Игорь Вячеславович Шуплов

Полковник в/с, организатор, строитель и начальник эндоскопического отделения госпиталя. В одной из серий «Доктор Хаус», врач, оказавшийся один на полярной станции, получил черепно-мозговую травму. По разным причинам, санавиация к нему не прилетела (детали я плохо помню). У него гематома сдавливает мозг. Это смерть. В лучшем случаен, паралич. Понимая это, он, обыкновенной дрелью просверливает себе череп и таким образом выпускает скопившуюся под мозговыми оболочками кровь. Спасает себя, возвращаясь к нормальной жизни. Круто? В отделе идентификации личности Российского Центра судебной медицины хранится череп, которому миллион лет до нашей эры плюс тридцать годиков еще. Заведующий отделом, профессор Виктор Николаевич Звягин позволил мне подержать в руках этот череп. Так вот, череп просверлен каменным сверлом. По причине освобождения от гематомы. Она возникла «от удара тупым, твердым предметом по голове», как говорят судмедэксперты. Череп просверлил «предок американца», себе сам.

Почему я здесь, собравшись писать об Игоре Вячеславовиче, это вспомнил? Не случайно, для сравнения. Дело в том, что начальник эндоскопического отделения мог войти в свой череп без всякого нарушения его целостности. Через естественное в черепе отверстие. Я забыл, сколько отверстий у нас в черепе. А. ведь знал, ибо не сдал бы иначе экзамен по анатомии (мне попалась височная косточка), строгому, и всеми любимому, декану моего лечебного факультета ХГМИ.

Игорь Вячеславович Шуплов – левша. Отсюда его фантастическая способность изобретать зонды, эндоскопы с помощью которых, можно было попасть в любую полость живого человека, не причиняя ему не то, что боли, но и неудобства. Могу ошибиться, если попытаюсь сравнивать эндоскопы последнего десятилетия (не только в клиниках СССР, но и ведущих медицинских учреждений Европы, Японии, США и Канады о которых я знал не понаслышке). Скажу просто: эндоскопы у И. В. Шуплова могли все: не только брать ткани, не повреждая органов, на исследование. Но и (sic!), фотографировать полости органов и даже снимать их на видео. И все это дело рук «левши» – эндоскописта ЦГ МВД СССР И. В. Шуплова. Расскажу здесь только про один случай, который я наблюдал от начала до конца. Позволю себе некоторую подробность, ибо речь идет о моем друге, Владимире Николаевиче Прокудине (выше я уже о нем писал).

Было это в воскресенье. Володя постучал в нашу дверь. Войдя в квартиру, он без слов протянул Марине фаянсовую сахарницу и маленький бюстик Ленина каслинского литья – у Володи была богатая коллекция каслинского завода. «В честь какого праздника эти подарки?» – Спросила Марина. «Я умираю. На память. Коронка зуба в тонкой ветви бронхиального дерева».

История такова. Утром Володя начал чистить зубы и отломил коронку одного зуба. Не успев ее выплюнуть, вдохнул. Вызвали СП. Отвезли в дежурную городскую больницу. Там сказал, что нужна операция. Лена (Елена Николаевна Прокудина-Канторович, читай выше) работала зав. лабораторией в институте им. Гамалеи, и была прикреплена к медсанчасти 4го (Кремлевского) Управления. Там, осмотрели Володю и сказали, что нужна торакотомия. «У меня сердце не выдержит. Я умру во время операции, или до нее».

Не помню, сколько прошло времени – Марина всегда опережала меня в таких трудных ситуациях, находив единственно верное решение. Не случайно ею восхищались все наши знакомые, а великий сын великого человека хотел сделать ее наследницей. Это я о Святославе Николаевиче Рерихе, с которым мы познакомились у актрисы Наталии Величко. Как-нибудь напишу о Наташе Величко и Святославе Николаевиче Рерихе, наших с Мариной друзьях, отдельную статью. Нужно торопиться, пока жив Валера Скурлатов – он еще старше меня – познакомивший нас с Наташей. Он тоже был влюблен в Марину. «Ты рассказывал, что в госпитале великолепное эндоскопическое отделение, возглавляемое Левшой. Позвони ему».

Повторяю, было воскресенье. Это был мой первый и единственный звонок домой Игорю Вячеславовичу Шуплову.

