Глава 6. Милый дом

Закончив разговор с Афиной, Охотница решительно и быстро подошла ко мне. У нее был столь боевой вид, что я подумал: Арти сейчас набросится на меня, но вместо этого она сказала:

– Астерий! Может хватит на меня дуться?! Ты как обиженный мальчишка!

Я даже рот открыл от неожиданности. Какой же интересный поворот! Вчера она выразила глубочайшую обиду, сама демонстративно надулась, а сегодня в этом обвиняет меня?! О, женщины!

– Вчера ты накричал на меня, как на служанку, топал ногами, ругался, а сегодня еще делаешь вид, что очень обижен и еще не хочешь со мной говорить?! – продолжила Разящая в Сердце.

– Но, дорогая. Вспомни, все было немного не так, – попытался возразить я. Меня трудно сбить с толка, однако Артемиде такое удалось. Как она ловко перевернула все с ног на голову, что меня в первые мгновения оторопь взяла. – Я напомню, началось с того…

– Извинись, Астерий. Ты же мужчина, – перебила меня Афина и, украдкой подмигнув мне и улыбаясь, подкатила глаза к небу. Этим она как бы показала, что понимает странность подруги точно так же, как ее понимаю я, но самое разумное сейчас уступить Арти.

Ах, ну да, я – мужчина. А мужчина перед женщиной почти всегда не прав, даже если он прав – так сложилось почти во всех известных мне мирах. Это забавно и даже приятно для тех мужчин, которые держатся за серьезные принципы, но готовы уступить любимой женщине в вопросах не слишком важных.

– Прости, дорогая, я был не прав. Правда, ногами я не топал, и не кричал, и не ругался, но все равно прости, – сказал я, для убедительности припал на одно колено и поцеловал руку Арти. Тут же добавил: – Но ты же понимаешь, что в случаях, когда требуется мужская решительность, ты должна меня слушать?

– Давай не будем об этом, Астерий! Ну зачем нам ссориться по всяким пустякам? Я думаю, что правильнее будет, если слушать меня будешь ты. Потому, что нас здесь двое, – Артемида взяла мою руку и положила на свой живот, намекая о нашем ребенке. – Чувствуешь, численный перевес на моей стороне. На этом прекратим спорить, просто поцелуй меня и забудем вчерашнее. У меня было тяжелое утро. Пожалуйста, сделай так, чтобы хотя бы этот день и вечер стали легкими и приятными.

Я повиновался. Исполнить такое повеление божественной госпожи вполне совпадало и с моим желанием. Но если Арти решила, что она такой простой уловкой может управлять мной, то это очень зря.

– Ты скучал по мне? – спросила Артемида, когда наши губы разъединились. – Или Афина тебе не давала? Признавайся, Астерий! Ты же знаешь, что от меня трудно что-то скрыть.

За эти недолгие минуты, которые прошли после возвращения Небесной Охотницы, я успел изрядно поволноваться. Вот, что мне ответить ей сейчас? Сказать правду, что скучать у меня как бы не было времени? Я схитрил, повернулся к Афине и, ловя взгляд Светлоокой, произнес:

– Афина, ты правда не давала мне скучать?

– Арти, ну зачем ты так? И я, и Астерий помнили о тебе, – пришла на помощь Воительница. – Мы вместе решили, что как бы нас сильно не влекло друг к другу, ты всегда будешь для меня самой любимой моей подругой, а для Астерия самой любимой женщиной на небесах. Может, вернемся во дворец? – предложила она. – Здесь становится жарко.

– Да, идемте. Я слышала, что Астерий решил пробыть у меня в гостях еще два дня. Всего два дня – это так мало, тем более для нас двоих, – Артемида переглянулась с подругой. – Я хочу, чтобы эти немногие дни были приятны нам всем.

– Два дня, для нас четверых, – исправил я богиню, положив ладонь на ее живот, где был наш ребенок.

Конечно, Артемида все знала о том, что случилось между мной и ее сестрой. Это я понял еще по пути ко дворцу. Арти и Арета перешептывались, когда я немного отстал, чтобы вытряхнуть из обуви камешек, и до меня долетела часть их разговора. После обеда мы вместе плескались в бассейне: вышло это еще менее скромно, чем прошлый раз – Артемида позволила мне куда больше вольностей.

Под вечер, когда уже опускались сумерки, я все-таки нашел удобное время и отправился на поиски Бондаревой. Нашел ее сначала ментально не без помощи Бабского: Наташа была где-то у начала ущелья, примерно в километре от дворца богини. Поспешил туда, чтобы успеть до темноты. Застал я штабс-капитана возле тонкого ручейка, стекавшего с каменного уступа. Наташа практиковала там магию холода, которой я ее недавно обучил.

