Цитаты из книг автора «Евгений Черносвитов»

Общение, как единственный способ реализации «общественных отношений», есть та область, где «социальное» переходит в «личностное». Причем так, что, «чем интимнее, тем публичнее», и, «чем публичнее, тем интимнее». В наше время это, ранее скрытое качество, вышло наружу в буквальном и конкретном смыслах! Появилась даже субкультура. И, не только на «порно сайтах» и в фильмах, типа «50 оттенков серого». Мало, кого сейчас удивишь, раздевшись догола и вывесив свои фото обнаженным. Нужно, чтобы при этом, крупным планом были бы видны половые органы! Эта субкультура, захватывающая все больше и больше сфер общественной жизни, называется «мет-арт». «Социальное» в «личностном» или, в «субъективной реальности», обнаруживается всегда с атрибутами – «мое» или «твое». А, также, с альтруистическим «его». На неразрывную связь общественных отношений и общения указывали К. Маркс и Ф. Энгельс, считавшие, что только благодаря общению всегда воссоздавались и воссоздаются исторически существующие общественные отношения. (См. там же, стр. 432).

Социальные качества, определяющие природу личности, – это общественные отношения. Способом реализации которых, является общение. Ведь, именно в сфере общения, личность познает себя как «Я». Субъектом и индивидуальностью, даже, «прячась» за маской. «Посмертная маска» – последнее «лицо» личности! Если же речь идет о «двойнике» («другом», «ином», «постороннем»), то общая психология, и, главное, Общая психопатология, обогащаются феноменом «Ты». Именно «Ты», а, не «alter ego». Ибо, только через «ты» возможно здоровее «Мы». С «alter ego» «Мы» всегда суть Общая психопатология! От «Фауста», до «Мастера». Но только, как другое «Я». Взаимоотношения «Я» и «Ты». Так, «Призрак» принца Гамлета есть его «тень» или «двойник», его галлюцинация или «alter ego». Все, что угодно, но, только не «Ты». В метаморфозах «Я» и «Ты», раскрывается диалектика «внешнего» и «внутреннего», «Социального» и «Общего психопатологического» феноменов.

Рассмотрение сознания в личностном аспекте является, прежде всего, исследованием его в психологической, то есть, в интроспективной плоскости. Как самонаблюдение. При этом необходимо постоянно иметь в виду, что личность в своей индивидуальности есть общественное явление. Опыты изучения общей психопатологии криминальных толп и отдельных пенитенциарных субъектов (см. ниже), приводят к выводу, что «психологическое» в сознании есть превращенное (порой, извращенное) «социальное».

Сознание, будучи особым объектом познания, обнаруживает в процессе его исследования различные характеристики. Эти характеристики относятся к областям общей психологии и к феноменам Общей психопатологии. Однако, в каком бы аспекте ни рассматривалось сознание, этому рассмотрению предпосылается понимание сознания, как свойства личности. Рассмотрение сознания как свойства личности, само по себе представляет проблему, решение которой не может не отразиться на исследовании сознания в других аспектах. Результаты наших исследований, так или иначе, в конечном итоге интерпретированы в личностном аспекте. Но, это не нужно понимать «поверхностно», что, только личность имеет сознание! При различных мутациях – дебильности, эмоциональной тупости, человек не суть личность. Но, тем не менее, он обладает сознанием. Чтобы ответить на этот вопрос по существу, вспомним, что личность есть то, что за маской (per sonat). «Личность всегда „прячется“ от социума» – утверждал Анри Сен-Симон, вслед за Теофрастом. И, все же, личностный аспект сознания – реальность. Это – самое точное определение понятия «субъективная реальность». Субъектом данной реальности, является личность, как «Я» общей психологии и Общей психопатологии. Субъективная реальность «развертывается» в акте познания себя, как собственной личности. Самопознание, тяга к нему – верные маркеры личности.

не обнаруживает нарушений познавательной деятельности, за исключением одного пункта, а именно: представления о любимом человеке, который обвиняется в измене без оснований, но с бредовой непоколебимой уверенностью. Способность правильного отражения, здесь нарушается патологическим аффективным отношением». (В. М. Мясищев. «Сознание». М., 1967, стр. 46). Точно такую же точку зрения ранее высказал и Ясперс, несмотря на свой небольшой клинический опыт. (См. К. Ясперс. Доклад: «Мания ревности. Развитие личности или процесс?»). Нам остается удивляться, как будто, ни начинающий психиатр, ни опытный психиатр-клиницист, не читали ни «Отелло», ни «Бал-маскарада»!

