Цитаты из книги «На берегах Босфора. Стамбул в рецептах, историях и криках чаек»

Если это и вправду школа, во что мне никак не верилось, то она могла бы создать конкуренцию самому Хогвартсу[60], особенно если учесть, что он не существует.

Великой школой нации, или Греческим лицеем. Она была основана сразу после падения Константинополя, в 1454 году, и тут же стала престижнейшим заведением для детей из греческих и османских аристократических родов. Уровень образования в ней был настолько высоким, что почти все выпускники сразу же занимали важные посты в империи и даже управляли другими землями. В XIX веке школа была перестроена – из Франции прибыла не одна баржа с красным гранитным кирпичом, который так завораживающе сегодня смотрится на фоне серого неба.

До болгарской церкви Святого Стефана добраться просто: дорогу к ней подскажет каждый встречный. Туристы заглядывают в нее часто по двум причинам: во‑первых, она расположена в нескольких минутах от Византийского Вселенского Патриархата, где и по сей день находится резиденция Константинопольского Святейшества; во‑вторых, церковь полностью сделана из металла – как снаружи, так и изнутри. Когда-то на ее месте стояла деревянная церквушка, которую то и дело поджигали недоброжелатели. Возможно, именно поэтому, чтобы увековечить память мученика Стефана, умершего через год после вознесения Христа, то есть в 34 году н. э., сооружение решили полностью смастерить из стали и чугуна. В разобранном виде ее в конце XIX века переправили в Стамбул по воде. Первыми такие портативные церкви начали изготовлять англичане, чтобы поставлять их в свои колонии. Одна из них, сделанная, правда, австрийской компанией и весом более пятисот тысяч тонн, оказалась в Стамбуле, где до сих пор привечает верующих в своих модерновых залах.

Этот город заставляет замирать при звуках заунывного азана, призывающего верующих склониться в молитве – и ты неподвижно стоишь, восторженно внимая тончайшим переливам завораживающих мелодий.

Ты правильно поняла. Я сильная, и поэтому не плачу и не страдаю. Своего мужа последний раз я видела в этом доме, и теперь не могу покинуть его. Мне кажется, будто он сидит вон в том кресле, – и она указала рукой на потертую качалку братьев Тонет[48], – и ждет, когда я принесу ему чаю с апельсиновым вареньем. Как мне уйти? Стало нестерпимо грустно от тихой преданности, которую вкладывала в безвозвратную потерю человека эта крохотная женщина. Я думала, что, превращаясь в стариков, люди неминуемо теряют чувство страсти, искру, что воспламеняла когда-то их сердца; что все эмоции перестают быть слишком сильными и сосредотачиваются в основном на безразличных внуках. У Тукче все было иначе: она по-прежнему горела любовью к своему мужу. – Возможно, он чувствует все это… – попыталась приободрить ее я. – Загробной жизни нет, – спокойно ответила она. – И ты не верь, это обман для слабаков. Жизнь одна, и она здесь и сейчас. Потом не будет. Поэтому живи, а не рассчитывай на подачку в виде рая или чего-то там еще…

Рецепт Варенье из апельсиновой кожуры в кухне оперной примы (из расчета на одну пол-литровую банку) • 4 апельсина (8 половинок без сока и мякоти) • 8—10 столовых ложек сахара • Сок и цедра одного лимона • 1 чайная ложка корицы • Несколько сухих плодов кардамона Скоро мы снова сидели на кухне и кромсали сочную кожуру на тонкие полоски. Когда все было готово, Тукче залила их водой и поставила на огонь. – Пусть покипят минут пять – и сменим воду. И так три раза. Это чтобы горечь ушла. Я механически кивала головой, хотя мысли мои были заняты совсем другим. Красавица певица… Так вот почему она показалась намного моложе, пока я ее не увидела: внизу я слышала ее сильный, живой голос, легко долетавший до земли с высокого пятого этажа. – А вы можете спеть? – нерешительно спросила я. – Нет, не могу, canım[46]. Поет не человек, поет душа. А моя уже давно спит. – И она в третий раз слила кипящую воду из медной кастрюли в форме тыквы. Мы снова поставили ее на средний огонь, и Тукче медленно отмерила нужное количество сахара: по 2 столовые ложки на апельсин. Поверх она выдавила сок одного лимона и посыпала цедрой: она ловко содрала ее специальным приспособлением наподобие терки-ножа, какого я прежде не встречала. Приправив тончайшие завитки корицей и кардамоном, она все хорошенько вымешала и накрыла крышкой. – Если хочешь, добавь немного воды, но я не люблю. Моя соседка заливает апельсиновым соком, а я ее за это ругаю. Сок – для того, чтобы пить, а не варить: в нем витамины. Пей, canım, больше portakal suyu[47], и будешь красавица! В этот момент она мне напомнила бьюти-блогера, однако к ее совету я отнеслась более чем серьезно. И разве могло быть иначе после того, как я увидела ее портрет, ставший для меня чем-то наподобие святыни. Варенье покипело минут двадцать, и Тукче тут же принялась разливать его по крохотным баночкам. Кухня наполнилась свежим цитрусовым флером, от которого щекотало внутри и как будто в голове летали бабочки.

Ты хотела знать, зачем мне кожура? Ни один турок такой вопрос никогда не задал бы. Мы с детства варим portakal reçeli[45]. Причем самое вкусное получается именно из корок. Когда я была девочкой, мы часами с бабушкой нарезали кожуру и пели песни. Так я стала певицей…

Тукче, наболтавшись вволю, хитро посмотрела на меня

Турецкий очень похож на французский! За одним исключением: он проще. Не нужно запоминать тысячи артиклей, потому что их в нем попросту нет.

По субботам я начала посещать базар в стиле «органик» – этот единственный подобный рынок в Стамбуле