Я остановился в полусотне шагов, наблюдая за менталисткой. Перед правой ладонью баронессы появилось голубое свечение, расходившиеся в стороны бледной короной. Добившись приемлемой температурной разности, Бондарева резко выбросила руку вперед, направляя холодный поток на струйку ручья, тут же превращая ее в лед.

– Наташ, пойдем ко дворцу. Уже поздно, скоро стемнеет, – сказал я, подходя к ней сзади.

– Уйдите от меня, корнет! Сама разберусь, когда мне следует вернуться! – ответила она, не поворачиваясь.

– Наташ, ну прости. Нехорошо вышло. Просто дурное стечение обстоятельств, – я попытался ее обнять.

– Не смей меня трогать! Больше никогда не смей даже прикасаться! – она ловко вырвалась из моих рук, применив прием ухода от захвата – такие тренировали в «Грифоне». Предостерегающе выставила руки перед собой. Тут же воздух вокруг ее ладоней засветился морозной синевой. Дохнуло холодом.

– Ты многому научилась. Наташ, ты восхищаешь своими талантами. Давай, покажу тебе базовые упражнения по кинетике? – предложил я, не обращая внимания на ее магическую угрозу.

– Правда? Снова за поцелуй? Или теперь ставки повыше: сначала пожелаешь меня дрыгнуть? – ехидно спросила баронесса.

– Дорогая, зачем ты так? Ты же прекрасно понимаешь, в произошедшем не было моей вины. Просто неудачное стечение обстоятельств. Пожалуйста, не сердись, – я взял ее руки, от которых по-прежнему исходил опасный холод – пришлось потерпеть.

– Какая я дура! Ну зачем я тебе это позволила! Повелась, как безвольная девчонка! Ненавижу себя! – она поджала губы, и я почувствовал, что Бондарева сейчас заплачет.

Обнял ее, прижал к себе. Ее грудь задрожала, прижавшись к моей. Моя щека стала мокрой от ее слез.

– Граф… Давай останемся друзьями. Никаких больше игр! Никаких поцелуев! Мы уже так наигрались, что потеряла уважение к себе!.. Прошу, я не могу так!.. – всхлипывая произнесла она.

– Наташ, мы больше, чем друзьями. Просто признай это. Зачем ты придумываешь для себя эти сложные правила? – я поцеловал ее в мокрую щеку.

– Не трогай меня больше, пожалуйста, – она тоже поцеловала меня. – Это для тебя все так просто: и богини твои, и Ольга Борисовна, и весь мир у твоих ног. Но для меня все по-другому. Пожалуйста, оставь меня.

– Наташ, а давай так: пусть все успокоится. Прежде всего, успокоишься ты. Ведь не случилось ровным счетом ничего. Ты сама выдумала для себя эти проблемы, – я встряхнул ее.

Она молчала, иногда шмыгая носом. Потом сказала:

– Пошли во дворец. И прошу, не лезь ко мне больше. Может быть, ты прав – пусть сначала все успокоится, но сейчас я хочу побыть одна. Хочу скорее вернуться в «Сириус». Буду просить Бердцкого, чтобы включил меня в ближайшую операцию. Мне противопоказано бездельничать.

В гостях у Небесной Охотницей мы пробыли еще два дня. Все это время я в основном проводил с Арти. Недовольной нашим небольшим отпуском была только Бондарева – она держалась в сторонке, не засиживалась за ужином, а после завтрака спешила уединиться куда-нибудь к алтарям горных духов или к водопадам. Я несколько раз пытался заговорить с ней, Наташа вроде бы не сердилась на меня, даже как-то бледно улыбалась, но старалась быстрее закончить разговор и уйти. А встречи с Афиной баронесса и вовсе избегала особо старательно. Даже не присоединилась к нам на обед, когда увидела, что за столом рядом со мной сидит Арета.

В Москву мы вернулись в воскресенье около одиннадцати утра. Вышли через портал в храме Артемиды на Гончарной. Наверное, жрицы были каким-то образом оповещены, и наше появление в помещения, закрытых для посторонних, не вызвало у них удивления. В воскресное утро главный зал храма был полон прихожан, особенно тесно народ стоял у алтарей. Кое-как мы протолпились к выходу, остановились под портиком, глядя на храмовую площадь, поток эрмимобилей на Гончарной, высокие, освещенные летним солнцем башни – Москва… У меня было такое ощущение, что я не был здесь больше года – так много событий произошло за эти немногие дни.

– Какие пожелания? Какие планы на сегодня? – спросил я, весело щурясь от солнца и доставая из кармана последнюю измятую сигарету.

