– Салют, Мейсон! – прокричал Трэвис, и я похолодела. – Здесь кое-кто приставал к твоей…

Тут Трэвис ойкнул, застонал и растянулся на полу.

Я так горячо поблагодарила судьбу, что даже не задавалась вопросом, жив ли он.

– О боже! – завизжала Карли, которую Томми поставил на пол. – Трэвис, прости! Я сильно тебя ударила?

Я медленно отступала к коридору, когда в толпе промелькнуло лицо Мейсона. Его острый взгляд нашел меня, и я замерла на месте.

Как бы мне хотелось стать невидимой. Спрятаться. Исчезнуть. Хотелось, чтобы пол подо мной провалился, когда Мейсон пошел на меня.

Я пятилась, чтобы не терять из виду своего мучителя, который, лавируя по-акульи, двигался в мою сторону. Меня охватила паника. Я повернулась и начала протискиваться между парнями и девушками, натыкаясь на них и бесцеремонно толкаясь. Мне все же удалось выбраться из гостиной. Через секунду я была уже у лестницы, я была почти на первой ступеньке, я почти…

Почти…

Его рука схватила меня за плечо. Мои глаза расширились от страха, по спине пробежала дрожь. Сердце подскочило к горлу, я обернулась, и в этот безумный момент его лицо было единственным, что я видела.

– Я же говорил тебе… – услышала я, прежде чем меня накрыла тень.

Затем на меня обрушилась сильная тяжесть. Я споткнулась и ударилась о стену. В глазах потемнело. Я зажмурилась, проморгалась. Казалось, воздух вокруг меня дрожал. В голове пульсировало, но потом я все-таки пришла в себя.

Я лежала на полу с поджатыми к груди коленями, лодыжки застыли в неудобном положении. Сверху на меня что-то давило.

Еще до того, как поняла, в чем дело, я заметила, что мои руки упираются в чьи-то плечи. Я вытаращила глаза – на мне лежал Мейсон, его волосы касались моей скулы, а рука уперлась в стену за моей головой.

У меня перехватило в горле. Я почувствовала его дыхание на своей коже, и оно вызывало во мне нервную дрожь. Потом началась паника. Я схватила Мейсона за футболку и попытался спихнуть. Но как только мои пальцы сжали ткань, он приоткрыл рот и сказал:

– Меня сейчас вырвет…

«Я последовательный человек», – именно так я думала о себе, помня о твердых убеждениях, с которыми выросла.

Тем не менее в тот бесконечно долгий момент, когда запах пива заполнял мои ноздри, а коленки подгибались, я пообещала себе сесть и спокойно проанализировать, какие изменения претерпели мои моральные принципы.

Происходящее было совершенно нелогично. Нет, невозможно, чтобы я плелась, согнувшись под тяжестью парня в два раза больше меня, который меня ненавидел, и пыталась затащить его по лестнице, стукаясь об него головой.

Нет, не хотелось в это верить.

Во мне живет инстинкт егеря. Однажды я наткнулась на бобра, застрявшего в ловушке для хариуса, и позвонила в лесничество. Пока мы с ним ждали помощи, я протягивала бедняге побеги папоротника, убирая руку, когда он жевал и подкручивал свои усы.

Но Мейсон, черт возьми, не был несчастным бобром, и, когда мы опасно зашатались на верхней ступеньке, мне захотелось бросить его и посмотреть, как он кубарем покатится вниз.

– Если тебя стошнит на меня, я тебя прибью! – прорычала я, встряхнув Мейсона, но он даже не сделал попытки выпрямить ноги, и мы привалились к перилам.

Я с трудом доволокла его до коридора.

Когда мы, шатаясь, потащились в ванную, я, от досады стиснув зубы, в который раз спросила у себя, кто, черт возьми, заставил меня это сделать. Мейсон не заслуживал моей помощи.