феномен, не исчезает. Именно этот факт послужил основанием для тонкого замечания французского психиатра Леона Дюга, что, даже при деперсонализации (термин ввел он), наблюдается «не потеря чувства Я, а чувство потери Я». «Чувство Я» есть формальное тождество индивида с самим собой. Первый акт аутоидентификации. Мы рождаемся с «чувство Я», и это – последнее, что мы теряем, умирая. Агония – это мучительное расставание с «чувством Я». При «психическом отчуждении» (аутизме Е. Блейлера), возможно переживание сразу двух «чувств Я», с различным содержанием. Но, это уже психопатологический триггер. Другими словами, синдром Кандинского-Клерамбо. Но, «удвоенное» «чувство Я», остается. Ибо, это феномен «равенства человека с самим с собой в сфере чистого мышления» (См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.2, стр. 42). Самосознание в общей психологии и психопатологии, есть, прежде всего, знание о себе. И, совсем не важно, насколько это, «истинное знание» или бредовая идея! Черная кошка в черной комнате в состоянии non-ens, кошка Эрвина Шредингера, или улыбка чеширского кота? Сознание это всегда некое представление о себе. Даже, под пытками инквизиторов, женщины Западной Европы в Средние Века, чувствовали себя ведьмами! И, утверждали, что бы в половой связи с дьяволом и говорили, что сперма дьявола – холодная! (См. Я. Шпренгер, Г. Инститорис. «Молот Ведьм»). Сознание начинается с представления о «Я» и, о «не – Я». Разделение реальности на «внешний мир» и «внутренний мир», как показала «строгая наука» Гуссерля, несостоятельно. Тем не менее, за пределами Общей психопатологии, мы вправе говорить о субъективной и объективной реальностях. Гегель пишет: «Это, последнее, отличается от других родов сознания не тем, что только в нем одном, объект доходит до меня посредством чувств, но скорее тем, что на стадии этого сознания объект, – будь он внешний или внутренний, не имеет еще никакого другого мысленного определения, кроме того, чтобы, во-первых, вообще быть, а, во-вторых, по отношению ко мне, быть некоторым „самостоятельным другим“» (Гегель. Соч., т.3. М., 1956, стр. 208—209). В. М. Мясищев приводит следующий пример: «При бреде ревности человек

«чувстве Я» отражены также и наши психические параметры. (См. соответствующий раздел книги о пространственно-временных параметрах «предмета» сознания). Здесь мы имеем в виду такие свойства личности, как тип, характер, преморбид, вместе с patos et nosos et cetera, et cetera. Открытым остается вопрос, об имманентной и перманентной связи аффекта, мотива, воли с «чувство Я». Например, есть ли воля в коме? Каковы роль феномены характерологии в сопоре? Может ли «чувство Я» быть агглютинированным (то есть, «уничтоженным» аффектом и мотивом?) Это далеко не праздные вопросы! Так, судебно-психиатрическое определение дееспособности и вменяемости человека, совершившего девиантный и делинквентый поступок, прямо зависит от ответов на эти вопросы. И в свою очередь, может ли «чувство Я» агглютинировать волю, аффект, мотив? Как показывается история данной проблемы, первый и второй, вопросы, скорее имеют положительные ответы. Так, Юм писал: «Когда я самым интимнийшим образом вникаю в нечто именуемое мной своим Я, я всегда наталкиваюсь на то или иное различное восприятие: тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, страдания или наслаждения. Я никак не могу уловить свое „Я“, как нечто существующее помимо восприятий и никак не могу подметить ничего, кроме какого-либо восприятия» (Д. Юм. Цит., произв., т.1, стр. 366). Действительно, рефлексируя, мы всегда обнаруживаем эмоцию, желание, мотив или потребность. Причем, всегда конкретные, как ощущение тепла, холода, голода, жажды и т. д. То есть, всегда конкретное и всегда различное содержание восприятия самого себя, вместо «чувства Я». Однако, вопреки мнению Юма, тождество субъекта с самим собой (и у Гамлетов, и у Фаустов) это не только психологический, психопатологический, но и гносеологический факт. Это – основополагающий феномен Общей психопатологии. При тотальной деперсонализации (синдроме Кандинского-Клерамбо), когда больной переживает чувство полной потери «Я» («Я» во власти кого-то иного!) «чувство Я», как

