Если вы всерьез решили

разочаровать родителей,

а к гомосексуализму душа не лежит,

идите в искусство.

Курт Воннегут

…Поднят ворот, пуст карман. Он не молод и вечно пьян. Он на взводе – не подходи. Он уходит всегда один…

В такую погоду я частенько примеряю на себя эту песенку. Можно считать меня извращенцем, но мне нравится этот зимне-весенний суррогат, люблю эту промозглость и слякоть. Правда, нравится. Идешь такой по бесконечной темной улице, хлюпаешь в свое удовольствие, а фонари выхватывают островки света, которые для тебя становятся воображаемыми чек-поинтами.

Конечно, возрастом и харизмой я не тяну на потрепанного жизнью и изъеденного молью блюзмена с саксом наперевес. Не Абрамович, но какая-то копеечка за душой все же есть. А вот с воротником – правда. Поднят. На моем полупальто смотрится. Это для меня такой же фетиш, как и вязаные перчатки без пальцев даже в самые лютые холода. А что? Очень даже удобно – и мобилой пользоваться, и сигаретку держать.

Одной барышне, некогда бывшей для меня приятной во всех отношениях, это очень не нравилось. Но я всегда прикрывался тем, что это мой собственный стиль – бомж-гранж-эстетика.

Эх, все равно поэтическое настроение. Стихи, что ли, снова начать писать?

В последнее время стал замечать, что вокруг становится все больше и больше людей, которые пытаются заявить о своей исключительности. По их же собственному мнению, они обладают особым взглядом на мир, который выгодно выделяет их на фоне серой массы. И эта вера кажется фанатичной. Это такой особый вид городской фауны, homyakus creaklus vulgaris. За несколько лет популяция сильно разрослась, пора уже ее как-то регулировать.

Творчество – гидра, пожирающая своих детей.

Стоп, или это было сказано про революцию? Неважно. В обоих случаях всем заправляют романтики или прожженные циники.

Искусство требует жертв. И они будут! Обязательно.

А пока, пока …

Вот он затаился в кармане – мой клинок возмездия. Ну и пусть, что кто-то назовет его просто черным маркером. Уж больно мне не нравится эта широко улыбающаяся морда на афишной тумбе. Да такая приторная – бррр. Очередной поп-певец, возомнивший себя голосом нового поколения. Сейчас-сейчас, несколькими росчерками личико ему подправлю.

Ну, что, смазлятина? Кем ты у меня сейчас будешь – Гитлером или беззубым пиратом?

Капрал уперт,

но устав караульной службы знает

Петр Сергеевич Бригов пребывал в отвратительном настроении. Дела обстояли не то чтобы плохо, а откровенно хреново. Попытка снять стресс после втыка от начальства обернулась полным провалом. Распитие коньяка поздним вечером на детской площадке в компании сослуживцев можно, конечно, назвать благородным занятием для достойных мужей, но, увы, не всем оно по нраву. О чем и сообщил подошедший наряд ППС. Взмаха «волшебных» корочек хватило, чтобы прогнать злыдней, но атмосфера была испорчена окончательно. Да и коньяк был так себе. Неприятный привкус во рту был лучшим доказательством этому.

Утро добрых вестей не принесло. Как раз наоборот, оно, словно издеваясь, подсовывало новые факты. Очередные подробности, которые сообщили пострадавшие, еще не заняли свое законное место в этом пазле, но общая картинка уже просматривалась. Очень неприятная картинка.

Больно уж резонансное дело получилось. А дополнительным «бонусом» было то, что среди пострадавших была дочь одного очень влиятельного человека. И начальство по этому поводу драконило подчиненных с особым энтузиазмом.

А выходило так.

Известный латвийский фотохудожник Екабс Гилис решил устроить в Москве мастер-класс для начинающих фотографов, о чем сообщалось в социальных сетях. Желающих было много, но в итоге маэстро собрал группу из двадцати пяти счастливчиков, с которыми готов был поделиться секретами мастерства.

