Глава 3

Мэры стояла на краю обрыва. Она слышала, как далеко внизу шумят волны, ударяясь о берег, но было слишком темно, чтобы она могла их увидеть. В такой темноте ничего нельзя было разглядеть. Одно неверное движение – и она могла упасть вниз.

Сердце стучало изо всех сил. Ноги дрожали. Она знала, что будет дальше, и это произошло. Земля под ее ногами треснула, и Мэри полетела вниз, широко раскрыв рот в беззвучном крике…

Еле переводя дух, она упала прямо в маленькую лодку, но осталась невредима, потому что джентльмен в черном стоял в лодке и ждал, чтобы поймать ее. Мэри упала прямо ему на руки.

Здесь, в этой лодке с ним, не было темноты. Здесь светило солнце. Ей было тепло и спокойно в его объятиях. Волны, ударяясь о борта лодки, нежно покачивали их. Мэри слышала крики чаек. Она посмотрела вверх, в огромное безоблачное небо, которого никогда не видела в Лондоне, где его загораживали крыши домов и торчавшие на них трубы.

Джентльмен в черном улыбнулся ей, и она, вздохнув, затихла в его руках.

«Я знаю, ты хочешь меня поцеловать», – сказал он и наклонил голову…

Мэри подскочила на постели. Ноги запутались в простынях. Ощущение покоя сменилось острым чувством стыда. Как ей могло присниться, что она целует мужчину? Того мужчину! Не могла же она всерьез воспринимать предложение Молли о том, чтобы стать его любовницей!

Или могла?

Чувствуя отвращение к себе, она вытащила подол своей ночной рубашки из-под ног Молли и встала с кровати, где спала вместе с ней и с Китти, еще одной девушкой-белошвейкой, жившей с ними над магазином.

Мэри завернулась в халат и босиком прошла в мастерскую. Солнце еще не взошло, поэтому она зажгла одну из ламп, которые мадам Пишо давала девушкам для работы в вечерние часы, и уселась на стул перед пяльцами со своей вышивкой.

Она попыталась заняться работой, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, рожденных сном. Но как она ни старалась отогнать недостойные мысли, они упрямо возвращались к джентльмену в черном.

Мэри проснулась прямо перед тем, как его губы должны были коснуться ее губ, и она уже знала, как это будет. Хотя во сне он поцеловал бы ее не так отчаянно и яростно, как сделал это в пивной. Нет, он поцеловал бы ее нежно, ласково, совсем так, как ей хотелось…

Нет! Она не хотела, чтобы он ее целовал! Она не такая! Ей вовсе не хотелось прижиматься к нему, обвивать его руками и… и… успокаивать его своими поцелуями… потому что тогда она была бы ничем не лучше обыкновенной шлюхи!

Мэри не могла понять, что на нее нашло в «Молнии». Она могла поклясться, что раньше боялась и осуждала мужчин. Всех мужчин. Ей никогда не нравилось слушать похотливые намеки, которые находили лестными другие девушки.

Так почему она не сделала ни малейшей попытки убрать руку, когда он взял ее в свою? Почему не стала сопротивляться, когда он прижал ее к своей груди и поцеловал?

Конечно, она могла бы возразить, что с радостью ухватилась бы за любую возможность избежать подступавшего приступа паники. И что, оказавшись в его объятиях, она больше не будет думать о лошадях.

Он завладел всеми ее мыслями. Мэри чувствовала на своем лице его теплое дыхание, его решительные руки, которые, несмотря на свою силу, не оставили синяков на ее плечах, когда он прижал ее к своей твердой, как стена, груди. Она помнила, как ноздри наполнил его запах. Запах дорогого белья, ароматного мыла и чистого теплого мужского тела…

Мэри резко ахнула от удивления. Она снова наслаждалась ощущениями, которые должны были испугать ее. Почему, когда его руки сомкнулись вокруг нее, она почувствовала себя так, как будто… – она не могла этого не признать – как будто вернулась домой? Мэри потерла виски, пытаясь отогнать подступающую боль. Это просто смешно! Она ведь совсем его не знала.

Одним своим поцелуем этот незнакомец пробил все защитные барьеры, которыми она себя окружила!

Всего один поцелуй – и она уже не могла перестать думать о нем.

Мэри прижала ладони к своим горящим щекам. Дай бог, чтобы она никогда больше его не увидела!

Если Молли права и в скором времени он сделает ей бесчестное предложение, она даже не знала, что ей отвечать. Мэри понимала, что она должна ответить. Конечно, понимала. Но хватит ли у нее сил сказать «нет»? Если он снова заговорит с ней, если снова поцелует, и на этот раз нежно, как собирался сделать это в ее сне?.. Достанет ли ей мужества устоять?

