Глава 6

– Сколько здесь? – я достал из платяного шкафа чёрную спортивную сумку, потянул за молнию и нервно сглотнул. Сумка до верха была забита пачками денег.

– Сложно сказать, – в задумчивости протянул Рутенберг. – Я закрутился, хотел на выходных разобрать ее, но не успел…

– Это ж сколько же сейчас обучение стоит? – присвистнул Олег.

– Да как-то, знаете ли, времени не было подходящего проверить, всё время что-то мешало. И, видимо, не зря я отложил эту сумку до лучших времен, видите, пригодилось. К тому же меня уверяли, что я буду прекрасно удивлён.

– Ну что, Максим, давай пересчитывай, нужно убедиться, что на своё койко-место ты заработал, благодаря сыночку местного чиновника. Ты же этого так хотел, – от слов Олега меня бросило в жар, а ладони стали мокрыми.

Я на автомате смотрел на деньги и тер ногтями выступившую влагу с кожи.

– Вот давай не будем делать из меня сейчас корыстного и мелочного человека, – возмутился я, всё никак не решаясь прикоснуться к пачкам денег.

На мгновение перехватив контроль над моими нерешительными руками, Олег со вздохом перевернул расстегнутую сумку, и деньги оказались на полу и моих ногах, отчего я пошевелил пальцами ног, и пачки задрыгались на них, скатываясь одна за другой.

Я присел на корточки и стал перебирать как будто клонированные купюры, поднял одну из них и, как я делал иногда с книгами, попытался уловить запах, тот самый запах денег, о котором обязательно упоминает каждый средней руки ИПшник или бизнес-коуч.

– А они настоящие? – вопрос, конечно, был риторический, но не глупый. Кто этих профессоров знает, может, при жизни хобби у него было такое, по ночам деньги рисовать.

Считал я долго, с непривычки не раз сбивался, под стоны мужчин в моей голове.

Пока Олегу это не надоело, и он просто, как будто так и задумано, перехватил управление моими руками и, быстро пересчитав пачки, словно только этим и занимался в своей жизни, что считал деньги, закинул всё обратно в сумку.

– Восемь миллионов рублей, нехило так, профессор. Ну что, Макс, этого вполне хватит на квартиру, или на домик у моря. Закидывай сумку обратно в шкаф.

– Согласен, но только не здесь, – заупрямился я. – Где гарантия, что мы вернёмся сюда снова или кто-нибудь наведается без нас. Нужно найти более подходящее место: подвал или чердак, например.

– Нет, ну мужик, растешь на глазах, – восхищенно протянул Олег. – Лучше на чердак, сырости меньше.

Захлопнув дверь квартиры, я поднялся на два этажа вверх и зашел в незапертую дверь чердака. Пахнуло голубиным пометом, затхлым утеплителем и кошками.

– А можно я вас здесь подожду? – попытался робко высказать свое «фи» профессор, но поняв что выглядит глупо ушел глубоко в застенки сознания.

Побродив между балками, я поднял кусок утеплителя и, утрамбовав сумку между слоями стекловаты, аккуратно придавил верхним слоем.

Отряхнув зачесавшиеся руки, я оглядел тайник и, оставшись довольным поплелся к двери.

***

Софья Ивановна Рутенберг никогда не отказывала себе в удовольствии откушать вкусного чаю с шоколадными конфетами.

Заимев правило делать это в одно и тоже время, она, налив горячую заварку в фарфоровую чашечку и поиграв пальцами, решая, какую из конфет взять первой, невольно вздрогнула от дверного звонка.

Глубоко вздохнув, она прикрыла глаза, положив обе ладони на скатерть и разгладив невидимые складки, чуть склонила голову набок. Встала, пройдя, словно каравелла, в коридор к входной двери и открыв ее на цепочку, замерла на мгновение. Чтобы легким движением руки впустить незваного, но такого долгожданного гостя.

– Здравствуй, дорогая. Я не опоздал к чаю? – бодро произнес мужчина.

– Только если немного, – грудным голосом произнесла Софья, впуская бывшего мужа в квартиру.

Свернув из коридора сразу налево и оказавшись в столовой мужчина занял стул напротив чайной пары бывшей супруги.

Софья Ивановна бесшумно поставила перед ним еще одну фарфоровую чашку с блюдцем и, налив ароматный напиток, зашла за его спину и, размахнувшись скалкой, которую она прихватила с кухни, вырубила Леонида Яковлевича, аккуратно придержав голову мужчины, чтобы он не расплескал молочный улун на белоснежную скатерть.

***

Я пришёл в себя от жуткого скрипа скотча. Бывшая жена Рутенберга на совесть приматывала меня к креслу, кровожадно играя желваками и откусывая липкую ленту белоснежными зубами.

– Что вы делаете? – паника стала овладевать мной.

– Возьми себя в руки, тряпка! – прорычал Олег, пытаясь привести меня в чувство. – Это же всего лишь бабка!

