Макс
Семь лет назад
Они встретились случайно на пороге школы – столкнулись у двери, как две молекулы в хаотичном движении. Девушка прошла мимо, а Макс застрял прямо там, не смог с места сдвинуться.
Тогда он понял, что такое «молнией поражённый». Это когда, кажется, что ослепило, и на миг ты утратил связь с миром: не слышишь, не видишь, не осязаешь, только чувствуешь огромное сердце в груди, что выбивает рваный ритм: тудух-тудух, тудух-тудух.
Тогда он понял, что такое любовь с первого взгляда. Да и вообще – любовь. До этого он любил и понимал это чувство только в танце. Огромное, как Вселенная, горячее, как солнце.
Ему и до этого нравились девчонки. Но что это «нравилось» по сравнению с вот этим, просто необъятным и безразмерным чувством? Так, симпатия, первые поцелуи и обжимания по углам – волнение плоти, но никак не души. Видимо, Грэг говорил именно об этом. О том, что мимо настоящего ты никогда не пройдёшь мимо. Ощутишь его хоть с закрытыми глазами, хоть лишившись всех сразу всех чувств.
– Эй, ты что такой задумчивый? – толчок в плечо. Одноклассник Серёга приветливо улыбается, подмигивая. – Видел? Новенькая. Из параллельного класса.
Серёга знал всё, что творилось в стенах школы и за её пределами. Откуда он черпал информацию, оставалось тайной за семью печатями, но если хотелось узнать самые главные новости и сплетни – это к Серёге.
– Кто такая? – Макс даже не стал делать вид, что ему безразлично.
– Что, понравилась? – Серёга всё так же многозначительно подмигивал и цокал языком, выражая степень своего восхищения. Макс еле удержался, чтобы не двинуть кулаком ему в рожу. – Инга Калиновская. Переехали в наш город. Элитная девочка. Интеллигентная семья по линии матери. Как у тебя. По линии отца… эээ… ну, в общем, бабло там водится в немереных количествах. Крутой папашка, приехал бизнес серьёзный поднимать.
Серёга в своём репертуаре: снобизм из всех щелей. Он благородный во всех поколениях, и поэтому без конца расставлял на происхождении акценты и заодно не забывал пнуть тех, кто, по его мнению, обладал «нечистой» кровью и стоял по социальной лестнице ниже его, всего такого уникального.
Однокашник ещё о чём-то разглагольствовал, но Макс его не слышал. Инга – звучало как музыка. Инга – пело в груди, и становилось жарко.
Он не искал встреч – был убеждён: она предназначена ему судьбой, а значит они обязательно пересекутся. Так и случилось. В течение недели.
Сейчас Макс не видел в этом перста судьбы. Закономерность. Слишком плотно они общались внутри своего круга. И их следующая встреча – всего лишь логичное стечение обстоятельств.
В доме того же Серёги они собрались в пятницу. Вечеринка в честь начала учебного года. Стандартно. Банально. Скучно. Если бы не одно «но»: Инга тоже пришла, и всё остальное стало неважно.
Макс ощущал мир, будто сквозь толстый слой ваты. Где-то гремела музыка, кто-то кричал и танцевал, обливался шампанским и пил пиво прямо из бутылок. Чьи-то пальцы хватали бутерброды, куски пиццы, креветки и солёные орешки, но всё это происходило, словно за гранью. Будто на экране огромного телевизора: бормочет что-то в стороне, служит фоном для одного яркого, прорисованного во времени и пространстве места. Там, где сидела она. Немного отстранённая. Вежливо-прекрасная.
Инга не пила, не танцевала, не жевала. Она сидела в кресле как английская королева: спина прямая, руки на подлокотниках, красивые коленки плотно прижаты друг к другу. На всех девчонках демократическая одежда: легкие кофточки и короткие юбочки или джинсы с топиками. И только Инга сидела в классическом строгом платье до колен.
Макс пристроился рядом. Опёрся бедром о высокий подлокотник. Отличное место. В самом углу, и можно сделать вид, что всё остальное не существует.
– Говорят, ты танцуешь, – посмотрела вдруг Инга на него снизу вверх. И его затопило радостью. Он бы смотрел и смотрел в её голубые глаза. Любовался бы родинкой на изгибе шеи, тонкими ключицами, что выпирали почти эротично, вызывая желание встать на колени и прикоснуться к ним губами.
– Н-ну-у, – протянул он и тряхнул головой, прогоняя внезапно подступившую робость. – Танцую, да. Но не для того, чтобы поразить местную публику.
– Я несколько лет занималась бальными танцами. Люблю ощущать уверенного партнёра рядом.
Инга улыбалась. Призывно. И у Макса всё обмирало внутри. Он бы сейчас любой подвиг совершил по щелчку её пальчиков. Ему нравилось, как она дышит. Как шевелится в такт её дыханию цепочка на шее, как тяжело льнёт к коже круглый медальон с вензелем буквы «И» внутри.
– Станцуем? – неожиданно выдохнула она. Низко, с хрипотцой, с вызовом. – Так хочется подвигаться, но по-настоящему, не дёргаться как попало.
– Я не танцую в паре, – впервые Макс жалел, что это так.
– Ерунда, – отрезала Инга, протягивая ему руку. – Я поведу. И у тебя всё получится.
Он до сих пор помнит тот яркий, оглушающий миг, когда они вышли на середину комнаты. Ладонь в ладони. Затем – её дыхание где-то в области его шеи. Холмики грудей, мазнувшие по его футболке. И он подчинился, доверился ей. Это было здорово – чувствовать её уверенное гибкое тело рядом. В нём чувствовалась сила и энергия.