Потому что на какой-то благословенный миг, пока Фред не бросился спасать ее, Мэри почувствовала, что это именно то, чего ей хочется.

Она, которая, сколько себя помнила, постоянно находилась среди чужих людей, вдруг почувствовала, что связана с ним, и эта связь не нуждалась в объяснении.

Конечно, Мэри обладала достаточной моральной стойкостью, чтобы противостоять соблазну уйти с незнакомым мужчиной, заставившим ее почувствовать, что он ей не чужой.

«Неудивительно, – вздохнула Мэри, – что многие женщины оставляют честную жизнь, полную тяжкого труда, и выбирают стезю порока». Если на нее произвела такое впечатление одна мимолетная встреча с человеком, о котором она практически ничего не знала. Мэри вздрогнула. Возможно, первая инстинктивная реакция на его появление в ее жизни была правильной. Бежать, бежать туда, где он никогда не сможет ее найти. Потому что он опасен. Опасен для нее.

– Господи, деточка, ну что мне с тобой делать?

Мэри вскочила, увидев, что над ней, неодобрительно поджав губы, возвышается мадам Пишо. Мэри была так занята своими переживаниями, что не слышала, как она вошла в мастерскую. Впрочем, ее это не удивило. Часто, погружаясь в работу, Мэри проводила долгие часы, не замечая ничего вокруг.

Неудивительно, что мадам застала ее глядящей в пространство с безвольно опущенными руками.

Неудивительно, что мадам была недовольна. С того дня, когда Мэри в панике прибежала с Керзон-стрит, она была сама не своя. Ее ночи наполнились тревожными снами о человеке в черном. И все дни напролет она думала только о нем. Лишь невероятным усилием воли ей удавалось заставить себя возвращаться к вышивке. Мэри опустила голову, с удивлением признавая, что работа впервые перестала ее интересовать.

Мадам протянула руку и, взяв Мэри за подбородок, решительно подняла ее лицо вверх.

– Посмотри мне в глаза, – злобно прошептала она. – Не знаю, куда там таскала тебя Молли вчера вечером, но ты вернулась на себя не похожа.

Когда Мэри виновато съежилась, пальцы мадам Пито сжали ее подбородок еще крепче. Мэри знала, что мадам не поверила объяснениям Молли о том, почему они так долго отсутствовали. Она сразу же отослала девушек в их комнату, и Молли решила, что на этом все закончится. Однако следующие слова мадам заставили ее похолодеть до самых костей.

– Как только знать разъедется на лето по своим поместьям, я сразу же выгоню эту девицу за вчерашнюю проделку. – Она смотрела сквозь Мэри, как будто думала вслух, и обращалась с ней как с полоумной. Впрочем, Мэри понимала, откуда взялось такое отношение. Она была в ужасном состоянии в тот день, когда здесь появилась. Почти не в себе после всех тягот путешествия и того, что произошло с ней раньше. Еще не одну неделю любая мелочь вызывала у нее изнуряющие приступы паники, после которых она почти не могла работать.

Вскоре другие работницы усвоили, что опасно задавать Мэри вопросы о том, откуда она приехала. Как только она пыталась что-нибудь объяснить, погружаясь в непроглядную черноту, где должны были храниться нужные воспоминания, ее охватывало такое сокрушительное чувство утраты, что она испытывала настоящую физическую боль. Такую, что почти не могла дышать. Это было, как будто… как будто она тонула.

Наконец все от нее отстали. И Мэри перестала делать попытки погружаться в эту темноту и боль. Как будто с трудом примирилась с собой. Она больше не старалась напрягать свою память, и та тоже оставила ее в покое.

А мадам, поняв, что, если Мэри никто не трогает и она спокойна, она может делать не только простые стежки, более того, она гораздо искуснее в вышивке, чем все остальные девушки. Поэтому мадам Пишо стала обращаться с ней как с любимой собачкой. С собачкой, которая умеет делать всякие забавные трюки и которую нужно баловать, но нельзя ставить на одну доску с человеком.

– Такую, как она, я могу найти в два счета. Стоит только поманить пальцем, – задумчиво продолжила мадам. – Девушки, умеющие шить, готовы лезть из кожи вон, лишь бы устроиться в хорошую мастерскую, такую, как моя, Мэри, где они смогут получать достойную плату за достойную работу.