– Я бы попросил, это все-таки моя бывшая баб… тьфу ты, жена! – возразил Рутенберг. – Парень, будь серьезнее, разбуди в себе зверя, покажи кто хозяин в этом доме! Не посрами…

– О, как мы заговорили. То есть теперь, Лёня, ты мне выкаешь? Мало того что ты испоганил всю мою жизнь, так ты решил перед смертью ещё и добить? – вплотную приблизилась Софья Ивановна.

– А вы говорили, что она адекватная, – задумчиво произнёс Олег.

– Всё так и есть! Но я не знаю, что за муха её укусила, – словил кислую мину Рутенберг. – Максим, спроси её. Только не выкай, не забывай, что в тебе она видит меня.

– Софья, дорогая… Почему перед смертью? – все-таки это меня волновало больше всего.

– Дорогая? Вот как ты заговорил. Настолько дорогая, что ты решил переписать завещание, лишить меня и нашего сына Гришу и этих несчастных крох? – развела руками в разные стороны женщина. – Да потому что, Лёня, зачем тебе жить после такого преступления? Ты должен гореть в аду! – расхохоталась Софья Николаевна.

– То есть как переписал? Я ничего не переписывал! – взвизгнул Рутенберг.

– Софья, ты что-то путаешь. Я точно знаю, что я этого не делал, – поспешил сообщить я в надежде на скорое освобождение.

– Спроси у нее откуда информация, – вовремя подсказал Олег.

– С чего ты это взяла? – выдавил я из себя, уж больно щекотливая была ситуация, уже второй раз меня привязывали к мебели и били. И если в первом случае это было хоть и не ожидаемо, но закономерно, то сейчас уже ни в какие ворота не лезет.

– Ты считаешь меня, выжившей из ума старухой? Твой друг, Игорь Юрьевич звонил сегодня с утра, – с торжеством ткнула она меня скалкой в грудь.

– Постарайся убедить её, что это всё неправда, хотя Игорь тот ещё жук. Как он мог, а где же его хваленая профессиональная этика? – возмутился Рутенберг.

– Да, Макс, давай покоряй своей харизмой женщину и пошли отсюда, главное мы выяснили, ты – это не ты вовсе, по крайней мере для неё. Только возле зеркала не стой, а то её удар хватит. И давай как-то поактивнее, что ли, нам нужно успеть перехватить того самого Игоря, пока тот на лыжи не встал, – ехидно произнес Олег.

– А ты помочь мне не хочешь? – прорычал я, пытаясь расшатать скотч на левой руке.

– Дорогой, помочь тебе? Ты решил на старости лет отписать всё этой швабре, без ума и фантазии! А теперь просишь у меня помощи? Это наглость. Я сейчас же звоню Игорю, пусть приезжает и всё переделывает. А ты побудешь здесь в ожидании своего дружочка.

– А вот это поворот, так, Макс сиди не рыпайся. У нас намечается очная ставка. Как я понимаю, Игорь Юрьевич в курсе, что Рутенберг склеил ласты, в отличие от этой мадам. А главное, как удобно, и ходить никуда не нужно, оно само сюда придет, – мысленно потер руки Олег в предвкушении встречи.

– Я согласен, – поспешно прокричал я, пока бывшая жена набирала номер телефона, – давай только устроим ему сюрприз. Не говори, что я здесь, просто пусть приедет сюда.

– Что-то ты вдруг воодушевился, думаешь, твой дружок тебя выручит, как бы не так, – наморщила лоб Софья. Но было видно, что идея ей пришлась по душе.

– Боже правый, Софушка, ты же интеллигентная женщина, как ты умудрялась скрывать от меня этого монстра? – простонал Рутенберг.

– Квартирный вопрос портит даже интеллигенцию, – хохотнул Олег.

– Игореша, приезжай быстрее, мне нужна твоя помощь, ко мне вломился грабитель. Мне страшно, – всхлипывая, истерическим голосом прокричала в трубку Софья, – нет, я боюсь… Да, хорошо, поняла. Жду… – женщина победоносно щелкнула блокировкой телефона и, положив его на стол, посмотрела на меня.

– Ты посмотри, как играет, какой талант. А кто она по профессии, кстати? – восхитился Олег. Да надо было признаться, и не он один. Зависшему от такой наглости Рутенбергу потребовалось время, чтобы совладать с речью.

– Она искусствовед в третьем поколении, её отец в своё время был известным в узких кругах специалистом. Говорят, к нему даже САМ, – выделил интонацией профессор, чтобы всем сразу стало понятно, кто же такой «сам», – обращался по щекотливым вопросам.

Ждать нотариуса Игоря Юрьевича Губочкина и по совместительству друга семьи Рутенбергов долго не пришлось, он буквально чуть не снёс и без того не запертую дверь. И, ворвавшись в гостиную, резко затормозил, став пятиться обратно к выходу. Его правая рука потянулась к галстуку, ослабляя узел, глаза забегали, лоб покрылся испариной. Левая же рука сжалась в кулак, куда впились его мелкие зубы, чтобы не закричать от страха, ведь он точно знал, что Леня Рутенберг уже не топчет эту землю своими лакированными туфлями.

