Глава 6

– А вот и моя гостья!

В давящей тишине его издевательская насмешка звучит громко, словно звонкая пощечина, и моя голова самопроизвольно дергается в сторону в попытке избежать мнимого удара…

Ответом ему звучит сначала один тихий смешок, потом второй… и вот уже весь зал заполнен оглушительным мужским хохотом, который, отражаясь от стен, многократным эхом безжалостно бьет по моим барабанным перепонкам. Внезапный громкий смех вокруг больше напоминает мне пронзительный залповый выстрел. От разноголосого шума мой взгляд испуганно мечется то в одну, то в другую сторону. Пытаюсь осмотреться и оценить максимальную степень угрозы для себя, но даже от минутного волнения перед глазами все плывет, а широкоплечие мужские фигуры смешиваются в одну сплошную людскую массу…

Хочется крепко зажмурить глаза, поднять руки и закрыть уши ладонями. Я делаю интуитивный шаг назад, потом еще один, совершая ошибку за ошибкой, и уже теперь скрыть мою, пока неконтролируемую, панику от окружающих не получается, это становится очевидно.

Мужчины в зале заулюлюкали и громко засвистели. Со всех сторон посыпались пошлые шуточки и реплики:

– Ну ты даешь, Козырь! … – Не может быть! … – или проститутка ряженая? … – а, может, это стриптизёрша? … – Вот сюрприз, так сюрприз! … – А она для всех? … – Общедоступная!

Противно. Противно до тошноты!

Так пронзительно неприятно, что мой стальной характер рьяно продирается сквозь опутавшую его колючую проволоку страха, и я гордо выпрямляю спину так, как нас муштровали на юридическом, поднимаю голову, презрительным взглядом охватывая весь переполненный зал… и ехидные голоса и насмешки вокруг меня постепенно становятся все тише, пока не замолкают вовсе.

Я стояла, пытаясь разглядеть разношёрстную публику. Вначале мне ошибочно показалось, что здесь присутствуют только мужчины, но я ошиблась. Их многочисленная компания была щедро разбавлена девушками всех мастей, которые сновали туда-сюда, то пританцовывая, то разнося напитки для тех, кто еще оставался стоять. В центре просторного зала стоял большой прямоугольный сервированный стол, уставленный едой, место во главе которого и занимал, вальяжно развалившийся на своем стуле, Козырев.

– Сюда иди, – он поманил меня пальцем…

Все в этом небрежном жесте было показательно-унизительным! Откровенное оскорбление еще больше подстегнуло моё врождённое упрямство, и я осталась стоять на месте, не отводя от него пронизывающего взгляда.

– Мишань, помоги ей, – тихий голос, как удар хлыста, отразился от стен и щелкнул у меня над головой.

– Пошла! Быстро! – один из моих провожатых, который все это время продолжал оставаться за моей спиной, с силой толкнул меня в спину.

Толчок был так быстр и внезапен, что я, пробежав несколько метров и не удержавшись на высоких каблуках, под дружный хохот окружающих просто свалилась на пол. Опираясь на руки, попыталась приподняться, глядя перед собой, но тут же была жёстко схвачена за волосы чьей-то грубой рукой. Меня не дернули, не вздернули вверх, ставя на ноги, а показательно поволокли прямо по полу, к ногам Козыря, вспылившего от моего отказа подчиниться.

Стихийно вскинула руки вверх, пытаясь выдернуть из насильственного захвата свои волосы, но тот, кто исполнял приказ, готов был оторвать мне голову, только чтобы не облажаться перед своим хозяином и подтащить меня к нему, хоть по частям. Я упиралась, но мое отчаянное сопротивление было несущественно для натренированного мужчины, и он проволок меня еще тройку метров, швырнув по скользкому полу в ноги Козыря с такой силой, что мне пришлось вытянуть вперед свои руки, чтобы не влететь между ними…

Улавливаю движение над собой и слух режет вкрадчивый голос:

– Что же вы, Мила Львовна, так не цените мое гостеприимство! Может, яблочко?

Не дожидаясь моего ответа, он бросил мне его вниз…

Смотрю на него и понимаю – то самое. Именно его я тогда протянула подследственному Козыреву на раскрытой ладони. Да, от времени плод потерял свой внешний глянец и стал не первой свежести, а, учитывая то, что эпизод с ним остался в памяти, то никаких сомнений уже не было. Не поднимая головы, глядя только на это яблоко на полу, у ног мужчины, не смогла сдержать рваный выдох, осознавая, что проиграла, еще даже не начав с ним игру…

– Ешь, – зло шипит он, – ешь сейчас, при всех!

Понимаю собственную безрассудность и осознаю последствия своего бездействия, но не могу справиться со своей сука-гордостью!

– Мила Львовна брезгует! – громко заорал кто-то и следом посыпался целый ряд остроумных реплик: – За общий стол не сядет! … – Может она только с твоих рук не ест, а, Козырь?