Большинство девушек, но не она. Мадам согласилась взять ее, только чтобы сделать любезность приятельнице, которая прислала ее в Лондон. Мэри получила жилье и еду. Она обзавелась и красивыми платьями, которые сшила себе в зимние месяцы, когда было мало заказов. Ей купили крепкие башмаки, хорошенькие шляпки и теплые перчатки, потому что мадам требовала, чтобы ее девушки прилично выглядели, когда ходили в церковь.

Но Мэри никогда не получала денег на руки.

– Я разрешила тебе ходить на прогулки, которые прописал доктор, потому что считала тебя не такой, как другие девушки. Потому что ты так боялась мужчин, что не стала бы тратить принадлежащее мне время, чтобы флиртовать с лакеями в тех домах, куда я тебя посылала, или слоняться по улицам в надежде подцепить какого-нибудь франта с Бонд-стрит. А ты являешься сюда с вытаращенными от восторга глазами и запахом таверны!

Она отпустила подбородок Мэри, как будто ей было противно к ней прикасаться.

– Я думала, все, что тебе нужно для счастья, – это отрез шелка и тарелка бисера! Мне казалось, чем дольше ты у меня работаешь, тем спокойнее себя чувствуешь. Разве ты не довольна, что работаешь у меня?

Уловив в вопросе мадам скрытую угрозу, Мэри похолодела. Что с ней будет, если мадам ее прогонит? За пределами этой мастерской у нее нет ни семьи, ни друзей. Она не обладает ни изворотливостью Молли, ни ее навыками выживать в этом городе.

Мэри в ужасе подняла глаза. И увидела перед собой не терпеливую благодетельницу, снисходительно относившуюся к ее недостаткам по доброте душевной, а жестокую торговку, которая поднялась на вершину своего ремесла только благодаря своей железной хватке. С глазами навыкате, темными жидкими волосами, заплетенными в тощую косицу, уложенную вокруг головы, и жесткими, как щипцы, пальцами, которыми она только что держала Мэри за подбородок, мадам действительно напоминала паука, с которым сравнивала ее Молли. Паука, готового схватить мошку, попавшую в его сеть. Молли и другие девушки всегда видели ее такой, какой она была на самом деле. Потому что у них хватало на это ума.

Теперь и Мэри увидела, каким шатким было ее положение. Она полностью зависела от доброй воли этой женщины.

– Пожалуйста, не прогоняйте меня, когда закончится сезон, – взмолилась она. – Я обещаю, что больше никогда не зайду ни в одну таверну! Мне там даже не понравилось!

Несколько секунд мадам злобно взирала на нее, прежде чем принять решение.

– Я больше не стану нянчиться с тобой как раньше, после того как ты мне за это отплатила, – холодно сказала она. – Я говорю о твоих ежедневных прогулках. Никто из девушек не пользуется такой привилегией.

«Но никто из других девушек не трудится так упорно, как я», – подумала Мэри и сама удивилась своим мятежным мыслям. Других работа никогда не поглощала так, чтобы они забывали поесть. Они болтали, потягивались, смотрели в окно или пялились на знатных клиентов, заходивших в магазин на первом этаже, тогда как Мэри трудилась не покладая рук и так уставала, что, когда ей наконец разрешали уйти, она мечтала только о том, чтобы упасть на кровать и выспаться.

– И безусловно, я не разрешу тебе никуда выходить отсюда, пока не буду уверена, что ты никому не станешь назначать тайных свиданий. И не вздумай даже мечтать о том, с кем ты там кокетничала вчера вечером. Мужчины никогда не приносят женщинам ничего, кроме неприятностей. Ты должна забыть о нем! Ты все поняла?

– Да, мадам, – с облегчением ответила Мэри.

Кажется, в обозримом будущем ей не грозило потерять работу и жилье. Да и на улицу она выходить не собиралась, боялась снова встретить джентльмена в черном. К тому времени, когда гнев мадам уляжется, остынет и его пыл. Насколько она могла судить по рассказам о погубленных дебютантках и благородных дамах, которые слышала в магазине, мужчины его класса не отличались постоянством. Все они любили быстро удовлетворять свои прихоти. Если она правильно запомнила, он был лорд. Молли упоминала его имя. Что-то похожее на Харрисон. А лорд, по разумению Мэри, не станет долго тосковать о какой-то белошвейке. К тому времени, когда ей посчастливится в следующий раз выйти на улицу, он уже найдет себе какую-нибудь другую девушку, похожую на его леди, и совершенно забудет про нее.

– Ладно. Теперь иди и оденься, – бросила мадам. – И даже не думай ни о каком завтраке. Сегодня ты и так зря потратила мое время!

Это было вполне подходящее наказание. Каждый раз, когда у нее будет урчать в животе, Мэри будет вспоминать, как сильно она соблазнилась обманчивыми поцелуями незнакомца.