А нижняя челюсть предательски запрыгала, создавалось впечатление, что к Софье он зашел исключительно чтобы перекусить своей собственной рукой. Нет, игру в покер он бы не потянул, не умел Губочкин сохранять спокойствие и быть хладнокровным. Как только решился на эту аферу? Бабы…

А то что это была афера, стало очевидно, когда он увидел живого Лёню Рутенберга привязанного к креслу скотчем. Приплыли…

– Ну, здравствуй, Игореша, так и будешь стоять или обнимешь старого ПОКА ещё живого друга? – попытался изобразить я непринужденное выражение лица.

– Лёнь, я не хотел, меня… За… Это всё она… Она… – сознание Губочкина померкло, и он стек по цветочным обоям на паркет.

– Ну что ты стоишь, развяжи наконец меня и принеси воды. Будем нашего друга в чувство приводить, и скотч захвати, – подрыгал затекшими руками я, обращаясь к Софье.

Та же впала в ступор, не ожидая такого поворота, и машинально стала отдирать меня от стула.

– Ножницы! Возьми ножницы или нож, – повелительным тоном приказал я. – Аккуратнее, куртку не порежь!

Губочкин, пришёл в себя на том же злополучном кресле, где до этого был примотан я.

– Ну что, сам расскажешь или мне помочь? – навис я над бывшим другом Рутенберга, поигрывая бровями и отобранной у Софьи скалкой. Сама же женщина сидела за столом, сжимая фарфоровую чашку, и время от времени совершала небольшой глоточек и снова замирала. Миссия ее была выполнена, а о дальнейшем позаботятся мужчины.

– С-сам, – от страха Губочкин стал заикаться.

А всё было вполне предсказуемо.

Неделей ранее в его контору в сопровождении хмурого мужчины приехала молодая жена Рутенберга Наденька. Разговаривали они долго, всё сводилось к тому, что Лёня уехал на важную конференцию и он недоступен, а перед отъездом не успел заверить доверенность на супругу. Из-за чего продажа небольшого домика в деревне, которым владел Рутенберг, откладывалась на неопределенный срок.

Учитывая, что покупателя искали не один год, Леня мог и расстроиться, когда приедет. Дозвониться до него его жена не могла. И единственным вариантом был он, Губочкин Игорь Юрьевич. План был прост: он должен был пойти на небольшой подлог, сама доверенность с подписью Лёни у женщины была, ее нужно было только нотариально заверить. В общем, после долгих уговоров и небольшого пухлого конверта, который женщина держала поверх округлившегося живота еще не рожденной двойни, Губочкин согласился, ведь все это было сделано ради Лёни.

Спустя еще время, женщина пришла вновь и попросила изменить текст последней версии завещания.

Вот тут, конечно Игорь Юрьевич заподозрил, что что-то идет не так, но намек на его делишки быстро отрезвил мужчину, и под гнетом обстоятельств он сдался снова.

И только позже в считавшись в текст он понял, что добывая блага для одних детей Рутенберга, он рушил привычный уклад жизни Софьи и их общего уже взрослого сына Гриши.

Поэтому он все же решил уведомить о случившемся бывшую жену Рутенберга Софью Ивановну, с которой находился в приятельских отношениях, умолчав, конечно, некоторые детали. А там пусть сами разбираются, гладил он рукой свой загранпаспорт.

Но, как говорится, назвал груздем – полезай в кузов. Губочкин набрался смелости и позвонил.

Нет, о возможной смерти друга он умолчал, как и просила жена Рутенберга. А вот о новой версии завещания он был обязан сказать. Черт побрал этого Лёню с кучей его баб. Слава богу, что другие родственники не были заинтересованы в получении хоть малейшего гешефта. А то бы дело дошло до поножовщины и поджогов.

– Я стану папой… – уже пол часа бормотал не останавливаясь Рутенберг, зудя у меня в ухе.

– Я вот не был бы столь в этом уверен, – задумчиво протянул Олег. – Она могла пойти на подлог, живот накладной. Цель – успеть все продать по доверенности мужа, пока никто не знает о его смерти. Ее просто сгубила жадность, если бы она повторно не пришла к нотариусу за сменой завещания, то никто бы и не спохватился, по крайней мере, все продать и на острова у нее времени бы хватило.

– Как вы можете такое говорить, Наденька – святая женщина, носящая под сердцем моих детей, – возмутился профессор, всё ещё летающий в облаках.

– Вот, Максим, смотри, как у некоторых мужиков крышу сносит от баб. Будь бдителен и мотай на ус, – наставительно произнес Олег.

Я шёл по тротуару в сторону дома Рутенберга, кое-как отделавшись от Софьи и этого странного типа с липкими глазками, Губочкина. Они так не хотели расставаться с профессором, что во избежание непредвиденных обстоятельств пришлось усадить на соседнее кресло и Софью Ивановну и крепко примотать скотчем, пообещав, что скоро их освободят.