного привезли по твоей части.

Труш надулся и молча, не прощаясь с журналистом, вышел из кабинета.

– Подполковник настаивает, чтобы я с вами побеседовал, – пояснил капитан.

– Мне ваш начальник сказал, что вы на пути раскрытия какого-то безнадежного дела, – начал Шмелев.

– На пути? Это слишком оптимистично. Я и сам не знаю, где этот верный путь. Коваль несколько преувеличил. И мне не хотелось бы сейчас обнародовать это туманное на сегодняшний день дело.

– А лично для меня вы могли бы рассказать?

– Да и дело не такое уж выдающееся, сенсационное.

– И все-таки, что это за дело?

– Убили одного парня далеко отсюда, а он наш, из нашего города. Я установил его личность и пока больше ничего.

– Как вы это сделали? Меня интересует техника, ход ваших мыслей, логика рассуждений. А то слишком просто: убили, вы установили. Не каждый же это мог сделать?

– Случай, что я знал этого парня по старому делу. Лучше я вам дам справку, которую я готовил руководству. Там все четко и ясно изложено.

Капитан открыл сейф, покопался там, вытащил несколько листов, отпечатанных на машинке, и протянул журналисту. Пока Шмелев читал, Рыбалко вернулся все же к мысли познакомить журналиста с каким-нибудь прошлым делом. Уж очень не хотелось ему давать Шкета. Да и старое дело, вроде бы, неэтично поднимать в прессе. Такая публикация, да еще в центральной печати, коснется еще раз не только самого виновника, но и его родственников. А что если предложить дело об ограблении автомашины? Нет! Там подростки. Может быть, мошенников по выманиванию денег у простаков под видом покупки дефицитных товаров? Дело интересное: тут и импортные сапоги, и спортивные костюмы, жвачка, даже копченая колбаса. Поучительная история, пусть другие не попадаются.

– Простите, Григорий Романович, у меня чисто обывательский интерес, – прервал размышление капитана журналист. – Что вы собираетесь делать дальше? Каков ваш следующий ход по Шкету?

– Трудно сказать. Откровенно, я и сам не знаю. Следы как будто ведут в Сочи, так я предполагаю. Надо ехать в Сочи. Но я лучше расскажу вам историю раскрытия преступлений, которые совершали мошенники. Думаю, что будет интересно.

– Нет, Григорий Романович, для меня интересно дело, которое в зачатии, тут я бы мог понаблюдать вас в работе. Вы не будете возражать, если я поеду с вами в Сочи?

– Это уже не от меня зависит. Но я думаю, что для вас там не будет ничего интересного, сенсации не сделаешь на этом. Обычная будничная работа: встречи, беседы, некоторые оперативные мероприятия. Потом я не уверен, что все будет благополучно. Дело может оказаться дохлым, нераскрываемым, замкнется на Сочи, и я, как говорит подполковник, повешу себе труп на шею.

– Для моего дела неважно, раскроете вы преступление или нет, хотя было бы неплохо, чтобы вы поймали бандита. Мне надо посмотреть на вас в деле, походить с вами, поговорить, проникнуть в то, чем вы живете. Я буду задавать вопросы, просить пояснений вашему ходу мыслей. На мне вы можете проверять свои рассуждения.

Капитан засмеялся, и глаза его вдруг засветились добротой, заискрились, стали ласковыми и притягательными.

– Доктор Ватсон?

– Если хотите, Шерлок Холмс!

– Ну, Холмса из меня не получится, а уж если руководство согласится, то поехали за компанию в Сочи. Там сейчас море… – мечтательно закончил Рыбалко, а про себя подумал: «Ты, парень, мне не помеха. Как только увидишь теплый блеск моря, так и слиняешь, а я уж буду делать свое дело».

«Напрасно рассчитываете, капитан, спихнуть меня в море, я не за этим приехал. Работать так работать», – усмехнулся Виктор наивной хитрости сыщика…

– Я готов! Поехали, – Шмелев сделал вид, что уже пошел к двери. Рыбалко засмеялся. Этот высокий голубоглазый парень начинал ему нравиться.

– Завтра утром. Сходи в кассу, по нашей брони возьми себе билет, – перешел капитан с ним на «ты». – Где остановился? Можешь переночевать у меня дома.

– Спасибо! Я не на улице. Тут у меня на сегодня есть еще кое-какие дела. Поискать свидетелей времен войны. Парень один ваш, киевский, в словацком Сопротивлении отличился. Хочу о нем что-нибудь солидное написать. Так, я пошел. Встретимся в аэропорту.

Виктор вышел из холодного казенного дома. Сквозь тучи стало пробиваться солнце и потянул теплый ветерок. «Может быть, это пустое дело: найти свидетелей военных лет, и не просто свидетелей, а тех, кто знал Саблина молодым, – подумал Шмелев. – Там, пока в редакции сидел, показалось, что все легко и просто, стоит только приехать в Киев. А может, и не надо искать свидетелей. Саблин много рассказал, додумаю, подфантазирую, для этого подышу атмосферой Киева. В музее погляжу фотографии военного Киева – фантазия и взыграет».

Виктор остановился в тени каштанов. Продавщица мороженого оставила тележку и сама куда-то ушла. Ему очень захотелось мороженого, и едва он встал около тележки, сразу же откуда-то вынырнула девушка в белой куртке, белой шапочке-пилотке. Но самое главное, на что обратил внимание Шмелев, – это ее огромные как сливы глаза. «Словно у газели», – с восхищением подумал он и строго сказал: