Дверь мне открывает Леша. Он выглядит уставшим и измученным. Вряд ли я смотрюсь лучше.
– Что с твоей рукой? – взволнованно спрашивает он, и я непроизвольно прижимаю локоть ближе к груди. – Тебя снова кто-то избил?
– Нет.
– Что же тогда произошло?
– Упала, – выдыхаю я и прохожу в квартиру. – Бежала от ментов, рухнула на землю и вывихнула плечо.
– Что? Убегала от полиции?
– Да. Жизнь в стае полна приключений.
Я подхожу к зеркалу, убираю назад волосы и ошеломленно замираю. Только сейчас до меня доходит, что я не вернула пальто Максу.
– Они засекли тебя?
– Не думаю. Я успела оторваться. – Я умалчиваю о спасителе, хотя в глубине души понимаю, что Максим им является. – Села на автобус и приехала домой.
– А что за пальто? – Леша подозрительно щурится. – Пробежалась перед этим по магазинам?
– Астахов, что за допрос? – Парень помогает мне снять верхнюю одежду, и я обессиленно плетусь в сторону зала. – Я вернулась – вернулась, жива – жива, значит, все не так плохо.
– Лия, тебе нужно в больницу. Вдруг с рукой что-то серьезное.
– И что мне сказать родителям? Мама, папа, я убегала от полиции и случайно вывихнула плечо?
Леша протирает уставшее лицо.
– Лучше так, чем потом не чувствовать руку.
– Лучше никак, чтобы потом не получить от предков. – Я киваю в сторону комнаты сестры и неуверенно поджимаю губы. – Как она?
– Со мной не говорит, – отрезает Леша. – Сначала билась в истерике, даже пыталась выпрыгнуть из машины на ходу, но потом успокоилась. Наверное, устала.
– Мне не нравятся перепады ее настроения. То она готова всех растерзать, то впадает в апатию. Может, Карина принимает что-нибудь?
– Например?
– Ну я не знаю. Что сейчас модно среди малолеток? Таблетки, обезболивающее…
– О да. Еще скажи, что твоя сестра наркоманка.
– Я не знаю, что сказать, – признаюсь я и медленно выдыхаю. Дышать по-прежнему тяжело, а плечо постепенно теряет чувствительность. Поначалу мне казалось, что не испытывать боль – отличный выход из положения, но сейчас я готова ощущать колики, резь, ноющую пульсацию, что угодно, лишь бы понимать, что мое плечо все еще способно двигаться. – Я должна поговорить с ней.
– Уверена, что должна? – сомневается Астахов. – Карина вряд ли в настроении.
– Плевать. Если не поговорю с ней сегодня, то поговорю завтра. Зачем тянуть? – Леша помогает мне встать с дивана, и я благодарно киваю. – Иди домой. Ты сделал все что мог.
– Не все, раз ты еле ходишь, а твоя сестра заперта в комнате.
– Перестань. – Я взъерошиваю волосы друга и улыбаюсь. – Спасибо, что не бросил Карину, спасибо, что побыл с ней до моего прихода. Но сейчас отдыхай. Я же вижу, какой ты уставший, и меня грызет совесть.
– А она у тебя есть?
– О да-да. Очень смешно. – Я подталкиваю парня к выходу и наблюдаю за тем, как он одевается. – Езжай осторожно и не торопись.
– Хорошо, мамочка.
– Иди уже!
Я смеюсь, закрывая дверь. Астахов не мой герой и не таинственный спаситель, он обычный человек со своими страхами и слабостями. Но при всем этом он остается моей единственной опорой. Никто, кроме него, не знает о Карине и ее проблемах. Так что тот факт, что он еще с криками не убежал от меня, говорит о многом.
Я громко выдыхаю и подхожу к шкафчику. Достаю аптечку. Нахожу йод. Покрываю сеткой живот, край подбородка и плечо. Может, к утру станет чуть-чуть легче? Слава богу, завтра выходной.
Покончив со своей реанимацией, прячу аптечку и следую в комнату сестры. Не думаю, что удастся хорошо поговорить, но где-то в глубине души я на это надеюсь.
Стучусь.
– Карина? – Сестра лежит в постели. Ее спутанные волосы свисают с кровати. Они светлые, почти бронзовые. Я мечтала о таких, но вместо этого у меня темные. – Ты спишь? – Она не отвечает. – Нам надо поговорить.
– О чем? – неожиданно хрипло протягивает она. – О том, что ты слишком много о себе возомнила?
– О том, почему я решила пройти инициацию вместо тебя.
– Мне не интересно.
– Ты меня выслушаешь, хочешь ты этого или нет. – Я включаю свет и сажусь рядом с сестрой на кровать. Карина не поворачивается, и я не вижу ее лица. Но уже по голосу ясно: она плакала все то время, пока меня не было рядом. – Стая, может, и кажется тебе хорошей компанией, на самом деле является опасной бандой. Люди причиняют вред своему здоровью, а порой умирают. Зачем тебе так рисковать? Ради чего?
– Какая разница, что я делаю? – срывающимся голосом спрашивает она. – Это не твои проблемы!
– Ты ошибаешься. Что касается тебя, касается и меня.
– Но почему? – Сестра резко поворачивается и смотрит мне в глаза так обиженно и зло, что мой живот сжимается и начинает болеть. – Почему ты вдруг решила, что имеешь право управлять моей жизнью? Это мой выбор! Мое желание! И мне плевать, что ты на этот счет думаешь!
– Но а как же родители? – пытаюсь я защититься. – Ты о них подумала? Они с ума сойдут, если узнают, где ты шляешься!
– Им не впервой сходить с ума, – ядовито протягивает она.
– Да неужели.
– Может, ты и забыла прошлый год, но это не освобождает тебя от ответственности. Папа с мамой даже не удивились, когда тебя привезли в больницу полуживой. Они знали, что рано или поздно лед, по которому ты идешь, провалится у тебя под ногами и ты сорвешься в водную пучину.
– О чем ты говоришь? – Я смотрю в изумрудные глаза сестры, но вижу в них лишь злость, гнев. Ни намека на здравомыслие. – Не придумывай чушь!
– Чушь? Это ты не витай в облаках! Лия хорошая, Лия милая, Лия правильная и ответственная. – Карина фыркает и восклицает: – Бред! Пусть они и дальше обманывают тебя, себя, кого угодно. А мне надоело! Я не стану перед тобой отчитываться, потому что ты абсолютно не лучше всех остальных!
Ее слова обескураживают меня. Я в такой дикой растерянности, что даже не представляю, как реагировать.
– Я не понимаю, о чем ты.
– И неудивительно. Ты ничего не понимаешь!
– Так объясни мне!
– Не собираюсь тратить на тебя свое время, – холодно отрезает Карина. – Ты решила занять мое место – отлично. С этого момента мне плевать на тебя. Не ценишь меня, и я не буду ценить тебя.
– Не ценю тебя? – взрываюсь я. – Ты спятила? А кого я вытащила из куба и вернула с того света? Кого я сберегла от проверки нервов на железной дороге?
– Дешевые оправдания.
– Оправдания? – От ее слов мне становится больней, чем от гематомы на плече. Я чувствую, как переносица покалывает, как подкатывают слезы. – Считаешь, это оправдания?
– Ну а что это, по-твоему? – Карина встает с кровати и подходит к зеркалу. Она берет расческу и начинает проводить ею по своим бронзовым волосам. – Моя старшая сестра возомнила себя классной. На самом деле ты такая же девушка, как и все остальные. Так что не думай, будто одно мое спасение загладит твою вину.
Меня тошнит от ее слов.
Как она может такое говорить? Как смеет?
Вместо слез меня накрывает волна гнева. Я резко подрываюсь с кровати и подлетаю к Карине. Она пугается такого порыва, разворачивается ко мне лицом и врезается спиной в зеркало. Ее глаза испуганы, мышцы напряжены, и пусть она хочет это скрыть – я вижу. Я вижу, что она меня боится, что она в панике. И в этот момент у меня возникает странный вопрос: кем же я была до потери памяти, если даже моя родная сестра испытывает ужас, находясь рядом?
Неожиданно я замечаю свое отражение: дикие зеленые глаза, острые скулы, растерянно отступаю назад и несусь вон из комнаты, хлопнув за собой дверью так сильно, что эхо разносится по квартире.
