Глава 18

Тая

Он везёт меня куда-то, а я сижу, прикрыв глаза. Не сплю, нет. Переживаю раз за разом то, что случилось со мной в спальне. Так оно и бывает?.. Или я слишком порочна, что не смогла его оттолкнуть?..

В самом начале я могла, могла это сделать. Его прикосновение к голой коже было чересчур неожиданным. Это всё равно что гавкнуть из-за угла. А потом… Я решила, что должна попытаться привыкнуть к его рукам, чтобы не дёргаться каждый раз, когда ему вздумается вдруг меня тронуть. И всё же я знала, что он будет меня совращать. Или соблазнять? И попалась на своём любопытстве.

Хотелось хоть раз почувствовать. Узнать неизвестное. То, чего я себе никогда не позволяла. Считала стыдным и неприемлемым. Синица не раз издевалась над моими устаревшими моральными принципами. Говорила, что тётка слишком уж вынесла мне мозги, хотя сама не гнушается плотских удовольствий.

Синица права: у тётки бывали мужчины. Но она умудрялась предаваться плотским утехам быстро и тихо. Иногда я только по утрам узнавала, что у нас кто-то был в гостях. Очень редко, раз в два-три месяца, она перепоручала меня своей подруге – отдавала на выходные. Видимо, чтобы отдохнуть и оттянуться. Стыдно сказать: я любила эти дни. Не только тётка от меня отдыхала, но и я от неё.

Влияла ли она на мои взгляды? Наверное. Но я и сама никуда не спешила. Как любая девочка с романтическим складом характера, верила: однажды встретится мне Он. И я сразу пойму: тот самый, единственный. И вот не случилось.

Первым, кто пробудил мою чувственность, стал мужчина, которому я безразлична. Но он желал меня – я это ощущала. И он не спешил. Хотя мог взять мою девственность. И вряд ли бы я смогла ему противостоять.

Он довёл меня до оргазма. Я это поняла. И не знала сейчас, что с этим делать. Я распутная девка? Или это естественно – трогать себя и получать удовольствие?

Было слишком ярко, как вспышка в мозгу. Это было прекрасно. Стыдно или нет, но мне понравилось. И, наверное, я хотела бы ещё. Может, не сразу, но… есть что-то возбуждающе-порочное в том, что мы делали. Закрытые глаза. Прикосновения. Его пальцы везде. Дыхание, что опаляло кожу, тревожило слух, пускало мурашки по телу. Голос его глубокий.

Он не был груб. Он был нежен. Но после всего, что случилось, я не знала, как себя вести с ним. Поэтому решила улыбаться и делать вид, что у меня провал в памяти. И я веду себя, как всегда. Немного дерзко.

– Тая, – касается он моей руки. И я почти не вздрагиваю, хоть это и неожиданно. Вырывает меня из раздумий. – Не придумывай лишнего и не накручивай себя. То, что случилось, – естественно и прекрасно. В этом нет ничего стыдного.

Я открываю глаза и смотрю на Эдгара. Слишком серьёзно – сейчас не могу иначе.

– Я пришла к такому же выводу. Наверное. Не знаю. Но давай пока не будем говорить об этом. Слишком всё стремительно и быстро. Я не успеваю привыкать. Но я стараюсь, честно.

Он кивает и больше не пристаёт. Может, даже злится. По его лицу сложно понять: сплошные углы, резкие линии, жёсткий взгляд. Он редко улыбается. Но если уж делает это, то от души. И смех у него хороший. Широкий. Я люблю такой. Без натуги, без деланности, без лживого выдавливания.

На пороге ресторана Эдгар хочет что-то мне сказать, но то ли не решается, то ли передумывает. Он лишь поправляет мне волосы и берёт за руку. Пристраивает её на своём локте. Прям идеальная парочка.

– Чета Гинц! – кланяется дурашливо чуть ли не в пояс этот записной бабник, а я вздрагиваю от фамилии Эдгара, которую Сева присоседил и ко мне. Моя дрожь не проходит незамеченной. Эдгар лишь крепче прижимает к себе мою руку и накрывает ладонь второй. Успокаивает? Или даёт понять, что не доволен? – Вы почти вовремя! Полчаса – такая безделица! Первое блюдо даже остыть не успело!

