– У нас оборвётся трос около гильотины⁸⁴ Мамонта, пачка листов съедет и перережет его пополам, – ответил Вадим. Он рассмеялся и добавил: – Не получится завалить Мамонта, и не надо. Листы метала, если не убьют его, то сломают позвоночник. Мамонт не сможет подойти к Чеху, что бы убить его. Ходить Мамонт будет исключительно под себя.

– Как сделать, так что бы трос порвался именно около Мамонта?

– Эх, Ромка. Дрых ты на лекциях по сопромату⁸⁵, – Сушенцов и Зароков вместе учились в Рязанском сельскохозяйственном институте. Вадим закурил сигарету и спросил: – Какую нагрузку выдерживает такелажный трос?

– Семьсот пятьдесят килограммов.

– Правильно, – кивнул Сушенцов, – прибавь к этому двадцать пять процентов гарантированной надёжности троса. Пачка металлических листов весит полтонны. Посчитай, сколько жил у троса нужно перепилить, что бы он порвался в нужный момент. Кран-балку в цеху сначала нужно резко остановить, а потом так же резко дёрнуть, начав движение.

– Понятно, – задумчиво сказал Зароков.

– Мамонт в эту неделю в ночную смену, значит завтра нужно всё подготовить, – решил Сушенцов.

Никитка Горбатов был полным раздолбаем, через это и срок свой получил. Во всех ОВД России, в каждой оружейной комнате висит плакат, на котором огромными буквами написано: «При получении и сдаче оружия ствол его направляй в специальный ящик с песком». Каждую смену сержант ППС Никитка Горбатов пялился на этот плакат, да всё без толку. Однажды, он, разоружаясь после смены, забыл вынуть магазин из пистолета и передёрнул затвор, дослав патрон в патронник. Вместо того, что бы направить оружие в ящик с песком и сделать контрольный спуск, что бы убедиться в отсутствии патрона в патроннике пистолета, Никитка, болтая со своим напарником, направил пистолет ему в грудь и нажал на курок. Грохнул выстрел.

В результате напарник сел в инвалидное кресло, а Никитка уселся на скамью подсудимых. Получил пять лет колонии строгого режима. Но и тут Никитка не изменил себе, он так раздолбаем и остался – работая нарядчиком в промзоне, и имея строжайшее указание Богданова не ставить Чеха и Мамонта в одну смену, он умудрился их обоих засунуть в ночную смену. Воистину прав был товарищ Сталин, заявляя: « Горбатова могила исправит». Правда Иосиф Виссарионович говорил это про принципиальность боевого генерала Горбатова, но сказанное в полной мере относится и к Никитке Горбатову.

Эми Самиков увидев Мамонтова в полупустом цеху, подумал: « Всё как будто специально подстроено, – он махнул рукой, – будь, что будет».

Самиков демонстративно направился мимо гильотины Мамонтова к автомату с газированной водой. Такелажники Зарок и Сушок везли на кран-балке пачку металлических листов. Возле Мамонтова пачка стала угрожающе раскачиваться, но тот на это не обращал никакого внимания, делая разметку на листе метала. В этот момент Эми заметил, что пачка, держится всего на одной проволоке троса, остальные порваны.

Эми бросился на Мамонтова и сбил его с ног. Трос порвался, и пачка металлических листов в полтонны весом съехала в сторону Мамонтова и Самикова.

***

В то время как в городе Бор близ Нижнего Новгорода, босяки Сушенцов и Зароков подпиливали ножовкой по металлу такелажный трос, за многие сотни километров от них, на Кавказе, в ауле Нижние Хваршини, Хоза и Руслан Гелаев, решали, что им делать дальше.

– Я вернусь в Азербайджан и оттуда переберусь в Турцию, – сказал Хоза. – пойдём со мной Хамзат.

– Если я буду с тобой, то ты не доберёшься до границы с Азербайджаном, – улыбнулся Гелаев, – мои фотографии развешаны на каждом столбе.

– Тогда что ты собираешься делать?

– Пережду здесь ещё немного, – ответил Гелаев, – за это время окончательно вылечу ноги, окрепну. Потом переберусь в Грузию.