Гилис для молодых фотографов – это как гуру для начинающих йогов и прочих шизотериков. Ведь это не только шанс узнать что-то новое о профессии, но и возможность потусить в обществе настоящего мэтра, имя которого одно время гремело по всей Европе. По крайней мере, большинство участников мероприятия шло туда именно за тем, чтобы повысить чувство собственного величия. Что интересно, до этого Екабс Гилис в России не бывал, да и вообще старался избегать всякой публичности.

Как говорят свидетели, сначала было все хорошо. Собрались в условленном месте, гуляли, общались, а потом неожиданно Гилис слетел с катушек. И результатом этому чуть не стало массовое сожжение всех участников мастер-класса.

Бригов отхлебнул минералки прямо из пластиковой бутылки.

Голова все еще потрескивала после вчерашнего, мысли путались, но нужно было работать. Или хотя бы изображать видимость работы.

Пару минут Петр Сергеевич бесцельно перекладывал бумаги, пытаясь привнести хоть какой-то порядок в тот хаос, который творился на его столе. На самом деле, следователь Бригов был редкостным аккуратистом, что резко контрастировало с его внешним видом. Неряшливый и помятый, вечно в каких-то потертых свитерах и одних и тех же брюках, он отличался въедливостью и дотошностью. Он не привык делать что-то спустя рукава – все четко по формулярам. Начальство Бригова за его принципиальность откровенно недолюбливало, поэтому-то он, уже слегка переступив сорокалетний рубеж, все еще был майором.

– Петрович! – оклик вырвал Бригова из похмельной задумчивости.

Следователь недовольно поморщился, такая фамильярность ему была не по душе.

– Вообще-то, я не Петрович, а Сергеич, – ворчливо ответил Бригов, повернувшись в сторону коллеги. В этот момент майор представлял себя по меньшей мере смилодоном, терзавшим тушку не в меру оборзевшего первобытного человека.

– Да ладно тебе, – весело ответил молодой сослуживец, вальяжно сидевший на столе, закинув ногу на ногу.

Алексей Гаевский, а именно так звали дерзкого коллегу, работал в отделе совсем недавно, но буквально сразу был обласкан лучами всеобщей неприязни. И дело тут вовсе не в модных шмотках, крутом черном «паркетнике» или прочих прибамбасах. Это все были лишь следствия, а причиной была та самая «мохнатая рука». Парень только-только окончил юридический и сразу попал в прокуратуру. Никто и не сомневался в том, что Гаевского ждет быстрое продвижение по службе. Кто-то усилено хлопотал за Алексея, даже начальство снисходительно и лояльно относилось ко всем его косякам и залетам. Но сам Алексей, надо отдать должное, не пытался показать, что он чем-то лучше других, что у него есть свои привилегии и какой-то особый статус. Но сути дела это особо не меняло.

– Слушай, тут по твою душу новый свидетель сейчас должен прийти, – продолжил Гаевский, – я за кофейком сгоняю, пока ты его мучить будешь? Тебе захватить? Вижу, вчера бухали.

– Двойной тащи, – кофе показался Бригову отличной идеей, – потом рассчитаемся.

Как только Гаевский хлопнул за собой дверью, Петр откинулся в кресле и глубоко выдохнул.

Раздражал его этот блондинистый голубоглазый мажор. Но при этом Бригов, как и многие другие, предпочитал держать свое мнение при себе и не идти на открытую конфронтацию. Никто не хотел осложнять себе жизнь. Все ограничивалось негласным бойкотом. Гаевского не звали на общие праздники, ему не мешали, но и особо не помогали.

– Терпеть ненавижу! – Бригов от злости чуть не сплюнул на пол.

