Цитаты из книги «Праздник, который всегда с тобой»

и теперь у нас была и весна, и деньги. Я подумал, что больше ничего и не надо.

Пусть нелегко, но что почти всегда возможно для частных детективов от литературной критики – это доказать, что с беллетристом, пишущим от первого лица, не могло произойти всего того, о чем рассказывает повествователь, а может, и совсем ничего подобного. Какое это имеет значение и что доказывает, кроме того, что писатель не лишен воображения и изобретательности, – для меня всегда было загадкой.

Пошли в Лувр, – сказал я. – Он рядом, реку перейти. Мы пришли в Лувр, он осмотрел статуи, но насчет себя еще сомневался.

Только после двух лет знакомства он научился писать мою фамилию правильно; фамилия, конечно, длинная, и писать ее с каждым разом, вероятно, становилось труднее, так что надо отдать ему должное за то, что он все-таки научился.

Потом он излагал мне другие версии, словно примеряя их к роману, но ни одна не была такой печальной, как первая, и я продолжал верить первой, хотя правдивой могла оказаться любая. С каждым разом они становились красивее, но не трогали так, как первая.

Я держал термометр четыре минуты. – Я думал, их ставят всего на минуту, – сказал Скотт. – Это большой термометр, – объяснил я. – Время увеличивается пропорционально квадрату его величины. Этот термометр меряет в градусах Цельсия. Наконец я вынул термометр и поднес к настольной лампе. – Сколько? – Тридцать семь и шесть десятых. – А какая нормальная? – Это нормальная. – Вы уверены? – Уверен. – Померьте у себя. Я хочу убедиться. Я стряхнул термометр, расстегнул на себе пижаму, поставил его под мышку и стал следить за временем. Потом посмотрел на термометр. – Сколько? Я продолжал смотреть. – Ровно столько же. – Как вы себя чувствуете? – Прекрасно, – сказал я. Я пытался вспомнить, действительно ли тридцать семь и шесть – норма. Это не имело значения, потому что термометр невозмутимо показывал тридцать. У Скотта еще оставались некоторые подозрения, поэтому я спросил, не хочет ли он померить еще раз. – Нет, – сказал он. – Мы можем быть довольны, что все так быстро прошло. Я всегда очень быстро выздоравливаю.

– Другого не удалось достать? – спросил я. Когда официант вошел, Скотт закрыл глаза и с виду был по меньшей мере так же близок к смерти, как Камилла. Я еще не видел, чтобы у человека так быстро отливала кровь от лица, и недоумевал, куда она девается.

Я спросил, не может ли он взять взаймы градусник. Скотт открыл глаза и наградил официанта злобным ирландским взглядом.

Скотт лежал с закрытыми глазами, словно изваяние на собственной надгробной плите, и дышал с исключительным достоинством.

Это была очень красивая старая гостиница, и деревянные стены комнаты, где мы ели и пили, стали шелковистыми от того, что их множество лет протирали.