Этой ночью я не сплю.
Завариваю себе кофе, надеваю, несмотря на жару, толстый свитер и сижу на кухне. Проходит несколько часов, когда я решаю сдвинуться с места. Правда, только лишь для того, чтобы вылить остатки холодного напитка и заварить новый.
Слова Карины штурмуют мой мозг и разрушают один стереотип за другим. Сначала я думаю, что она специально наговорила кучу глупостей для того, чтобы задеть меня и вывести из себя, потом вспоминаю, как чуть не вывернула Леше руку и с каким удовольствием стояла на рельсах, и тогда-то меня бросает в холод. Приходится допустить вариант сестры и рассмотреть его со всех сторон. Возможно, я и правда в прошлом году принесла много бед родителям. Но почему тогда они мне никогда о них не рассказывали? Смысл скрывать? Где остатки целого года? Фотографии, записи, видео. Почему есть я 13 сентября 2011 года и я 8 августа 2012-го. Куда испарился такой огромный промежуток времени?
Я громко ставлю чашку с кофе на стол и сама пугаюсь этого звука. Прикрываю глаза и пытаюсь ровно дышать. Но успокоиться не получается: меня раздирают на куски странные чувства. Я борюсь с паникой, со страхом, с ужасом и в то же время горю безумным желанием узнать правду. Что же на самом деле произошло со мной год назад?
Внезапно я слышу, как открывается входная дверь, и машинально смотрю на часы. Около четырех утра. Родители как раз вовремя.
Ставлю чашку в раковину и выхожу в коридор. Мама снимает ботинки, вешает свое пальто и замечает меня. Ее глаза округляются, становятся выразительными, большими, и она удивленно вскидывает брови.
– Не поздно ли ты бродишь по дому? Спать не думала?
– Мне не хочется.
– Опять живот болит? – спрашивает папа и подходит, чтобы поцеловать меня. – Может, примешь таблетку?
– Не стоит.
– Стоит.
– Нет, я на самом деле поговорить с вами хотела. – Слова еле-еле слетают с губ. Приходится взять себя в руки.
– О чем?
– Обо мне.
Мама растерянно проходит в зал и устало выдыхает:
– А нельзя отложить разговор до утра? Я ужасно вымоталась.
– Так уже утро, – невинно протягиваю я и растираю лицо ледяными руками. – Я не займу много времени.
– Что-то случилось? – Папа снимает с запястья часы. – Проблемы в школе?
– Да нет. В школе все хорошо. Я по другому поводу.
Мама плюхается на диван, папа останавливается в проходе между кухней и спальней: ждет, смотрит на меня. Наверняка он заинтригован.
– Сегодня я поссорилась с Кариной. – Родители одновременно тяжело выдыхают, и поэтому я быстро добавляю: – Даже не спрашивайте почему. Ссоры между сестрами обычное дело.
– Тогда почему ты хочешь поговорить с нами об этом? – зевая, спрашивает мама. – Карина обидела тебя?
– Нет, конечно нет. – Я сильно прикусываю губу. Хочется закричать: на самом деле да. Она ужасно меня обидела, оскорбила и предала, но я выдыхаю. Родителям об этом знать не обязательно. – Слово за слово, и мы перешли на личности. Орали друг на друга, кричали, как вдруг Карина заявила, что я… – Нервно усмехаюсь, обхватив себя руками за больной живот. – Что я накуролесила в последний год. Год, который я не помню.
Мама бледнеет, а папа отходит от стены и медленно присаживается в кресло.
– Она соврала? – Я судорожно выдыхаю. – Или нет?
Родители молчат, и у меня внутри взрываются друг за другом все органы. Неужели это правда? Мне становится плохо. Я облокачиваюсь спиной о шкаф и прикрываю глаза. Пожалуйста, скажите, что это сон. Пожалуйста.
– Я… – Мама шумно выдыхает. – Поверить не могу, что она сказала тебе такое.
Смотрю на нее. Она трет ладони и нервно моргает.
– Мне даже в голову никогда не приходило, что Карина может так поступить.
– Я не понимаю.
О проекте
О подписке