А вот не будет он потом отдавать деньги за кофе! Да! Вот такая маленькая месть. И пусть потом Гаевский только заикнется про деньги – сразу же будет обвинен в мелочности. Конечно, обвинение это будет картинным, якобы шуточным и невинным, но с вполне понятным подтекстом. А в таком месте, как прокуратура, за репутацией нужно следить. Иначе сожрут, несмотря на все связи.

Бригов расплылся в довольной улыбке.

Но предвкушение будущего триумфа было прервано стуком в дверь.

– Да, – рявкнул следователь, придавая себе как можно более серьезный вид.

На пороге стоял парень лет двадцати, похожий на самого Бригова, только без залысин и в очках. Такой же плотный, невысокий, с азиатскими чертами лица. В руках визитер робко мял вязаную шапку.

– Эмм…Здравствуйте, – начал очкарик, – эмм…Мне сказали прийти …Прийти к вам, дать показания.

– Самсонов, я так понимаю, – Бригов порылся в бумагах на столе, – Виктор Алексеевич?

– Да, эмм…Это я.

Бригов кивнул на стул напротив своего рабочего стола.

– Присаживайтесь, побеседуем.

Самсонов послушно сел на указанный стул, при этом чуть его не опрокинув. Парень явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Работаете, учитесь? – следователь начал без раскачки.

– Я? – переспросил Виктор. – Эмм…Учусь, в авиационном, на прикладной механике.

Следователь тут же начал записывать, про себя матеря нерешительного потерпевшего и его дурацкие причмокивания при разговоре.

Самсонов, словно извиняясь за свою заторможенность, придвинулся поближе к столу, демонстрируя свою готовность отвечать на любые вопросы.

И вопросы полились рекой – кто, что, когда, зачем, во сколько, почему, где?

Если поначалу Виктор отвечал вяло и задумывался над каждым ответом, то на исходе часа он уже сам начал выдвигать собственные версии произошедшего.

– А я сразу понял, что не Гилис, – говорил уже разгоряченный Самсонов, – эмм, понимаете, сразу. Нет, он был очень похож на Гилиса, но не он. Я еще обратил внимание, что у него акцент то появлялся, то пропадал. Я смотрел несколько видео на YouTube с Гилисом, так он совсем по-другому говорил.

– Да? А почему же вы тогда сразу не подняли шум? – не отрываясь от записи, спросил Бригов.

Парень только пожал плечами.

– Эмм…Даже не знаю. Я подумал, может, это я просто ошибся. Ведь если бы я ошибался, то я бы при всех попал в глупую ситуацию. Вы же понимаете?

– Понимаю. Я вас услышал, – Бригов отложил в сторону ручку и достал из ящика стопку фотографий, – а как вы объясните это?

Самсонов снова пожал плечами.

– Да как-то само собой получилось. Эмм…Когда все началось, я просто стал фотографировать.

Фотографии действительно получились «сочными» – клубы дыма, огненные вспышки, мечущиеся в панике люди. Кто-то пытается спрятаться, кто-то истошно орет, кто-то носится в поисках выхода. Каждая фотография – словно кадр из фильма-катастрофы. Если бы Бригов не знал, то он бы подумал, что это постановочные фото.

– Неплохо получилось, – отдал должное следователь, хотя его и нельзя было назвать ценителем фотоискусства.

– Да-да, я сам удивился, – тут же встрепенулся Виктор, – мне потом несколько журналов предлагали купить фотографии.

– Угу, – без энтузиазма ответил Бригов, начиная новый лист.

Следователь задал пострадавшему еще несколько вопросов, но уже больше для проформы. Показания потерпевших практически повторяли друг друга, расхождения были только в деталях. Все были уверены в том, что какой-то псих решил устроить на заброшенной фабрике филиал крематория в лучших традициях фашистских концлагерей. Хотя потом спецы установили, что угрозы чьим-то жизням, по большому счету, не было. То ли пироман что-то не рассчитал, то ли он просто хотел поиздеваться и как следует напугать. Что же касается самого Екабса Гилиса, то быстро выяснилось, что он за последние три месяца никуда дальше Даугавпилса, второго по величине города Латвии, не выезжал.