Игорь отдыхал. Хорошо, что дома. О том, как «отдыхал» Игорь, умолчу. Здесь скажу только, что в госпитале его звали, и не только за глаза, но и в глаза «зеленый змий». Кстати, Игорь около 2-х метров роста, совершенно правильного (пропорционального, по Дюреру) телосложения – худой, жилистый и тощий. Игорь никогда не обижался на прозвище. И я считаю, что он стопроцентный Лесковский левша. Что подтвердила Тамара Амплиевна Доброхотова, написавшая о левшах две книги и разработавшая основы законодательствах о «левшах», принятого сначала в СССР, а потом и в ряде развитых стран. «Мой друг – Игорь, умирает…» – Крикнул я в трубку. «Ладно, вези. Я буду». Игорь даже не спросил, в чем дело?

Избавлю читателей от всех подробностей, как Игорь Вячеславович Шуплов, одним движением длиннющей руки, закинул Володе эндоскоп с пинцетом собственной конструкции, в тонюсенький бронх и вытащил золотую фиксу. Вся процедура (не операция, а процедура!) длилась ровно четыре минуты две секунды – я засекал время. Шуплов озорничал: часто, давал медсестрам секундомер во время процедуры, заставляя их фиксировать время по секундам, за которое он управлялся, и писал его в историю болезни. Много у Игоря было чудачеств, «типичных, как у левшей» – сказала потом Тамара Амплиевна, когда я их познакомил. У обоих гениальных врачей – психиатра-нейрохирурга и эндоскописта ЦГ МВД СССР, был взаимный друг к другу интерес. У И. В. Шуплова – к инструментам, каким пользовались нейрохирурги, и при диагностике очаговых поражений мозга, и при операциях. А у Т. А. Доброхотовой – к «левше» -коллеге, ежедневно доказывающего, что леворукий человек отнюдь, не всегда sinister. Чаще он просто гений.

Дружба наша с Игорем длилась не долго. Вскоре я на него сильно обиделся и перестал с ним здороваться.

(Продолжение следует).

 
Не смущаю, не пою
Женскою отравою.
Руку верную даю —
Пишущую, правую.
 
 
Той, которою крещу
На ночь – ненаглядную
Той, которою пишу
То, что Богом задано.
 
 
Левая – она дерзка,
Льстивая, лукавая.
Вот тебе моя рука —
Праведная, правая!
 

Марина Цветаева, 1918 г.

P.S. Вывешиваю книги-подарки с автографами, только те, какие считаю нужно читать современному культурному человеку. Всего у меня свыше трех сотен книг-подарков с автографами авторов. Надеюсь, что успею издать в одной, хотя бы брошюре, все автографы и визитки.

У меня есть все книги Тамары Амплиевны Доброхотовой. Здесь только первая (познакомившая нас благодаря рецензии, данной мной на эту книгу), и последняя, подаренная мне и Кате.

Светлана Ивановна Лаврова

Заместитель начальника диспансерного отделения госпиталя, не аттестована.

Возможно, Светлана Ивановна Лаврова самая загадочная личность в моей биографии. Да, именно в биографии, никак иначе. Я с ней познакомился сразу, как только начал работать в госпитале и ни с кем я так часто и постоянно не общался в госпитале и вне его, как со Светланой. Сразу скажу, что мы со Светой никогда не были вне разных служебных помещений. Она была со мной постоянно и везде, где я бывал по делам. И, прежде всего, науки Медицинские институты, кафедры психиатрии, ИСИ АН СССР, Институт судебной психиатрии им. Сербского, Институт философии, оба института психологии, философское общество, редакции журналов Философские науки, Вопросы философии, Журнал невропатологии и психиатрии им. Корсакова, философская редакция издательства Наука и т. д. Вот только в Ленинграде Света меня не сопровождала.

