Лето – это всё из той,
позабытой детской сказки,
где зелёною травой
замарались замарашки.
Лето – это без конца
ждать заветного ответа,
это девичья коса,
что тревожит до рассвета.
Нам его недостаёт,
хоть уедешь на экватор, —
там петух не так поёт,
не о том кричат ребята.
Там жара грызёт гранит,
только в этом мало толку,
здесь же – лето, как магнит
или росписи по шёлку.
Лето здесь – как из тюрьмы
бегство, в туфельках, на танцы.
Лето, где с тобою мы
отражаемся на глянце.
Скоро-скоро, милый друг,
будет лето рваться к даче,
и изгибы синих вьюг
наша память где-то спрячет.
Скоро-скоро, милый друг,
будет лето рваться к даче,
а изгибы синих вьюг
сердце вспомнит… и заплачет.
27.01.15.
«Афиногенов» грыз дебаркадер,
тыкался в берег и устья,
шлёпал колёсами, как на параде,
брызгал «Славянку» напутствий.
Мыкались баржи в ржавых затонах.
Не обижаясь публично,
старый буксир им гудел на полтона
ниже былого величья.
Сносит по Каме волны и души
в грохоте шлюзов и створов
этот, в солёные пермские уши,
коми-пермяцкий твой говор.
Память всё помнит аборигенов —
всё до последних уключин…
Где же, дружище «Афиногенов»,
ты не осилил излучин?!
27.10.15
Покроемся пылью и плесенью тоже,
начнём спотыкаться, брюзжать,
и новая жизнь в назиданье, похоже,
не станет жалеть нас и ждать.
Ты сам не заметишь, как локон любимой
уже не тревожит к утру,
всё чаще большого проходим мы мимо
и мёрзнем одни на ветру.
Во всех переулках тоска и зевота,
допустим – покой и уют,
а, впрочем, понятно, что жить нам без счёта —
пятнадцать, с копейкой, минут…
Пусть тень пополудни скупа и спесива,
и солнце стоит на посту,
как раньше, в подвале, попьём ещё пива
под жирную рыбу хамсу!
05.11.15
Отчуждения не замечают —
что там жизнь – суета из сует —
скромный угол, распутица к чаю,
лёгкий вздор прилетевших на свет.
От библейских времён и доныне,
словно истину, свято блюдут —
что поэзия – это пустыня,
где козлов отпущения ждут.
Но в окно бьют стальные копыта,
шпоры патину бронзы грызут.
Отпустите, прошу, отпустите —
дам с червонца всей бронзы за пуд.
Надо вырвать узды с постамента,
резвый конь пусть ударит в галоп —
нет на свете прекрасней момента,
чем поэзии вольный полёт!
10.12.15
Тихие тёмные ночи,
словно мамин дуршлаг,
падают непорочные
звёзды с них просто так.
Жмурятся окна глупые,
сонные, как коты.
По переулкам хлюпают
слякоть сутра да ты.
Бродишь, как блудный – надо ведь
в жизни узнать ответ —
точно, звёзда к нам падает,
а не ступень ракет?!
20.12.15
Через сени ко двери
Мы к вам в гости забрели.
Как начнём колядовать —
Вы должны нам подавать,
Чтобы за прошедший год,
Знали – как здесь жил народ.
Не дадите пирога —
Мы корову – за рога,
Не дадите хлеба —
Стащим с печи деда,[2]
А запрётесь клюшкой —
Жить вам со старушкой.
Не пускаете нас в дом —
В миг мы лешего найдём.
С домовым они выть будут,
Чтобы знать про это люду.
Если нету вас конфет —
Нам и сахар – марафет.
Как зажилите копейки —
Не поднять нас со скамейки.
На полатях жирный кот —
Станет тощ, как обормот,
А в курятнике петух —
Словно огонёк потух:
На курей он не посмотрит
Цельный год – ну хоть ты лопни.
Вам, хозяин, жить во щах,
Если станешь угощать,
И хозяйка – что царица,
Если даст чайку напиться.
Да и вы весь век живите —
Лишь пятак свой положите…
15.01.17
Насквозь продутый отворот,
тропинка к речке,
зной на крыше.
В заливе, оторопь берёт, —
в любой песчинке
детство дышит.