– Ладно, вы свободны, – наконец-то сказал Бригов, аккуратно укладывая исписанные листы в папку, – возможно, мы еще раз вас вызовем, если появятся вопросы.

– Я тут вспомнил, эмм, – задумчиво проговорил Самсонов, – мне показалось, когда мы все вместе шли после встречи у метро, этот кивнул девушке какой-то, а она ему улыбнулась.

Теперь уже встрепенулся Бригов.

– Улыбнулась? Что за девушка? Описать сможете?

– Может, я и ошибся, может, мне просто показалось. Описать? Высокая, очень красивая, блондинка.

– Точнее. Узнать сможете при встрече? – Бригов приготовился снова записывать.

– Не знаю, – поправив в очередной раз очки, ответил начинающий фотограф, – такое ощущение, что я ее где-то раньше видел.

– Зашибись, – расстроенный Бригов кинул ручку на стол,– ладно, вспомните что-то, звоните.

Следователь протянул свою визитную карточку.

– А вы его точно поймаете? – уже стоя в дверях, спросил Самсонов.

– Обязательно, – с еле уловимым сарказмом ответил следователь.

После ухода потерпевшего Бригов еще несколько минут задумчиво просидел в кресле, после чего подошел к окну, заложил руки за спину и начал мерно раскачиваться на пятках.

Вид за окном не впечатлял. Обычный казенный двор, огороженный высоким кирпичным забором и заставленный служебными и личными автомобилями. Слякотно, но солнечно.

Бригов погрузился в размышления. В принципе, задача решалась «элементарно» – найти в огромном мегаполисе кого-то похожего на какого-то фотографа. Бригов усмехнулся. Все это было бы смешно, если бы не было суровой правдой жизни.

Больше всего в этой ситуации майора напрягало то, что, по всей видимости, это было дело рук Сальери. Того самого Сальери, злобного пасынка современного искусства.

– Сергеич, я кофе принес! – неожиданно раздалось почти над самым ухом Бригова.

Следователь чуть не подпрыгнул от неожиданности, а сердце резко попросилось в пятки, прихватив с собой за компанию и другие органы.

Бригов медленно, чтобы не показать своего испуга, повернулся. Перед ним стоял улыбающийся Гаевский с двумя стаканчиками еще дымящегося кофе в руках.

Долго же он шлялся!

Следователь ощутил жгучее желание съездить по этой самодовольной физиономии, но вместо этого просто взял протянутый ему стакан.

Долбаный Гаевский! Долбаный Сальери! Долбаные все!

Занавески, бл@ть, синие!

Что же такое промзона? Всезнающая Википедия услужливо сообщит, что под промзонами понимаются районы, в которых располагаются промышленные объекты, а также объекты инженерной и транспортной инфраструктур.

Скучное какое-то определение.

Википедию пишут обычные люди, и далеко не все из них отличаются богатой фантазией.

Я бы написал по-другому. Вот так, например.

Промзона – индустриальный оазис, жизнь в котором упорядочена пугающей бездушностью. Тут вряд ли вы сможете вдохнуть полной грудью или насладиться пением птиц. Если на пути и встретится какое-то деревце, то его рахитичное «тельце», окутанное клубами пыли и дыма, точно не заставит душу трепетать в поэтическом экстазе…

Или так.

За серыми высокими заборами развалилась туша огромного механического дракона, тяжелое дыхание которого сотрясает окрестности. Ноздри этого исполинского чудовища методично вздымаются, выбрасывая за раз тонны пепла. Изо дня в день сотни, а то и тысячи рабов вынуждены прислуживать дракону, выполняя все его прихоти. Он требует подношений, ему нужен металл, дерево, камень, тепло, свет, вода, живые души. И вряд ли он когда-нибудь насытится…

Или даже так.