– Как хочешь… это твой выбор… – холодно бросил мне Козырев и уже громко, для всех, добавил, – Развлекайтесь, ребят, она ваша!

***

Выжидательная тишина стояла всего несколько секунд, но для меня эти секунды, по ощущениям, растянулись в минуты. Все вокруг, словно замерло в преддверии жуткого зрелища: застывшие без движения мужские фигуры, застывшие лица, с пугающим отсутствием жизни в их стеклянных глазах. Их рты застыли в призывных выкриках, но ничего… вокруг лишь тишина… Я слышала только громкие удары своего сердца.

А потом начался ад…

Словно по небрежному щелчку включился звук и, вместе с ним, все вокруг меня пришло в оживлённое движение. Я вскинула голову и спешно огляделась кругом, на короткое мгновенье не поверив в происходящее. Предполагала, что мой принципиальный отказ приведет его в бешенство и в моей голове мелькали разные варианты дальнейшего развития событий. Я готова была к каждому из них, но никак не ожидала именно такого приказа!

Растерялась. Я до сих пор надеялась, что мои погоны отпугнут его. Я – следователь прокуратуры при исполнении! Убедила себя в том, что он просто блефует, пытаясь меня напугать, но, как только он снова, по-хозяйски вальяжно, откинулся на спинку своего стула, приняв удобную позу и скрестив руки на своей груди, я отчетливо поняла, что вот теперь для меня игра точно закончилась.

С осознанием и на место растерянности сразу пришла паника. Как только круг мужчин стал смыкаться, как только я увидела в их глазах застывший блеск нездорового азарта – страх опоясал мое тело. Будто стальным обручем намертво стянул грудную клетку, не позволяя дышать. В таких условиях и захочешь сделать вдох – не получится. Из пересохшего от ужаса горла вырываются наружу только придушенные хрипы…

Куда уж там, бороться с мужиками, обезумевшими от похоти!

Меня схватили, подняли вверх и со всего размаху бросили на край стола. Тут же, совсем рядом, не отходя далеко от Козыря. Громко звякнули тарелки, посуда полетела на пол, усеивая его множеством мелких осколков… Кто-то сдирал форменный пиджак… Кто-то рванул полы белой блузки в стороны с такой силой, что маленькие пуговицы разлетелись и весело заплясали по столу… Кто-то задрал мою юбку, обнажив бедра…

Их руки были везде! Бесстыдно шарили, больно сминали, раздирали… но я совсем не чувствовала их. Все мое существо превратилось в холодную боль. На моем теле чужих рук оказалось так много, что чувствительность просто отключилась. В глазах от страха потемнело… Я не различала фигур, лиц, глаз – все слилось в один неописуемый кошмар…, и я в самом его эпицентре!

От злости на свое бессилие даже слез нет.

Самое страшное началось тогда, когда к моему телу вернулась чувствительность. Отпихивая обезумевших мужчин ногами, изо всех сил предпринимала попытки вырваться, громко мычала, как немое, раненое животное, хрипя от удушающей безысходности. Ревела, не открывая рта, стараясь отодвинуться, отползти… Мотала головой из стороны в сторону, цеплялась скрюченными от страха пальцами за скатерть, сминая, сгребая ее под себя, стягивая ткань вместе с посудой, стараясь выползти из-под множества рук, но мое яростное сопротивление лишь забавляло и все больше раззадоривало шальных от вседозволенности насильников.

На задворках сознания, яркой сигнальной ракетой вспыхнула и начала медленно гаснуть трагическая обреченность, когда почувствовала, как кто-то из мужчин пытается проникнуть в меня сухими пальцами и лишь тогда я повернула свою голову в сторону, стеклянными от страха глазами уставившись на застывшую фигуру Козыря, который, сидя все там же, в той же позе, совсем рядом, не отводил от меня янтарных глаз в которых блестело подчёркнутое равнодушие.

Ему было плевать на мои погоны, он не считался с моей должность… он просто перечеркнул меня…

– Я съем! – лихорадочно шепчу ему, едва шевеля непослушными губами, – Съем!!! – надрывно кричу, раздирая свое горло.

В ответ на мои слова только мужской рваный выдох сквозь плотно сжатые зубы…

– Прочь!!! – от его разъяренного рыка дрожь прошла не только по моему телу потому, что все вмиг прекратилось и мужчины вокруг меня настороженно замерли.

***

А потом и вовсе отошли… все разом, как будто штормовая волна схлынула, оставив в покое мое тело, растрепанное, на первый взгляд, неуправляемой стихией.

