Глава 1

– То есть как это – не заплатите?

Я стоял в кабинете заведующего магазином, где проходил испытательный срок, в надежде уже приткнуться хоть куда-нибудь, и, наконец, получить хоть какую-то стабильность. Но все мои ожидания осыпались, как карточный домик, придавив меня сверху вроде бы бумажными и совсем на первый взгляд незначительными проблемами, которые по отдельности и выеденного яйца не стоят. Но это если по отдельности, а в целом, когда ты погребён под кучей мелких, но многочисленных задач, жизнь выглядит уже не в радужном и даже не в чёрно-белом свете.

– А что ты хотел, Максим? Ты был на испытательном сроке, и ты его провалил.

– Как провалил?

– А вот так. Недостача, жалобы покупателей… Понимаешь, я на них обязан отреагировать, провести служебную проверку, а оно тебе надо? А вдруг ещё что-то вскроется? Тогда одним увольнением не отделаешься. Я бы на твоём месте радовался, что вот так легко устранился от возможных неприятностей.

Иван Иваныч смотрел мне в глаза, улыбался, и даже, пока я стоял и молча разглядывал лужу под холодильником и утонувшего в ней таракана, похлопал меня по спине.

– Ты пойми, я бы рад тебе заплатить… Но весь твой гипотетический заработок ушёл на компенсацию недостачи. На самом деле, там кое-что остаётся, но нам ещё нужно отчитаться за тебя в налоговой, чтобы ни у тебя, ни у нас потом не было проблем. Но ты не расстраивайся, ты человек хороший и тебе просто не повезло. Не твоя это тема, Макс, – продолжал Иван Иваныч свой монолог легонько подталкивая меня к выходу.

Сжав пальцами лямку сумки так, что побелели костяшки пальцев, громко хлопнув в отместку входной дверью, я шагнул в прохладу ночи, глубоко вздохнул и попытался успокоиться.

От хлопнувшей двери с верхней полки стеллажа упала банка зелёного горошка, Иван Иваныч дёрнулся в сторону и, поскользнувшись на луже, что изрядно увеличилась в размере, упал на спину, проехал вдоль полок и словно шар для боулинга, выбил страйк в горку шампанского.

От удара пробки в некоторых из них вылетели, залив и без того мокрого мужчину пеной. И щедро присыпав свалившейся со стеллажа, за который Иван Иваныч пытался держаться как за спасательный круг, давно протухшей курицей. Разболтавшийся крепёж полок этого не выдержал и, накренившись, уронил стеллаж с оставшейся курицей вниз.

Дикий вопль был слышен далеко за пределами района, но почему-то он был схож с криком самки лося во время гона, и несколько обитавших в ближайшей округе особей, решили выдвинуться к объекту любви незамедлительно. Говорят, что в СМИ еще долго крутили новость о лосях, вышедших к супермаркету. Почти неделю они никуда не уходили, не боялись людей, охотно с ними позировали и даже ели с рук, пока потерявшие их самки не стали звать их обратно. Разочарованные рогатые мужчины из собственнических соображений вроде «а вдруг их дам уведут» выдвинулись в обратный путь.

Я шёл по дороге в сторону остановки, а в кармане тоскливо звенела последняя, отложенная на проезд до дома, мелочь.

А дома…

А что дома? Ждали голодный кот и пустой холодильник, и, возможно, хозяйка квартиры, а может и нет, время было уже позднее… Не будет же она караулить меня возле двери в полночь. Хотя… Клара Леопольдовна была способна и не на такие подвиги. В пору своей юности она занималась альпинизмом и сейчас была вполне уважаемой в определённых кругах старушкой на выданье. Это не мешало ей красить волосы в разные цвета, носить пирсинг и восхищаться новой постановкой в оперном театре, куда её примерно раз в месяц активно зазывали новые кавалеры.

Кстати о старушках…

– Сынок, ох… Сынок, помоги… – откуда-то сбоку из кустов, раздался тихий жалобный голос, который я сначала даже и не расслышал.