Он язвит. Эдгар невозмутим.

– Добрый вечер Всеволод.

Сева разглядывает меня бесцеремонно, цокает языком, отодвигает стул, приглашая сесть. Я вижу, как почти незаметно у моего спутника дёргается желвак на щеке.

– Тая, Тая, Тая. Не удивлён, но поражён. Чувствую, не одна челюсть грохнется на пол и разлетится вдребезги.

– Мелехов, может, ты успокоишься? Перед нами можно не играть. Мы не публика.

Льдины и айсберги. Жидкий азот. Тотальное обморожение, когда не выдерживают приборы. Он так холоден, что у меня рука начинает мёрзнуть в его тисках. Хотя ладони у Эдгара невероятно горячие.

– Ладно-ладно! – сдаётся в плен Сева и примирительно поднимает руки вверх. – Один-один. Я забываю, что ты впервые за столько лет наконец-то опоздал, а ты перестаёшь осквернять пространство своим убийственным морозильником.

Эдгар молчит. Сева делает рука-лицо и подзывает официанта. В полнейшей тишине мы изучаем меню. Господи, куда меня занесло. Здесь же названия – язык сломать можно. Не испанская кухня явно. И все эти тра-та-та для меня пустой звук. Мне бы сытного чего-нибудь. Горячего. И побольше.

– Тая? – я набираю воздух в лёгкие и боюсь брякнуть не то. – Ты позволишь за тобой поухаживать?

Киваю осторожно, и он делает заказ на двоих. Мясные и овощные закуски и наконец-то горячий суп. От его аромата кружится голова. Не знаю, как я не накинулась на него, а смогла есть вполне достойно, но жмуриться от удовольствия мне никто не запретил. Тем более, эти двое заняты друг другом и на меня не смотрят.

– Есть три новости. И даже не знаю, хорошие они или плохие, – ковыряется вилкой в салате Сева. Он явно не голоден в отличие от нас.

– Не юли, – Гинц расправляется с закуской. Чёткие движения. Ест быстро, но очень правильно. На него приятно смотреть. Воображение почему-то рисует, как сидит он на кухне и ест мою стряпню (жена же должна кормить мужа после тяжёлых рабочих будней?), а я сижу, как простая баба, подперев кулаком щёку, и с благоговением смотрю, как тают мои кулинарные шедевры. Синица сказала бы, что я старомодная доморощенная перечница без намёка на юность и креативность.

– У меня телефон, что у павиана жопа – красный. Спрашивают, правда ли, что ты женился.

– Всем отвечай: правда. Дальше.

– Вижу ты не удивлён, – Сева сверкает глазами и кривит рот в ухмылке. Чем-то он сейчас мне противен. Скользкий какой-то, ненатуральный. Дёрганый, как марионетка. Словно кто-то большой и уродливый стоит за ним в тени и дёргает за ниточки. И, хочешь не хочешь, приходится ему то улыбаться, то рожи корчить. Странно, что Эдгар этого не видит. Или видит? А если да, то почему держит Севу так близко?

– Нет, – у Гинца и слова лишнего не вытянешь. Хотя со мной он разговаривал. Почти нормально.

– Тогда новость номер два: благотворительный бал переносится на неделю. Приблизительно. Причины пока неизвестны, но ползёт слух, что мероприятие и вовсе может зависнуть или отложиться на неопределённое время.

Сева бросает в мою сторону быстрый взгляд. Я продолжаю есть суп. Не останавливаюсь, хотя хочется замереть, не донеся ложку ко рту. Может, ему и жениться теперь не нужно?

– Зато моих планов это не отменяет. Я женюсь. Точка. Рано или поздно состоится этот чёртов бал или раут, или ещё какая другая полька-бабочка, куда мне без жены доступ к Варшавинскому телу будет закрыт. Поэтому завтра на половину третьего подъезжай к известному тебе заведению. Форма одежды – парадная. И можешь взять барабан. Анна Сергеевна будет счастлива.