Там баржа выбралась из вод,
уткнувшись в ил,
как пёс в подушку.
Она древней, чем небосвод
над ней,
от киля – по макушку.
Её среди равнин и гор
готовил Ной
к дождям и топи,
врубая каменный топор
в борта, шпангоуты
и клотик.
Она когда-то как ковчег
хранила в трюмах
скот и злаки,
её по Каме в сотый век
таскали за собой
бурлаки.
Но всё прошло. Зарывшись в грунт,
теперь, как бабка
на пороге,
скрипит на деток, что вокруг,
и призадумалась
о Боге.
05.01.18
Ещё на подступах жнивьё
в полях за чайной,
и, кажется – не доживём
до причитаний.
Продмаг – заветный магазин:
дверь, колокольца,
баранки виснут из корзин
желтее солнца.
Деду порога ни о чём
бубнит о лете,
а у молодки за плечом
коса да ветер.
Неспешно выметет крыльцо,
принарядится,
пройдёт по улице с ленцой
в цветастом ситце.
Подружки, словно гурт опят,
вдруг двор заполнят,
всех нас за молодость простят
и не запомнят.
Не знаю чем и по чему
мир этот мерить —
лет двести детству моему,
но не поверить…
31.05.18
Словно где-то в сумраке северного дня
Бродит моя молодость в поисках меня.
«Ледокол»Вячеслав Молодяков
Было всё отмечено и понятно нам:
уплывал фиордами утренний туман,
разрывалась шхерами ледяная хмарь,
брошенная осенью на сырой фонарь.
Завздыхал приливами, заскрипел чуть свет
отдыхавший в заводях флагманский корвет.
Бухнул борт над бухтою бронзовой трубой,
разорвал тельняшечку, поманил с собой.
Размотал по палубе бечеву проблем,
помолился берегу, побожился всем.
Отбивали скляночки, задрожал флагшток,
заскучал на камбузе по Джамбулу кок.
Оборвав швартовые, разломив причал,
уходила галсами грусть-тоска-печаль.
За кормой, казалось, что – не порвётся след,
а очнулся за полночь, здесь и моря – нет!
12.12.09
А он, мятежный, просит бури.
«Парусник»М.Ю.Лермонтов
Небосвод и море клином
разрубают мир на части,
и, захлёбываясъ дымом,
наш корабль роняет мачты.
Крошки хлеба – слишком много,
если склянки бьёт посуда,
если вечность у порога
и нет тем для пересуда,
если волны, горб навьючив,
тяжелы и непреклонны,
если думы, словно тучи,
а желания – исконны.
И глоток воды здесь лишний,
совершенно по причине —
знаем мы не понаслышке,
как корабль летит в пучине.
Где, скорей всего, мы сгинем,
утоляя жажду жизни,
восхищаясь, морем синим,
что бывает так капризным.
Но всегда в тот миг тревожит,
гонит желчь по пищеводу
мысль, что где-то в море тоже
ищет парусник свободу.
1971–2010
Когда в порт придёшь ты, я буду в глубокой печали,
сегодня в последний раз вижу свинцовый прибой,
сегодня мне чайки в последний раз вслед прокричали:
возьми то, что хочешь, и душу свою успокой!
Возьми, бог с тобой, это море и дикие скалы,
фиорды, обрывы, озёра – весь Кольский залив,
туманы, парящие, словно невесты вдоль залы,
зелёные флаги небес под лиловый отлив.
И рад бы забрать океан весь – такое безбрежье,
суровые будни и след корабля за кормой,
я рад место дать в своём сердце надежде,
что память об этом останется точно со мной.
Но мне не задуть, как свечу, солнца свет негасимый.
«Прощанье Славянки» – молитва моя и беда!
Прощаться с любовью – больнее, чем даже с любимой,
тем более, зная, что это уже навсегда.
Пойдут корабли, заскрипят мачты, ванты заноют,
поднимется дым над трубой, а счастливым тебя
не будет на вахте, и тайны весь мир не откроют
сирены морские, и путь не укажет судьба…
На суше спокойно, и даже найдётся, быть может,
что слаще, чем соль лееров и упругость перил,
но что-то ведь гложет, отчаянно что-то всё гложет,
и, кажется, за борт я счастье своё обронил…
1972-30.11.17
О проекте
О подписке