– Я не могу здесь больше оставаться, мне необходимо добраться до Лондона, обсудить с Берёзой⁸⁶ все вопросы, – сказал Хоза.

– Думаешь, он всё ещё тебя ждёт? – спросил Гелаев.

– Без меня, он ничего сделать не сможет.

– Тогда не медли, перебирайся в Лондон, – согласился Гелаев.

В Лондоне, Березовский также не сидел, сложа руки. Он вызвал к себе Ефима Финкеля из Москвы. Когда-то Фима Финкель – тихий очкарик из Кишинёва, выпускник Московского финансово-экономического института, начинал у Березовского в Авто ВАЗе. Постепенно Березовский ввёл умного, старательного Фиму, в совет директоров Автобанка и Объединённого банка, входивших в империю Березовского. Когда в 1998 году, премьер-министр Примаков, настоял на возбуждении уголовного дела в отношении Березовского, Борис Абрамович решил обезопасить себя на «чёрный день». Фима, которому Борис Абрамович полностью доверял, организовал несколько банков, формально не связанных с Березовским. Однако во всех банках, мелкие доли акций, (до десяти процентов), принадлежали фирмам, зарегистрированным на Кипре⁸⁷. Эти фирмы были аффилированы с Березовским. Таким образом, для Центрального банка России, собственником этих банков являлся Ефим Финкель, а мелких собственников Центральный банк не учитывал. Такое положение дел Фиму вполне устраивало, ибо все считали его владельцем финансовой империи из пяти банков. Однако Фима хотел иметь собственный «гешефт».

Как говорил незабвенный Остап Бендер: «Раз в стране бродят денежные знаки, значит должны быть люди, у которых их очень много».

Уважаемый гражданин Корейко, как известно, хранил свои капиталы в чемодане камеры хранения железнодорожного вокзала. Современные «Корейки», такой способ хранения денежных знаков не приемлют. Они желают иметь счета в заграничных банках. А как через границу перетащить большие капиталы, при этом, не объясняя их происхождение?

Фима Финкель придумал хитроумный способ. Он был родом из Молдавии, и там проживали его многочисленные родственники. Они-то и оказали Фиме помощь, естественно не безвозмездно. Способ был прост и безотказен как автомат «Калашников»: две фирмы, зарегистрированные в офшорах Белиза и Виргинских островов, заключают между собой фиктивную сделку. Гарантом этой сделки выступает житель глухой деревушки в Молдове, который за небольшую плату предоставляет свои паспортные данные. Он нужен для того, что бы сделка попала под юрисдикцию Молдовы. В свою очередь сам Гарант обязан предоставить поручителя, ими являлись фирмы организованные Фимой Финкель. Через банки Фимы эти фирмы размещали свои средства на счетах банков Молдовы. Когда приходило время платить по договору займа, должник долг признавал, но сообщал, что исполнить его не может. Заёмщик обращался в суд Молдовы и тот обязывал Гаранта погасить долг. Тот естественно этого сделать не мог. Тогда молдавские судебные пристава, арестовывали корреспондентские счета фирм – однодневок Фимы Финкеля, выступавшие поручителем у Гаранта. Получив эти деньги, фирма – истец размещала их на корреспондентских счетах банков Латвии или Литвы. Таким образом, современные «Корейки» с помощью Фимы Финкеля выводили свои капиталы из России за рубеж. Фима с каждой такой операции имел десять процентов. С учётом накладных расходов у него оставалось чистыми семь-восемь процентов. Учитывая, что он, таким образом, за год вывел около семьсот миллионов долларов, деньги хорошие. Финансовая операция, задуманная Фимой, была блестящей, не то, что какой-то Аль Капоне, который придумал, организовывать обыкновенные прачечные, и с их помощью, легализовать свои криминальные капиталы. Это ведь после прачечных Аль Капоне, появился термин: «отмывать деньги».

Огорчало Финкеля одно: со времён гангстера Аль Капоне, финансовое законодательство шагнуло далеко вперёд, внеся статьи в Уголовный кодекс, и теперь блестящая комбинация, придуманная Фимой, именуется: « отмыванием денег и легализацией преступных доходов». Потому рисковать своими банками Фима не мог. Он на подставные фирмы оформил миноритарные пакеты акций в «Совфинбанке». Таким образом, для Центрального банка России, владелец этого банка оставался прежний, в то время как «лавочка» целиком принадлежала Фиме Финкелю.