– Аннушка! – закатывает глаза этот ловелас, и я понимаю: он спал с Песочными Часиками. – Ну, ладно. Как скажешь. А я уже думал, что тебя порадую.

– Ты и так меня безмерно порадовал обеими новостями. У нас с Таей будет больше времени узнать друг друга. Дальше.

Сева вздыхает, смотрит на часы, ковыряется ложкой в остывшем супе. Гинц терпеливо ждёт, пока его помощник отыграет показательное выступление и приступит к обязательной программе.

– Приехала твоя мать, Эдгар, – говорит он невнятно и тихо, но эти негромкие слова звучат почти как взрыв новогодней хлопушки. Как штукатурка и конфетти нам на головы не посыпались.

Глава 19

Эдгар

– Очередная тётка решила меня осчастливить? – меня даже на сарказм не хватило. Лишь на усталую холодность.

– В этот раз нет, Эд, – Сева слишком серьёзен. Непривычно серьёзен. – Она изменилась, конечно, но узнаваема на двести процентов.

Чёрт. Именно сейчас ей нужно было вынырнуть из небытия и появиться в моей жизни.

– И как она меня нашла?

– Без понятия, – пожимает плечами Сева, – но, ты не поверишь: она проникла в офис. Обманула охрану. Я застал её дерущуюся с безопасником. Вышел на шум.

– И чего она хочет?

Чёрт, я вижу, как подалась вперёд Тая. Бросила еду и ловит каждое наше слово. Надо было не начинать этот разговор при ней. Но уже поздно.

– Увидеться с тобой. Сказала, что ничего передавать на словах не будет. Ей нужна личная встреча. Для неё это очень важно. А ещё сказала, что хочет рассказать что-то о твоём отце.

Я безотчётно ерошу волосы. Что она может рассказать такого, чего я не знаю? Это уловка, лишь бы добиться своего.

– Она оставила номер своего мобильного. Чтобы ты позвонил. Или придёт сама. Будет ходить каждый день, пока не увидится с тобой.

Сева протягивает мне бумажку, я отталкиваю её брезгливо, словно боюсь измараться.

– Я не веду переговоры с террористами. Пусть попробует ещё меня поймать. Предупрежу охрану, чтобы её на пушечный выстрел не подпускали к офису.

– Ты поела? – спрашиваю Таю. У меня пропал аппетит. И у неё почти полная тарелка. Видимо, боялась жевать, чтобы не пропустить наш разговор. Любопытство всегда наказуемо.

Она смотрит на меня растеряно. И тоскливо – на еду. Не наелась, значит. И не знаю, чего хочу больше: наказать её или побыть снисходительным. На выручку ей приходит Сева.

– Дай поесть девушке, изверг. Ещё десерт заказали. Не лишай ребёнка сладкого.

Тая готова молнию метнуть за «ребёнка». Но я тоже хорош. Целый день голодом морил и сейчас чуть не отыгрался на ней за плохое настроение и за то, что подслушивала. Если уж на то пошло, надо было выйти вон и разговаривать. А за общим столом не закрывать же ей уши.

Сева пытается шутить и хохмить, поддевает Таю, трясёт арсеналом своих приколов, но вечер безнадежно испорчен.

Назад мы едем в полном молчании. Я почему-то думал, что Тая бросится меня обрабатывать. Просить за мать. Но она молчит. Смотрит в окно, хотя вряд ли что-то там видит.

– Так ничего и не скажешь? – не выдерживаю я первым. Может, потому что всё же хочу поговорить об этом. Сейчас, когда немного улеглось и никто не надавил на больное место.

– А есть смысл? – поворачивает она ко мне лицо. – Ты же всё решил. А я не тот человек, которого ты послушаешь.

– И тебе чисто по-женски не хочется меня поуговаривать?

– Хочется. Но это бесполезно. Я не хочу и не буду на тебя давить. Однажды ты примешь правильное решение сам.