В госпитале Светлана Ивановна была третьим, а, может быть и вторым человеком в «мозговом центре» – диспансерном отделении – империи А. С. Голубенко. Как это произошло, что Света всегда, в трудные и судьбоносные моменты моей трудовой и научной жизни, оказывалась рядом, я не знаю. При этом, находясь – это стиль ее поведения не только со мной, а, пожалуй, со всеми, «в тени». Мой научный руководитель по кандидатской медицинской диссертации, профессор Валентин Федорович Матвеев, когда я однажды вошел в его кабинет на кафедре психиатрии (в 14 ПБ больнице Москвы) один, удивился: «А где Ваша тень, Евгений Васильевич?». Не так часто я приезжал к нему на кафедру, пока не начал там подрабатывать ассистентом, но всегда в сопровождении Светланы Ивановны. А, вот мои встречи с профессором Анатолием Алексеевичем Зворыкиным (обе моих докторских диссертаций связаны с его именем – подробно в «рукописи»), где бы они ни происходили – в институте (ИСИ, отдел личности), в квартире Анатолия Алексеевича или у него на даче – со мной всегда была Светлана Ивановна. Конечно, она присутствовала, когда офицеры и солдаты КГБ, одетые в форму военной морской авиации, полностью конфисковали пятитысячный тираж моей, со Зворыкиным, книги: «Типология личности и особенности характера человека». Света была рядом со мной на чествовании А. А. Зворыкина (80 лет) в Доме Науки на ул. Горького. Выступления – мое и моего друга, и соратника, генерал-майора в./с, профессора Юрия Алексеевича Алферова были запланированы (чуть было не написал – запрограммированы). Когда ведущая объявила выступление «врача ЦГ МВД СССР, Светланы Ивановны Лавровой», это было для нас с Юрой, неожиданностью. Программу торжества составляли мы с ним. Света же, встала, как всегда, спокойная, вышла на трибуну и произнесла блестящую, чисто по-женски, теплую речь, юбиляру в честь. Кто ее вписал в список выступающих осталось загадкой. Анатолий Алексеевич божился, что не он, и что для него это было «приятной неожиданностью».

Повторяю, мы со Светой не выпили ни одного стакана даже чая, не съели ни одного пирожка. С банкета юбилея Зворыкина Света исчезла сразу после торжественной части. Так было и на всех торжествах, где бы они ни проходил, и где бы Светлана Ивановна ни оказывалась со мной рядом, на банкетах она не присутствовала.

О Светлане Ивановне Лавровой в госпитале ходили разные, но всегда очень осторожные, слухи. Я никогда на этот счет Свету не спрашивал, да мне и не было это интересно. Говорили, то она – «женщина Голубенко» и он привез ее и медсестру Лиду (легендарную старшую медсестру нашего госпитале в Кабуле, а потом моей психотерапевтической службы), с собой из Узбекистана. Но, что дочь Светы – дочь Голубенко – слышал один только раз, не помню от кого. Лида была одинокой.

Мы начали дружить со Светланой Ивановной после похорон Анатолия Дубровина, убитого в Кабуле (читай выше). Она была «главной» на этих похоронах. Распоряжалась всем она. Все прошло чрезвычайно торжественно слажено в атмосфере истинного траура. Я не знаю, была ли у Анатолия Дмитриевича жена… У гроба помню только Светлану Ивановну и сестру Анатолия, Наталию Дмитриевну. В зале, где проходило прощание с Дубровиным (клуб Ворошиловского района, рядом с метром «Октябрьское поле»), народу было не много. Не всех желающих проститься, пускали во внутрь, так как зал был небольшой. Видимо, велась съемка, так как Светлана Ивановна кивком головы, показывала, что процессия должна проходить мимо цинкового гроба, с множеством венков и живых цветов, вновь и вновь. Что мы и делали. Гроб был закрыт.

 
Сердце ноет, на душе гнет.
А, кто-то шепчет: «И так сойдет».
Возьму, как я плеть —
Мало, что слово мое звенит, как медь.
Сечет врагов моя беспощадно плеть,
А, меня сечет времени плеть:
Увидеть, успеть, суметь.
 

(Продолжение следует).

На картинке наша со Зворыкиным суперсекретная «Методика определения типологии личности и особенностей характера человека». Напечатано всего ТРИ ЭКЗЕМПЛЯРА в типографии Лесного ИТУ: один – для министра МВД СССР Н. А. Щелокова, второй – для профессора А. А. Зворыкина, третий для меня, врача-психиатра, Е. В. Череносвитова. Ю. А. Алферову не разрешили напечатать экземпляр для себя.