— Ты там слишком похожа на Мэй, чтобы она возражала. Все думают, что это Мэй, кроме самой Мэй. Когда кто-нибудь спрашивает, она всегда говорит: «Здесь нарисованы я и моя тетя».
— Норма, это наша мама, Элна Конрой, — сказал я и посмотрел на мать. — Норма наша невестка.
— Я ваша сводная сестра, — сказала Норма. Она смотрела на нас всех, но ее взгляд то и дело останавливался на Мэйв. — Господи, — сказала она. — Прости меня.
Норма была гораздо выше матери и куда крепче. На ней были аккуратные очки в золотой оправе, свидетельствовавшие о любви то ли к Джону Леннону, то ли к Тедди Рузвельту, ее густые каштановые волосы были убраны в безыскусный хвост.
— Инез, прости меня, прости! Я по телефону разговаривала — из больницы звонили. Что случилось? — Она внеслась в холл. Норма всегда бегала, а ее мать всегда пыталась ее урезонить. И вот она замерла на месте — почему? Увидела моих маму с сестрой у камина делфтской выделки? Или то, как ее собственная мать на диване обвилась вокруг меня плющом? Инез вся светилась — родственники в гостях!
Кое-как уложив Андреа на софу, я присел рядом. Она протиснулась головой мне под руку, изо всех своих скромных сил прижимаясь к моей грудной клетке. Плакать она перестала и теперь издавала тихие чмокающие звуки.