Она выделяет голосом слово «правильное», давая понять, что я не прав. Она умнее, чем мне казалось. И мудрее, наверное. Пойти отсыпать её тётке ещё денег, что ли. За то, что воспитала её такой или не сумела сломать. И то и то ценно.

Я провожаю Таю до двери квартиры. И мне не хочется никуда от неё уезжать. Тем более, что я не знаю, что ждёт меня дома. Может, моя деятельная мамочка и туда добралась. С неё станется. При всей своей детскости и незамутнённости, она всегда умудрялась настоять на своём или вырвать желаемое хоть из горла. Наверное, хватка у меня от неё. Отец был мягок и инфантилен в некотором роде.

– Я побуду с тобой немного, – решаюсь оттянуть момент расставания.

Она не радуется, но и не возражает. Проходит в комнату и снимает обувь. Узкие ступни, розовые пяточки. Нежная кожа стёрта до красноты. А она терпела и даже не хромала.

Она с тревогой смотрит на меня. Я понимаю её взгляды.

– Не бойся. Я не трону тебя. Можешь переодеться.

Получается как-то по-барски, словно я чёртов рабовладелец. Но уж как есть. В глазах её читаю благодарность. Много ли ей надо, чтобы почувствовать себя в безопасности? Защищённой. Что вообще творится у неё на душе? Пожалуй, я не хочу знать.

Я сижу на кухне, пока она пропадает в спальне. Бесцельно. Не знаю, куда себя деть и оттягиваю время. Всего лишь. Надо бы собраться и уйти, но после длинного дня мне уютно на этом табурете. За пустым столом.

– Я сделаю тебе чай или кофе.

Она появляется на кухне бесшумно. В домашних штанах и футболочке. Явно из прошлой жизни. Это не те вещи, что я ей купил. Но сейчас не хочу её строить. Всё потом. Может быть.

– Кофе. Ты умеешь варить?

Кивает. Неуверенно шарит по шкафчикам. Пока её не было дома, здесь появилось всё необходимое. Я позаботился. Помогаю ей. Ненароком касаюсь руки. И снова она вздрагивает. И это иная дрожь. Мы смотрим друг другу в глаза. Безотчётно вожу большим пальцем по тыльной стороне её ладони. Зрачки у неё расширены и почти скрывают синеву.

Склоняюсь медленно, очень медленно, давая время ей подумать и либо отпрянуть, либо оттолкнуть меня. Но она и руку не отнимает, и продолжает стоять, пригвождённая моим взглядом.

Касаюсь губами её губ. Она тянется ко мне, качнувшись. Привстаёт на цыпочки. И тогда я целую ей по-настоящему. По-взрослому. Не делая скидок на её неискушённость. Раздвигаю языком губы. И в этот раз она отвечает на поцелуй. Губы её наконец-то подвижны, Язык робок, но любопытен. И это заводит меня с пол-оборота.

Беру её руки и кладу себе на шею. Пожалуй, она сама ещё не готова к активным действиям. Плевать. Я всё решу за неё. Пусть только отвечает мне. Тянется. Не отталкивает. Мне нужно её тепло, её нежность. И робость её тоже нужна. После этого чёртова дня смыть осадок и горечь. Забыться хоть на несколько минут.

Пальцы её несмело трогают мой затылок. Зарываются в волосы. И я впечатываюсь в неё одним движением. Сливаюсь настолько плотно, как только могу. Она чувствует моё возбуждение, но, кажется, её это не пугает. Она льнёт доверчиво. Я углубляю поцелуй. Глажу её плечи. Путаюсь в длинных волосах. Дурею от её запаха.

Не знаю, каким чудом мне удаётся не перейти грань. Не взять на руки и не унести в спальню, чтобы сделать её своей.

– Постой вот так немного, – не командую, а прошу. И она послушно замирает. Не шевелится. Не провоцирует. И, может, поэтому я всё же прихожу в себя.

– Эдгар, – имя моё как кол в сердце. Кладу палец ей на губы, чтобы молчала.