– Я принял решение валить Путина, – сообщил Фиме Борис Абрамович, – к тебе в Россию будут поступать деньги, которые ты будешь обналичивать.

– Мне задействовать мои банки? Разумно ли это?! – спросил Фима.

– Конечно, нет, – пожал плечами Березовский, – ты совсем недавно банчок приобрёл, вот через него и будешь «качать нал».

– Я вас не понимаю, Борис Абрамович, какой банк?! – прикинулся простачком Финкель.

– Фима не пудри мне мозги! – укоризненно покачал головой Березовский. Он улыбнулся и спросил: – Думаешь, я сижу тут в Лондоне и британских ворон считаю?! Не знаю, сколько ты «лимонов» в Молдавии «намыл».

В этот момент у Бориса Абрамовича зазвонил сотовый телефон:

– Алло, – сказал он в трубку.

– Здравствуй Боря, Шах тебя беспокоит, – услышал он в трубке знакомый голос.

В середине девяностых годов, Лого ВАЗ, принадлежащий Березовскому, «кинули» на несколько миллионов долларов «ореховские» братки. Тогда чеченская группировка «лазанские», взялась решить проблему Березовского. Вот так Борис Абрамович и познакомился с Хож-Али Нугаевым. Того все звали Хозой. Однако было у Нугаева ещё одно прозвище – Шах. Его знали только приближённые люди.

– Здравствуй Шах, рад тебя слышать, – ответил Березовский. – Где ты?

– Недалеко, как вы британцы говорите, на той стороне канала.

– Надо увидеться, – сказал Березовский.

– Нужно, значит увидимся. Через несколько дней буду у тебя в Лондоне, – ответил Хоза, – до скорого свидания.

Все разговоры Березовского прослушивала служба МИ-6. Через день её оперативники установили, что абонент назвавшийся Шах – турецкий гражданин Бурхан Йылмаз, проживающий в Париже на улице рю де Лярбрсак дом 8 квартира 6.

Пока Борис Абрамович разговаривал по телефону, Фима усиленно соображал: откуда Березовский мог узнать про Молдавию? Тем временем Борис Абрамович разговор закончил, и сказал Фиме:

– В лавочку, которую ты недавно приобрёл, посадишь Конька Горбунка. Он приглядит за деньгами поступающими отсюда.

« Ну конечно! Кто же ещё?! – мысленно воскликнул Фима Финкель. – Конёк Горбунок и «слил» информацию Березовскому».

Коньком Горбунком звали управляющего «АКБ Кредит» Николая Миронова. Этот банк входил в финансовую империю Фимы. Миронов обладал густой, светлой шевелюрой, которая у него всегда торчала в разные стороны, словно солома. Вдобавок, Николай Миронов имел нос – картошкой, всё это делало его похожим на Иванушку – дурачка из мультфильма «Конёк Горбунок».

Между тем Николай Миронов ничего не сообщал Березовскому. Тот узнал о шашнях Фимы с «отмывкой» денег от Марины Аккель, муж которой – Сергей Вощагин занимал крупный пост в Росфинансмониторинге⁸⁸. В своё время Фима решил, что он может оказаться ему полезным. Финкель уступил Марине Аккель пакет акций в «Семагобанке», и ввёл её в совет директоров всех своих пяти банков.

Марина оказалась умной, а это Фима в женщинах ценил больше всего. Вскоре они стали любовниками, и в один прекрасный день, разморённый от ласк Марины, Финкель поведал ей о своей гениальной финансовой комбинации. То, что Марина по поручению Березовского приглядывала за ним, Фиме в голову прийти не могло.

***

Мамонтов получив сильный толчок от Эми Самикова, схватился за него, и, падая, увидел, листы метала, съезжающие из пачки и двигающиеся на них. Мгновенная реакция в опасные моменты, не раз выручала Андрея Мамонтова. Упав на пол, он старался втиснуться в маленькое расстояние между стеной и гильотиной, и одновременно, одной рукой, тащил к себе Эми Самикова. Мамонт и Чех, умудрились втиснуться в проём шириной и длиной в полметра. Туловища они уберечь смогли, а ноги остались снаружи. Когда металлические листы застыли на месте, Мамонтов спросил:

– Ты цел?