Аккуратно подойдя к обочине, я взглянул вниз и увидел бабушку в белом платочке, завязанном на манер банданы. Старушка стояла в низине и тянула, что было сил, небольшую, пятнистую коровёнку, меланхолично жующую траву и никуда не собиравшуюся уходить.

– У, зараза рогатая! Ну что ты упёрлась-то? Пошли домой. А то сожрут тебя бомжи, и не жевать тебе вкусной травы, да не давать мне молока, – причитала бабулька. – Ну что стоишь, окаянный? Видишь – заглохли мы… Помоги нам уже, сынок, из канавы этой проклятущей вылезти, – пуще прежнего взмолилась женщина.

И пока я соображал, каким образом я могу ей помочь вытянуть из канавы корову, она, не прекращая, причитала.

– Я сейчас! Сейчас! Только спущусь! – прокричал я, осматривая в кромешной тьме, спуск.

Аккуратно прошагав, чтобы не поскользнуться на мокрой траве, прыжком преодолев последнее расстояние, я уткнулся носом в тёплый, мохнатый бок коровы.

Та от испуга замычала и, повернув в мою сторону морду, попыталась цапнуть меня за руку. Когда у неё это не получилось, она издала грустное мычание, и на космической скорости, высоко взбрыкивая задними ногами, стартанула с места в карьер и понеслась в темнеющее за канавой, поле. Следом за коровой, мелькнув в воздухе обутыми в калоши ногами, мимо меня пролетела привязанная к корове бабуля.

Собирая по пути все кусты и кочки, бабуля слала на мою голову мыслимые и немыслимые проклятия.

– Чтоб ты сдох, ирод! Враг рода человеческого… – доносился удаляющийся голос бабули из темноты. – Помогитееее! Людииии!

Проследить движение старухи с коровой по полю я мог по гомону вспугнутой живности: сначала в темноте недовольно кричали пичуги, потом к ним присоединилось лягушачье кваканье и наконец, всю эту вакханалию завершил громкий всплеск воды.

Вспомнив о том, что где-то в той стороне было озеро, я ломанулся на хлюпающие звуки. По дороге я где-то потерял свою сумку и, весь усыпанный репейником, вломился в камыш и ушёл в воду по самые подмышки. Где-то совсем рядом, громко сопя, в воде ворочалось, что-то огромное…

Выбираясь из воды, корова зацепила меня рогом и выволокла на берег прямо под ноги разъярённой бабули.

Мы стояли друг перед другом, словно в каком-то старом американском вестерне, и с ненавистью стреляли друг в друга взглядами.

– Вот привязался, аспид… – плюнула бабуля. Держась за поясницу и охая, она поплелась к мирно жующей травку, корове. – Уууу, утроба ненасытная… – хлопнула бабка корову по заднице ладонью. – А из-за тебя, аспид, я свою вставную челюсть потеряла.

– Из-за меня?.. Да я себе шёл по дороге, никого не трогал… Чего было так орать, как будто на вас насильник напал?

– Так ты и есть, насильник… Вот как накатаю на тебя заявление участковому, что ты меня снасильничать хотел… Полночи за мной по полю гонялся… Вон, как и меня и Зорьку мою, вымотал, аспид!

Меня от такой наглости бросило в жар. Не хватало ещё и правда из-за этой полудурочной старухи в полицию загреметь.

– Я… Я… Простите меня, пожалуйста… – проблеял я, не узнавая своего голоса.

– Что… Забздел, милок? – злорадно усмехнулась старуха. – Иди, ищи мою челюсть. Я её где-то тут обронила. Да смотри не наступи, сломаешь…

Трясясь от ненависти и бессилия, я упал на четвереньки и пополз по мокрой от выпавшей росы траве. Бабуля и не думала мне помогать. Она сидела рядом с коровой на кочке и тихонько посмеивалась.

Где-то на трассе раздался шум отъезжающего от остановки последнего автобуса, увозившего с собой шанс моего возвращения домой. Впереди замаячила реальная перспектива ночевать здесь, прямо в поле. Сразу стало неуютно, тоскливо и очень холодно. Это наконец дала о себе знать промокшая насквозь одежда, высушить которую было здесь негде.

– Ну что, ты так и будешь там до рассвета ползать, убогий? – раздался ненавистный старушечий голос.