«Чувство Я» является неотъемлемым базисом и генетически наиболее ранней формой не только самосознания, то есть, знания «себя», но и сознания, как знания «иного» («не-Я»). Сразу подчеркнем, что знание «себя» и знание «о себе», как правило, мало имеют общего. Это подтверждается фактами фило-онтогенетического развития, а также данными частной психологии и психопатологии. Например, при сопоре и коме в первой стадии, «чувство Я» выступает, как непосредственное, неустранимое и интуитивно данная реальность. Включая, тем самым, частные психологические и психопатологические феномены в Общую психопатологию. В онтогенезе, согласно И. М. Сеченову, самосознание развивается из самоощущения. К явлениям самоощущения, Сеченов относит «темные» ощущения, которые сопровождают жизненные процессы организма. А, также, «мышечное чувство», возникающее от движения функционирующих органов – глаз, органов речи, внутренних органов и т. д. (См. И. М. Сеченов. «Элементы мысли». Избр., философские и психологические произв., гл.8 М., 1947). Гегель же, скорее относит «чувство Я» к «смутному брожению духа».

сознания, в идеалистической философии, мы находим у Иоганна Готлиба Фихте: «Всмотримся, прежде всего, в наблюдаемое нами «Я»: что же такое это обращение «Я» на самого себя? К какому классу видоизменений сознания оно должно быть отнесено? Оно не есть постижение в понятиях (Begreifen): оно становится таковым впервые через противоположение некоторого «не-Я», и через определение «Я» в этой противоположности. Следовательно, оно есть только созерцание. – Поэтому оно и не есть сознание и отнюдь не самосознание, и только потому, что через один только этот акт, не возникает никакого сознания» (И. Г. Фихте. Избр., соч., т.1. М., 1916, стр. 448—449). Это высказывание Фихте, если отбросить его солипсическую интерпретацию, представляет собой, всего лишь констатацию реального феномена, включенного, как в структуру сознания, так и в общую психопатологию. Нужно, действительно, сойти с ума, чтобы отрицать в своем «Я» «Я»! Такое бывает при синдроме деперсонализации в разного характера приступах шизофрении, кроме той, которой страдали Кандинский, Клерамбо и лорд Байрон! Итак, когда сознание фокусировано на «внешнем» (например, состояние увлеченного работой часовщика на деталях часов), тогда необходимо выделить во «внешнем объекте», которые для «Я» (субъекта) суть непрерывно изменяющихся ощущений, чувств и побуждений, нечто «общее», устойчивое, как для осознания «внешнего» («не-Я»), «иного», так и для осознания своего «Я». То есть, того, что придает каждому сознательному акту, его «личностную достоверность». Сознание «моего»: «моя мысль», «мое переживание», «мое желание» и т. д. Если все это – феномены общей психопатологии, присутствующие в каждом сознательном акте, ими «овладевает» чувство «Я». Но, не моего «Я», а, «Я – другого». «Вытеснить» эти психопатологические феномены в «бессознательное», признать их «иррациональными», неосознанными побуждениями, «внушенными», «сделанными», «чуждыми» (как при синдроме Кандинского-Клерамбо), не решает проблемы их генезиса. И, не отвечает на вопрос о соотношении сознания и самосознания в Общей психопатологии.

Самосознание в акте рефлексии есть результат (это понял еще Декарт: cogito ergo sum) познания себя, которое осуществляется теми же способами, что и познание «внешнего мира». Самопознание, которое Декарт назвал «Le meditation», проходит через все этапы познания. От ощущения – «чувства Я», через представление «Я», до понятия, или концепции «Я». В этом процессе познания, «Я» есть и субъект, и объект, одновременно. Поэтому, на уровне самосознания, общая психопатология не различает феноменов субъективной и объективной реальности. А, также, сна и бодрствования. До сих пор остается открытым вопрос, поставленный Хайдеггером, есть ли в коме «психическая жизнь»?