– Нога, – сквозь зубы процедил Самиков.

– Какая? – полюбопытствовал Мамонтов.

– Левая, – ответил Эми, – кажется, она сломана.

– Интересно, – усмехнулся Мамонтов, – у меня, похоже, эта же история с правой ногой.

Их обоих с переломанными ногами и многочисленными порезами, отправили в тюремную больницу в Нижнем Новгороде. Само собой, как бывшие сотрудники, они оказались в одной палате.

– Странная вещь, – сказал Мамонтов в первую же ночь, – ты, зная, что я собираюсь тебя убить, лезешь спасать меня.

– Обычное дело, – улыбнулся в темноте Эми.

– Да нет, – Мамонтов встал и доскакал на одной ноге до кровати Самикова. Сев на неё он продолжил: – Меня бы пополам перерубило, и твои проблемы решились сами собой.

– Без проблем скучно жить, – ответил Самиков, – теперь ты легко можешь доделать то, что обещал.

– Да нет, – махнул рукой Мамонтов, – теперь всё стало значительно сложнее. Это в бою, не задумываясь зубами глотку чеху рвёшь, а здесь в больничке, вопросы всякие в голову лезут.

– А ты не думай, – посоветовал Самиков, – считай, что ты на войне.

– Ты там, убивал наших ребят, тоже ни о чём не думал?!

– Своими руками, я убил троих чеченцев. Один из них был мой друг.

– И ты, не задумываясь, убил его?

– Тогда да, – ответил Эми. Он сел на кровать рядом с Андреем, и быстро заговорил: – Знаешь, я, когда узнал, что ты хочешь убить меня, как будто даже и обрадовался.

– Обрадовался?

– Ну, может, не совсем обрадовался, но успокоился, точно, – кивнул Эми, – решил, что будет это мне отмщение за смерть Руслана Алтаева.

– Тяжело жить с таким камнем? – спросил Андрей. Потом уточнил: – Я имею в виду убийство друга. А те двое других?

– О них я совершенно не думаю.

Так они и проговорили всю ночь. Живя бок о бок, постепенно сдружились. Навещавший их начальник медсанчасти Новиков, сообщил «босякам», что теперь Чех и Мамонт, большие друзья. Спустя две недели на приём к полковнику Богданову записался заключённый Сушенцов.

– Наш доктор, рассказывал, что там, в больничке Чех и Мамонт друзья, «не разлей вода», – сказал Вадим, – так или иначе, но мы с Зароковым условия договора выполнили. Теперь гражданин начальник, ваш черёд выполнять свои условия.

– Какие условия?! – вскинул брови Богданов. – Скажите спасибо, что так всё обошлось, и вы с Зароковым новый срок за нарушение техники безопасности не получили.

– Это хорошо, что ты сразу карты вскрыл, – удовлетворённо сказал Сушенцов, – так намного легче разговаривать будет.

– Осужденный, что вы себе позволяете?! – повысил голос Богданов.

– Не ори, скоро сам таким же станешь! – жёстко прервал его Сушенцов. Он достал из нагрудного кармана тюремной робы флешку, протянул её Богданову: – Держи, кино посмотришь на досуге. Это запись нашего разговора, где ты даёшь мне указание убить Мамонта. Так что если даже вместе сидеть будем, ты не рассчитывай что рядом. Я позабочусь о том, что бы, где бы ты не «присел», тебя к «отдалённым» отправили.

Спустя час, просмотрев запись своего разговора с Сушенцовым, полковник Богданов уже сам вызвал Вадима к себе.

– Что ты хочешь? – спроси он.

– Условия прежние: освобождение по УДО в ближайшее время, мне и Зарокову.

– Это тяжело, – покачал головой Богданов.

– Старайся, – посоветовал Сушенцов.

Не спрашивая разрешения, он вышел из кабинета. Богданов посмотрел на календарь: 21 января, он принялся считать дни до комиссии по УДО. В это же самое время Магомед Ахматханов говорил Руслану Гелаеву:

– Хамзат, я нашёл место, где тебе легче всего перейти границу.