– Сколько нужно, столько и буду ползать. Вам-то какая разница…

– А я что, по-твоему, дурная, что ли, сидеть тут с тобой до утра? У меня вот, сумка твоя с паспортом… Мы сейчас с Зорькой домой пойдём, а ты ищи, пока не найдёшь, а мы утром сюда вернёмся. И только попробуй слинять без спросу, маньяк…

– Я не маньяк. Вам надо, сами свою челюсть и ищите.

– Людииии!!! Насилуюююют!!! – закричала старуха.

От этого крика я упал на четвереньки и с утроенным рвением стал шарить руками в траве.

– То-то же… И смотри мне… Даже не рыпайся… Я таких маньяков за свою жизнь знаешь сколь перевидала?!

Видно всё-таки есть бог на свете… Утерянную челюсть я обнаружил, попав рукой в свежую коровью лепёшку. Чтобы не раздражать лишний раз эту ведьму, я сорвал лопух и тщательно вытер им челюсть.

– Вот ваши зубы. Сумку мне верните пожалуйста, – протянул я бабуле её пропажу.

– Верну, когда поможешь мне Зорьку на дорогу вытолкать.

Провозившись с коровой ещё с полчаса, я наконец обрёл свободу и, перебросив сумку через плечо, зашагал по обочине в сторону дома.

Мимо проносились редкие машины, но напрашиваться в попутчики без денег и в таком виде смысла не имело.

Работы нет, за съёмную квартиру висит долг в три месяца. Хозяйка из принципа не даст мне сегодня отдохнуть и выгонит искать деньги. Жрать тоже нечего. А ещё и кота дурак завёл, который смотрит на меня с укоризной и думает: за какие былые грехи ему достался такой непутёвый хозяин? И повеситься нельзя, хозяйка кота на улицу выгонит, и он там точно пропадёт. Попробовать разве утром у Димона денег перехватить… Ему как раз завтра предки очередной транш на учёбу переведут. Нет, Димону нужно ещё с ночи звонить, а то утром он все деньги на Светку спустит. Или на игры. Светка у него та ещё халявщица. Прицепилась к пацану и доит его и доит… Я вдруг поймал себя на мысли, что я завидую Светке.

Попытку дозвониться до Димона пришлось отбросить, как только я достал из сумки телефон, он тоскливо моргнул и отключился. Как всегда, я забыл его зарядить.

Испугавшись проехавшего мимо гелика, который появился словно из ниоткуда, я резко отдернул руку, и телефон выпал из моих рук экраном вниз.

– Чёрт, чёрт, чёрт, что за дурацкий день?! – прокричал я.

Поднял телефон, молясь чтобы экран был цел, ведь именно вчера я снял с него защитное стекло…

И, выдохнул, обнаружив целый экран, положил его в сумку.

Прикинув, что топать по дороге, следуя маршруту автобуса, мне придётся до утра, я решил срезать путь и свернул к темнеющему слева перелеску, сразу за которым начиналось старое кладбище. Мне нужно было лишь пройти по его территории и выйти на мост, от которого до многоэтажек уже было рукой подать. Я видел край этого кладбища из окна своей съёмной квартиры. Срезав таким образом путь, я сэкономлю уйму времени и километров десять с гаком.

На этот раз мне повезло и не пришлось тащиться через поле по высокой траве, так как едва спустившись с насыпи, я наткнулся на ведущую к кладбищу тропинку.

Миновав поле, я вошёл в перелесок и в лунном свете, увидел за ним торчащие из земли силуэты покосившихся деревянных крестов на могилах. Некоторые могилы были украшены крестами, сваренными из металла, и оградками. Мне постоянно приходилось обходить их. Хоронили здесь видимо, как бог на душу положит, без всякого плана, кому как было удобнее.

Странно, но мне вдруг показалось, что я слышу какие-то голоса и звук работающего двигателя… Где-то впереди за оградками тихо переругивались люди и виднелся тусклый свет габаритных огней автомобиля.