Узкая юбка с разрезом до самых упругих ягодиц не сковывала движения. И Макс чувствовал, как легко двигаются её ноги, как откровенно скользят её икры по его – напряжённым и остро чувствительным. Если бы кто сказал, что ноги не очень эрогенная зона, Макс бы поспорил и выиграл.
Кажется, ими восхищались. Кричали что-то бурно и хлопали по спине и плечам. Макс запомнил всё, что было после, как пёстрое пятно – ничего не значащий фон. Для него существовала только Инга – тоненькая, изящная, с осиной талией в его больших ладонях. И глаза. Голубые, мерцающие. И губы тонкие, слегка капризные. Хотелось попробовать их на вкус. Вот прямо сейчас, на глаза у всех. Но он пересилил себя. За что и был вознаграждён.
Они удрали с вечеринки через полчаса. Всё так же держась за руки. Шли по вечернему городу и молчали. И не было ничего тягостного в этом молчании: Максу казалось, с ними говорит мир. Шепчет что-то на своём языке, который вроде и понятен, и одновременно чужой. Он держал пальчики Инги в руке, и только это не позволяло ему утратить связь с реальностью.
– Поцелуй меня, Гордеев, – приказала его фея, как только он замер в нерешительности, проводив её до двери квартиры.
И он поцеловал. Не сомневаясь больше и не колеблясь. Взяв лицо её в ладони. Впечатав тело её в стену. Целовал крепко и безотрывно. Тёрся возбуждённой плотью о классическое платье и хотел большего. В глазах темнело. Дыхание сбивалось. А вкус Ингиных губ пьянил до головокружения. Если бы он не вжимался в неё, наверное, упал бы позорно.
Она прервала поцелуй. Провела пальчиком по его щеке. Облизнула губы и, словно что-то решив, кивнула.
– До встречи, Макс.
И, скользнув всем телом по нему – провокационно и дразняще, скрылась за дверью.
Что он чувствовал тогда? Счастье? Эйфорию? Радость? Однозначно мир стал ярче, налился красками, как плоды – соком. А внутри жила буря – со шквальным ветром, со свистом, с бурлящими клубами, пронизанными молниями и озоном. Хотелось петь и танцевать. Выплёскивать энергию – избыточную, шальную, разноцветную.
И он танцевал. На проспекте и на мосту. Обнимаясь с фонарными столбами и стволами деревьев. Никто и ничто не могли сбить его с бешеного рваного ритма, в унисон которому билось его влюблённое сердце.
Альда
– Как думаешь, у нас получится?
Вот уж она не могла предположить, что Грэг, взрослый и умудрённый, опытный и жёсткий, будет сомневаться. У него, наверное, уже седина есть. Ему, кажется, сорок три. Но белые, как у ведьмака Геральта, волосы скрывали всё. Или… это всё же такая белоснежная седина?..
– Всё получится, даю слово, – Альда никогда не разбрасывалась пустыми обещаниями, но сейчас чувствовала подъём. Сердце её билось уверенно и спокойно, а значит она обязательно дойдёт до цели. И Макс. Конечно же, Макс тоже. Без него она не стала бы ничего затевать. Отступила бы. На время. Но времени не понадобилось, и Альде казалось: это знак, хорошее начало.
В эту ночь она уснула легко. Не прислушивалась к тишине, не страшилась дурных снов. Не боялась засыпать. Ей чудилось, что над головой растянулась тонкая светящаяся сетка, сотканная из крошечных лунных светлячков. Альда уснула и проснулась с улыбкой на губах. Как, оказывается, это просто…
К Максу она заявилась с утра пораньше.
– Я думал, ты пошутила, – сладко зевает он, потягиваясь прямо у порога. Взъерошенный, домашний, с голым торсом.
– Я никогда не шучу, – ей хватает сил не улыбаться, но приходится хмурить брови и губы бантиком складывать. – Ты – в душ, я – на кухню. Чай заварю.
– А завтрак? – Макс пытается изобразить разочарование, но глаза сверкают недобро, и она понимает: сейчас будет битва.
– Завтрак после тренировки. Если заслужишь.
– Я тебе что, цирковое животное? – огрызается он, распрямляя плечи. – Ты что раскомандовалась?
Альда легко поводит бровями и замирает. Если ему надо, пусть выговорится. Выплеснет на неё раздражение. Она потерпит. Наверное, он что-то такое видит в её глазах, бьёт раскрытой ладонью в дверной косяк и скрывается в ванной. Вот и славно.
А затем они пьют чай. Сидят за одним столом. И Альду накрывает. Как-то чересчур уютно ей, хорошо. Словно они супруги, что живут бок о бок долгие годы. И эта чашка с еле заметной трещинкой внутри кажется ей знакомой. И Макс с мокрыми волосами. От него пахнет гелем для душа и кремом после бритья.
Хочется притронуться к его щеке ладонью. Попробовать, такая ли она гладкая, как кажется. И ощутить губы его на запястье.
От этих мыслей хочется плотнее сдвинуть ноги, потому что непривычно пульсирует внизу живота. И соски твердеют болезненно, словно им холодно, очень холодно.
– Эй, ты не сердишься? – его прикосновение к пальцам как ожог. Альда вздрагивает и проливает чай. Как хорошо, что он уже не горячий.
О проекте
О подписке