– Это хорошо, – обрадовался Гелаев, – значит скоро, я отправляюсь в путь.

После уничтожения банды Гелаева, о самом Руслане у ФСБ не было никаких сведений. Он с Хож-Али Нугаевым ушли за продуктами и исчезли. Это всё, что знали в ФСБ. По информации, Гелаева также не было в Грузии. Следовательно, он затаился где-то на территории России. Границу с Грузией постарались перекрыть «наглухо».

В ущелье Чаеха выставили дозор из пяти пограничников под командой лейтенанта Нечаева. Ущелье Чаеха смыкается с Панкийским ущельем, которое является территорией Грузии. На тропе, которая идёт по дну ущелья в Панкиссию, расположился пограничный дозор: палатка, где жили пограничники и боевые позиции, обложенные мешками с песком. Из пяти рядовых, двое: Абдулхалик Курбанов и Мухтар Сулейманов, были контрактниками, к тому же они были местные. Отслужив срочную службу на этой заставе, они уже год, служили по контракту. Идти в дозор Курбанов и Сулейманов вызвались добровольно, поскольку рядом, в десяти километрах, был их родной посёлок Бежта.

По договорённости со старшим дозора лейтенантом Нечаевым, каждую субботу они уходили домой. Если на этот момент в дозоре случится проверка, значит, они ушли в самоволку. В декабре 2003 года Абдурахман Курбанов женился, и ему хотелось чаще быть с женой. Возвращаясь из дома, Курбанов и Сулейманов приносили домашнюю еду, что было для пограничников, сидящих на одних консервах в радость. 27 февраля, в субботу, как обычно, Курбанов и Сулейманов ушли домой.

28 февраля Магомед Ахматханов договорился со свои односельчанином, и на его «Ниве» они довезли Руслана Гелаева да ущелья Чаеха.

– В пяти километрах отсюда, прямо на тропинке, палатка пограничников, – указал рукой Ахматханов, – ты обойди их по склону, а дальше до границы не больше двух километров.

– Спасибо, – поблагодарил Гелаев, и пошёл в путь.

После обеда, Абдулхалик Курбанов и Мухтар Сулейманов вышли из своего посёлка и отправились к пограничному дозору. Мужчину идущего по тропинке, они увидели ещё издали. Гелаев был одет в синие спортивные брюки, коричневую куртку – «аляска», с рюкзаком за спиной. Автомат АКМ со сложенным прикладом, Гелаев спрятал под курткой.

– Чабан что ли? – сказал Мухтар, разглядывая мужчину в бинокль. Лица его он разглядеть никак не мог.

Мужчина шел по тропинке, которая сходилась с их тропой. Но когда он зашёл за большой камень, неожиданно пошёл в другую сторону.

– Он уходит! – крикнул Сулейманов.

– Пошли, догоним! – сказал Курбанов и снял с плеча автомат.

Руслан Гелаев поначалу не заметил пограничников на тропе. Только когда на солнце мелькнул «блик» окуляров бинокля, он увидел их. Руслан не подал вида, спокойно прошёл ещё пять шагов и зашёл за валун, скрывающий его от пограничников. Тут он снял с плеча автомат, и повесил его на шею. После чего, быстро пошёл в противоположную сторону.

Гелаев пробежал по тропинке метров семьсот, а затем стал взбираться по склону. По пояс в снегу, он поднялся на сто метров, потом ещё сто метров прошёл уже по склону, навстречу пограничникам, потом спустился в низ. Приём этот носит название: «Петля волка».

Курбанов и Сулейманов ещё издали увидели следы, уходящие вверх по склону. Именно в этот момент в них стал стрелять Гелаев. Первая же очередь угодила Сулейманову в голову, он упал замертво, не успев даже вскинуть автомат. Но своей смертью, он дал возможность Курбанову сориентироваться и прицелиться. Они с Гелаевым выстрелили друг в друга одновременно. Пули угодили в грудь Абдулхалику Курбанову, он, опрокинувшись на спину, сразу умер. Очередью из своего автомата Курбанов перебил кость левой руки Гелаеву.