Блин!!! Вот знал же я, что не стоит этого делать! Но моё любопытство пересилило чувство самосохранения и я, скрываясь за оградками и надгробиями, пригибаясь как можно ниже, попёрся посмотреть, что же там такое среди ночи, может происходить…

Говорила мне в детстве мама, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали, да что толку?

В темноте отчётливо выделялся квадратный силуэт едва не сбившего меня на трассе, гелика, освещавшего габаритными огнями небольшой пятачок, на котором двое амбалов, беззлобно переругиваясь, копали могилу. Что же ещё-то они могли копать ночью на кладбище? Причём могилу они копали на месте двух старых, заботливо отодвинув снятые с них кресты в сторонку.

Мои глаза уже привыкли к темноте, да и к тому же, работали они на свету. Именно поэтому я и разглядел лежавшие рядом с ними большие чёрные пакеты, ножовку, молоток и по-видимому, скотч.

И вот тут-то меня наконец накрыло припозднившееся чувство самосохранения и сердце сдавил подступивший откуда-то снизу страх.

Сглотнув, я подался назад и наступил на слишком громко хрустнувшую ветку.

Амбалы, перестав копать, дружно подняли головы.

– Ты слышал? – спросил первый.

– Там кто-то есть! – второй указал древком лопаты в мою сторону на вопрос своего товарища.

– А я тебе говорил, это была плохая идея, – вылез из ямы первый и направился к машине.

Не дожидаясь закономерной развязки, нарисованной моим воображением, я с криком ломанулся в сторону, перепрыгивая через надгробья, покосившиеся кресты и поваленные трухлявые деревья.

– Стой! – прокричал мне вслед всё тот же амбал.

Он достал из машины бутылку воды и, отпив половину, передал её второму.

– Ну вот, сатанистов поди каких-то напугали, гы-гы-гы.

– Весело тебе, а если бы они с оружием были? Нас с тобой в этих бы пакетах и прикопали во славу Сатане. Нечего ночью по кладбищам шляться. А если бы они наш кабель спёрли?

– Кстати, ты мне объяснить хотел, почему мы его с тобой ночью копаем. Могли бы и днём приехать.

– Да ты чего, Юрок? Это же цветмет в особо крупном. Ты б ещё табличку поставил: «Точка геолокации, где Юрок и Пашка сейчас находятся». И фотки всем разошли. А завтра к нам же участковый и придёт.

– А то что мы его на базу сдавать будем, к нам вопросов не будет?

– Там у меня всё схвачено, за всё заплачено. Не ссы!

– Тогда чего сидим? Нам до утра тут возиться. Меня Маринка потеряет.

Пока Юрок и Пашка копали, резали кабель, складывали его в чёрные мешки, обматывали скотчем и закидывали в багажник гелика, я, от страха быть прикопанным рядом, что было сил бежал по кладбищу, нещадно получая по заднице сумкой, болтающейся через плечо. В какой-то момент и без того видавшая виды застёжка ремня сумки хрустнула и развалилась, высвободив всю длину лямки. В ней я и запутался, упал в пустую могилу и потерял создание.

Мне виделся странный сон, где вокруг меня танцевали вальс Иван Иваныч с коровой, а Клара Леопольдовна бросала в меня монеты… Ой больно! И главное, бросала так прицельно…

Одна, вторая, третья! Я ощупал свой лоб, в который прилетели последние деньги, и понял, что это не сон. Я лежал в могиле, и кто-то бросал в нее деньги. А они по закономерности попадают в меня. Ой снова…

Зашевелившись, я застонал и стал царапать стенки могилы руками, пытаясь принять вертикальное положение.

Кидать монеты перестали, послышалось шушуканье.

– Эй, кто-нибудь, помогите… – прохрипел я из могилы.

Шушуканье стихло. Послышались толчки, и небольшие комья земли стали сыпаться ко мне в могилу.

Видимо, кого-то пытались заставить посмотреть, и этот кто-то упорно не хотел.

– Эй, вы! Слышите, я выхожу! Не нужно в меня больше ничем кидаться! – прокашлявшись, прокричал я.

Не дождавшись никакой реакции и действуя согласно принципу «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», я стал карабкаться наверх и тем ещё больше напугал тех, кто кидался монетами.