Зная, что он за свинья, мне следовало бы радоваться, ведь он наконец-то пребывал в естественном свинском состоянии. Мне следовало бы посмеяться над ним и уйти, как поступил бы любой на моем месте. Но я почему-то повела себя иначе – решила ему помочь. Дура!

Мне стало жалко этого парня, который уж точно не сделал бы по отношению ко мне того же, окажись я на его месте.

– Осторож…

Поздно, Мейсон все-таки ударился головой о стену и что-то промычал. Что ж, неплохо, это ему за меня. Однако он откинул голову и щекой скользнул по моему лбу.

– Эй, полегче! – буркнула я и оттолкнула его голову.

Я затащила Мейсона в ванную, но потеряла равновесие, и мы оба рухнули в шаге от унитаза.

К счастью, обошлось без серьезных ушибов, однако, когда его живот под футболкой сжался в спазмах, я отпихнула его в сторону, пока не стало слишком поздно. Мышцы его спины напряглись под моими руками, и я отвернулась, решив на это не смотреть.

Я сидела, подобрав колени и продолжая держать руку на его спине. Лучше бы я этого не слышала… Уж лучше смотреть, как полуголый Трэвис пляшет на столе в гостиной.

Похоже, деваться мне некуда. Я чувствовала, как его мышцы содрогаются под моими пальцами. Дрожь, пробежавшая по его телу, передавалась через запястье моей руке.

Как он дошел до такого состояния?

Я посмотрела на Мейсона. Волосы закрывали лицо, я видела только его подбородок и приоткрытые красные губы. Мейсон покрылся холодным потом, через ткань я чувствовала, как напряжено тело. Его потрясывало.

Я должна испытывать злорадство, видя его таким, и почувствовать удовлетворение, оттого что ему физически плохо. И все же… я не могла.

Единственное, что я ощущала в глубине души, – уже знакомое противоречивое чувство: не гнев, не обиду – горечь. Как бы ни хотела, как бы ни старалась, что-то мешало мне его ненавидеть.

Я видела в нем отражение Джона, его глаза, его светлый смех. У отца с сыном была одна улыбка на двоих, и одна походка, и одинаковый блеск в глазах, когда они чему-то радовались, поэтому ненавидеть его или презирать оказалось просто невозможно.

Кончик влажной от пота пряди, как иголочка, уткнулся в уголок его воспаленного глаза, и я убрала прядь в сторону. Автоматически, я даже не заметила своего жеста…

Я совершила ошибку.

Мейсон вздрогнул и только тогда, кажется, заметил меня. Он повернулся и уставился на меня влажными покрасневшими глазами, затем оттолкнул.

– Уходи. Мне не нужна твоя помощь.

Коврик собрался подо мной, когда я отодвинулась и посмотрела на Мейсона. Внутри меня вместе с досадой просыпалось чувство, похожее на агрессию бешеного животного. В висках застучала кровь. Я сжала кулаки и вскочила на ноги.

– Ах, тебе не нужна моя помощь? После того как я затащила тебя сюда по лестнице? После того как ты упал на меня? После всего, что я сделала, не посмотрев, что это ты? – Я еле сдерживала гнев. – Какой же ты идиот!

Я повернулась и пошла к себе в комнату, чертыхаясь на чем свет стоит. Я буквально кипела от злости на саму себя, так что в груди жгло.

А на что, черт возьми, я надеялась? Что он поблагодарит меня? Возьмет меня за руку и извинится, что вел себя как последний кретин?

Я добралась до своей комнаты и хлопнула дверью так, что оконные рамы задрожали. Когда последний раз я испытывала такой жгучий гнев, способный испепелить дотла, если не остановиться? Не помню.

С меня довольно!

Я стянула со шкафа одну коробку и пинками дотолкала ее до закрытой двери. Затем стянула с себя футболку, воняющую пивом и по́том, отшвырнула ее подальше, ненавидя за то, что она касалась его.