Все еще лежа на самом краю стола, я перевернулась на живот и сползла, вставая на пол. Одернула вниз по ногам юбку и стянула на груди дрожащими руками края порванной белой блузки, прикрывая от множества сальных взглядов полупрозрачный верх кружевного бюстгальтера, который так и не успели с меня содрать. Чувствую, как по моей коже бегают липкие мурашки отвращения, вверх по ногам, нагло забираясь прямо под юбку. Хочу… нет, до нетерпимости желаю стряхнуть их и до покраснения растереть руками свою кожу, до тех пор, пока этот противный зуд, спровоцированный чужими прикосновениями, не прекратится совсем.

Едва сдерживаюсь, чтобы не обнажить перед всеми собравшимися свое непростительное слабоволие, поэтому сжимаю ткань блузки в кулаки и буквально заставляю себя поднять взгляд на Козырева. Неотрывно смотрю в его жестокие беспощадные янтарные глаза, и мне кажется, что с меня сдирают остатки одежды вместе с кожей, и они рваными ошметками падают прямо мне под ноги… да и черт с ними! Главное, что к его ногам брошена моя профессиональная честь…

– Мила Львовна, – прерывает напряжённое противостояние наших взглядов Козырев, – приведите себя в порядок и возвращайтесь к столу. Только не заставляйте всех нас себя ждать… – сделал тягучую паузу и тут же добавил, – Надеюсь, я могу верить вашему слову?

– Можете верить, – едва шевеля бескровными губами ответила ему, затем наклонилась и, отпустив края своей блузки, подняла с пола форменный пиджак, содранный с меня кем-то и то самое треклятое яблоко. Сжимая его в своей руке, уверенно произнесла, – я съем. Обещаю.

Он больше не произнес ни слова, лишь удовлетворённым кивком головы указал мне в сторону выхода и я, развернувшись к нему спиной зашагала из зала прочь, отстукивая точный ритм высокими каблуками своих туфель…

Ко мне больше никто не прикасался. Все тот же провожатый, недовольно пыхтя, шел за мной следом, односложно указывая мне дорогу. В подвал спускаться не стали. К моему удивлению, мы поднялись на пролет выше и мой сопровождающий остановился, открывая мне первую правую дверь, по всей видимости, гостевой ванной. Издав циничный смешок, впустил меня внутрь, а сам остался снаружи, в коридоре.

– У тебя не больше получаса…

Только когда услышала щелчок закрываемого замка, я позволила себе крепко зажмурить глаза, пытаясь спрятаться от жестокой реальности. Пиджак и яблоко выпали из моих ослабевших рук… Хотелось закрыть уши ладонями, чтобы больше не слышать жуткий хор мужского хохота, доносящийся снизу.

Привалилась к стене и медленно сползла на пол…

От пережитого знобило, как в лихорадке. Обняв себя трясущимися руками, принялась растирать худенькие предплечья, раз за разом шоркая по ним раскрытыми ладонями, мечтая исчезнуть совсем. Потрепанное тело не болело или я совсем не обращала внимания на свои физические страдания. От многочисленных увечий, которые мне прицельно нанесли подонки, болезненно ныла только моя женская гордость…

Все еще не открывая глаз, опускаю руку и бессознательно шарю ладонью по полу, у своих ног, до тех пор, пока не нащупываю яблоко в складках брошенного мной пиджака. Невыносимый стыд сковывает мои движения, но я тщательно вытираю его о подол своей разорванной аскетичной блузки. Боюсь признаться даже самой себе в своей чудовищной беспомощности, но все же крепко сжимаю плод, решительно подношу ко рту и кусаю, губами захватывая как можно больше его высохшей мякоти. С первым укусом из моих глаз летят крупные капли слез и падают прямо на жалкий огрызок. Оно не хрустит, поэтому не раздражает мой напряжённый слух, и я продолжаю забивать им свой рот, с трудом проглатывая оставшиеся, соленые от слез куски…

Сдавленные рыдания рвотными спазмами рвутся наружу, но я сдерживаю их, в исступлении прижимая тыльную сторону ладони к своим губам. Мне бы просто проглотить их, а вместе с ними растоптанную гордость, но горло забито треклятым яблоком! Не лезет…

Громкий стук в дверь снаружи быстро привел меня в чувство.

– Еще пять минут! – крикнула я, сразу встала и подошла к большому зеркалу.

Старалась не смотреть на себя. Жалость к себе – не помощник в моей ситуации. Включила воду и сполоснула мокрое от слез лицо, воспользовавшись расческой, снова собрала волосы в идеальный пучок и стянув полы блузки, аккуратно заправила ее в форменную юбку, собирая пыль с ткани на мокрые ладони. Уже у самого выхода наклонилась и подняла с пола пиджак. Встряхнув его пару раз, надела и застегнула на все пуговицы, прикрывая им разорванный вырез своей блузки.

Подняла руку и, сжав ее в кулак, на секунду замешкалась, но почти сразу стукнула в дверь, давая понять своему провожатому, что я готова…