– Буду привыкать к жизни земной! – рассмеялся Бабский. – Честное слово, небесная слишком расслабляет, – но здесь тоже неплохо, он встряхнул тяжелый рюкзак, который снял с плеч. – Мне, ваше сиятельство, точно есть чем заняться. Нужно же разобраться с вещицами герцога Уэйна.

– Разбирайся, но с умом. Еще раз напомню, вещицы там не просто дорогие побрякушки, – я прикурил. – И не забудь, завтра в шестнадцать тридцать встречаемся у дворца. И особо не забудь прихватить с собой Таблички для императрицы.

– Саш, я не пойду. Мое присутствие там необязательно. Пожалуйста, сходите без меня, – попросила Бондарева. – Сейчас Ключ тебе отдам, – штабс-капитан тоже сняла рюкзак.

– Хочешь сразу на базу? – я помнил ее недавнее настроение скорее вернуться в расположение «Сириуса».

– Нет, сначала навещу Рыкова. Есть что ему сказать, пока еще мы с ним не чужие. Может, задержусь здесь на день, два, – Бондарева вытащила из рюкзака сверток, перетянутый кожаными ремешками и, прежде чем его мне вручить, сказала: – Знаешь, что для меня странно… За все это время ты ни разу не спросил о Ключе. Не побеспокоился о его сохранности. Будто для тебя эта вещь, ценность которой невыразима для нашей империи, не важнее украшений, что прибрал поручик, – она кивнула в сторону Алексея Давыдовича.

– Прости за невнимательность к столь важной штуке, – я улыбнулся, взяв у нее сверток с поддельным ключом и небрежно сунул его в свой вещмешок, переглянувшись с Элизабет – Стрельцова знала правду о Ключе.

– Я ни на каплю не чувствовала твоего ментального интереса, хотя бы какого-то беспокойства о легендарном Карен Туам. Не хочешь это объяснить? – со всей проницательностью менталистки Бондарева смотрела на меня.

– Ладно. Могу поделиться великой тайной. Но не при всех. Отойдем? – я взял ее за руку и отведя за дальнюю колонну, сказал: – Объясню за поцелуй.

– Боги, Елецкий, ты повторяешься! Снова и снова повторяешься! Будь хоть немного изобретательнее! – Наташа отмахнулась от сизого языка табачного дыма.

– Хорошо. В этот раз буду нестандартным и открою секрет просто так… В общем, тот Ключ, что хранился у тебя – подделка. Настоящий лежал на нижней полке. Я взял его уже перед выходом из хранилища, – признался я, прижимая баронессу к мраморным граням колонны.

– Так и подумала, – ответила она, чувствуя себя неловко. – Просто хотела уточнить, верна ли моя догадка.

– Наташ, не спеши в «Сириус». Задержись здесь хотя бы дня на три, лучше пять. Сегодня-завтра у меня не будет свободного времени, а потом мы могли бы встретиться, – я обнял ее, потянулся к губам.

– Нет. Если я тебе на самом деле нужна, найдешь способ встретиться, где бы я ни была, – произнесла она и будто нехотя ответила на поцелуй.

– Как ты дразнишь! Хочу тебя дрыгнуть, – прошептал я ей в ухо. – Прямо сейчас очень хочу.

– Наглец, – ответила она, оттолкнула меня и усмехнулась. – Желай дальше. Можешь прислать мне сообщение – я послушаю твои откровения, как сильно ты меня хочешь. Но сегодня на этом расстанемся. Не забудь купить цветы Ковалевской и маме тоже.

На этом мы и расстались. Бондарева с Бабским уехали с парковки на «Арчере» службы извоза. Я же с Элизабет и Майклом прошел пешком до цветочной лавки. Купил пять роскошных букетов роз. Три отправил быстрой доставкой: Ольге Борисовне, ее маме и Талии. В букет для Талии вложил открытку, написав: «Привет, дорогая! Меня долго не было в Москве, освобожусь, навещу тебя с Родериком, все расскажу. Здоровья ему. Тебе сил и терпения. Одной большой любви вам на двоих» – захотелось именно так, открытой, да и не было у меня эйхоса. И когда я уже вручил букет Элиз, отчего приятно порозовели ее щеки, я все-таки вернулся снова к цветочной лавке, подумав о Ленской. Да, она изменила мне, и я с ней об этом еще серьезно поговорю. Но как бы ни сложились наши отношения дальше, это не значит, что она не может быть мне подругой. Я купил ей букет роз, очень похожих на ту, лепестки с которой я ронял в недавнюю ночь на актрису и ее нового воздыхателя.

– Для Светланы, – пояснил я стоявшей рядом Стрельцовой. – Как думаешь, куда ей отправить? Может ближе к полуночи вам на Пожарского? Или отдам тебе – ты сама передашь?

– А не хочешь привезти сам? – спросила Элиз, ее лицо выглядывало из-за крупных бутонов чайных роз.