Надела чистую майку, забралась в кровать и выключила свет. Я хотела бы проспать целую вечность. Заснуть и спокойно спать, перед сном пожелав, чтобы Мейсон вытошнил в унитаз свои мозги, а Джон вернулся домой пораньше и обнаружил бы в доме страшный бардак.

И – финита ля комедия!

Однако уснуть я не смогла и несколько часов ворочалась с боку на бок, честно пытаясь найти нужное положение. Бесполезно. Я села в кровати и включила свет. Поставив ноги на коврик, я замерла и прислушалась: музыка смолкла.

Я вышла в коридор – убедиться, что вечеринка закончилась. Сделала несколько шагов к лестнице и обо что-то споткнулась. Сердце от испуга чуть не остановилось. У моих ног лежала непонятная темная масса, бесформенная и пугающая…

Я присмотрелась – Трэвис, лежащий в надувном круге в виде острова с пальмой, без одной туфли, скрученная футболка лежит на плече, похожая на использованное полотенце.

Посмотрев с лестницы вниз, я разглядела в темноте другие фигуры и устало вздохнула: как же не хватает Джона, при нем в доме царил порядок… Когда он вернется? Полет прошел хорошо? Я была уверена, что он позвонит, когда приедет в Феникс.

Мое внимание привлек свет в ванной, наверное, кто-то забыл выключить. Однако, оказавшись там, я застыла на месте, не веря своим глазам.

– Ты все еще здесь? – прошептала я тихо.

Мейсон лежал там, где я его оставила. Он спал, подложив руку под голову. Под растрепанными волосами виднелось отекшее лицо человека, который после неудачной попытки утопиться смиренно отдался на волю судьбы. Жалкое зрелище. Я прислонилась к дверному косяку, не в силах пошевелиться. Наверное, он уснул вскоре после моего ухода.

Выгнал меня, сказал, что не нуждается в помощи, не сообразив, что самостоятельно отсюда не выберется.

– Дурак, – пробормотала я.

Я посмотрела на его перекошенное лицо и внезапно ощутила полное опустошение, во мне не было даже гнева.

Может быть, потому, что дураки никогда ничему не учатся, или потому, что посреди ночи на полу в ванной я видела только сына Джона. Знаю, Мейсон никогда ничего для меня не сделает. Однако, если я уйду сейчас, это не означает, что я изменилась. Себя не обманешь…

«Я делаю это не ради Мейсона», – сказала я себе, наблюдая за ним с порога.

Нет, на этот раз я делаю это ради Джона, помня те моменты, когда он поднимал меня с земли.

Мне потребовалось время, чтобы убедить Мейсона пойти спать в удобную постель. Он ворчал сквозь дрему и отворачивался, пытаясь не обращать на меня внимания. Наконец, обняв его за плечи, я помогла ему подняться.

Мы молча шли по коридору, и единственным звуком в тишине было неуверенное шарканье его сандалий, ступающих рядом с моими босыми ногами. Локтем я опустила ручку в его комнату и открыла дверь.

Пространство было декорировано в приятных темных тонах с добавлением разных оттенков антрацитового. На полке над столом поблескивали боксерские трофеи. Современный дизайн дополняли аксессуары с черными деталями.

Мы подошли к широкой кровати, и Мейсон рухнул на нее. Подушка заглушила его пьяный стон. Решив, что миссия выполнена, я молча направилась к двери. Но что-то удержало меня.

Я обернулась и в полумраке увидела, что подол моей длинной футболки зажат между его пальцами.

Я молча посмотрела на Мейсона, взглядом выражая недоумение, и уловила, как его пальцы на секунду сжались сильнее, как будто этим жестом он хотел что-то сказать. А что – никогда не узнаю. Потом его пальцы разжались, отпуская меня.

Я не видела глаз Мейсона. Не видела, как они на меня смотрели. Я видела только, как он откинулся на подушку, и ночь забрала его до утра.