Строение «Промзона». Является улучшенной версией строения «Кузница». Характеристики: +50 к мастерству, + 30 к умениям, + 30 к грохоту, + 30 к смогу, – 500 к экологии.

Но вы никогда не найдете в Википедии статью, которая бы начиналась подобными словами. Я просто не буду ее писать. У меня на то есть уважительная причина – мне лень.

Раньше промзоны располагались преимущественно на окраинах. Тишь да благодать, и вроде никто никому не мешает. Но города имеют обыкновение разрастаться, аннексируя у окружающего мира все новые и новые территории. И то, что раньше было всего лишь промышленным предместьем, оказывается чуть ли не центром города.

Некоторые промзоны сумели сохранить свое назначение, но в большинстве случаев, под давлением новых условий, с ними происходят любопытные метаморфозы. Там, где еще не так давно гремели станки и сновали рабочие, появляются супермаркеты, офисы, склады, ночные клубы, жилые дома. Вариантов тут множество. А вот отдельные промзоны даже рискуют стать арт-объектами.

Вот интересно, а откуда у творческой публики такая тяга к заброшенным заводам, фабрикам и прочим кочегаркам? Что они видят в таких арт-платформах – единство и борьбу противоположностей, перерождение искусства, новый виток? ХЗ.

Центр современного искусства «Пенопласт» когда-то был небольшим заводом по производству измерительного оборудования при каком-то НИИ. В конце девяностых институт был расформирован, а оборудование вывезено в неизвестном направлении. Само здание постепенно заполнялось мусором, затхлостью и бомжами. Окрестная молодежь облюбовала эти гостеприимные стены для романтических встреч, посиделок с бренчанием на гитарах и совместного пожирания дешевого пойла. Коммерсы, ввиду полной запущенности завода и его плачевного состояния, не спешили тянуть свои загребущие ручонки к, казалось бы, лакомому кусочку столичной недвижимости. И в один прекрасный день тут объявились разномастные художники. Они всегда заводятся в подобных местах. Проверено.

Можно как угодно относиться к этим урук-хаям от искусства, но за дело они взялись с комсомольским остервенением. Всего-то за пару недель рисующая братия навела то, что можно было бы с некоторой натяжкой назвать порядком. В этом плане у них был свой взгляд. Избирательность, избирательность и еще раз избирательность – именно этим принципом руководствовались новые хозяева. Кусок изрядно покрошенного железобетона мог остаться на самом видном месте, словно это какая-то античная скульптура невообразимой ценности, а вот вполне добротный стол, который мог бы еще служить и служить, отправлялся на свалку. А еще главари этого караван-сарая, приюта для якобы талантливых, но не до конца понятых, смогли вытребовать у местной управы статус о какой-то там культурной значимости. В общем, в датском королевстве скука не наблюдалась.

…Выставка уже полчаса как официально открылась, но столпотворения не было. У местных аборигенов и им сочувствующих пунктуальность явно считалась если не грехопадением, то уж точно моветоном. И меня такая обстановка категорически не устраивала. Мне нужна была толпа, мне нужен был людской поток, в котором можно было бы раствориться, словно кусок рафинада в чашке горячего чая. А то хожу тут, торгую хлебалом по демпинговым ценам. Успокаивало лишь то, что в большинстве своем собравшиеся были заняты только самими собой.

Придется обождать, не особо мозоля глаза окружающим. Тем более что цель своего визита я уже давно заметил. Да и сложно было бы не заметить этого напыщенного дятла. Вон он – в узких джинсах и в бабском шейном платке стоит в компании нескольких девочек-хипстеров.

Знакомьтесь! Тоша Бордо собственной персоной. Он же, насколько мне известно, Анатолий Бойко, большой любитель порассуждать на тему, что современное общество, в силу своей ограниченности, не способно оценить всю многогранность его таланта.