Я удивилась, когда Гринуэй сообщил, что мы приехали, потому что не заметила поблизости ни деревни, ни вообще жилых строений. Более того, «срезая путь» по предложению Гринуэя, мы не встретили признаков человеческого жилья.
«Прибрежный» стоял в относительном уединении, впрочем, неподалеку виднелся еще один изгиб дороги, за которым могли скрываться другие постройки. Усадьбу окружала высокая живая изгородь из лавра, чьи листья блестели на солнце. Подъехав к открытым воротам, мы увидели за изгородью красивый парк: лужайки с кустами рододендронов, фигурно подстриженные деревья. Сам дом оказался сложен из непривлекательного желтого кирпича; он не производил впечатления старинного. Я решила, что «Прибрежному» лет пятьдесят, не больше. Судя по всему, его строили в период увлечения готикой. Стрельчатые окна напоминали церковные, а по углам крыши высились неровные башенки. Из-за странной причуды архитектора весь дом на уровне второго этажа был опоясан своеобразным узором из красного и черного кирпича. «Прибрежный» показался мне одновременно уродливым и самоуверенным. Странное убежище для двух старых дев. Неужели им здесь не одиноко?
И все-таки чем-то «Прибрежный» мне понравился, чего нельзя сказать о докторе Лефевре.
– Ужас какой! – пробормотал он себе под нос, но я его услышала.
Гринуэй остановился у внушительного парадного крыльца, высадил нас, спустил на землю наш багаж и тут же уехал – как я поняла, на конюшню. Лошадка, почуяв впереди еду и отдых, пустилась легким галопом, а Гринуэй, предвкушавший примерно то же самое, не сдерживал ее.
– Ужас какой! – снова пробормотал доктор.
Наш приезд не остался незамеченным. В дверном проеме возникла суровая и властная особа среднего возраста, в черном бомбазиновом платье. На груди ее были приколоты часы на цепочке. Я поняла, что перед нами, скорее всего, экономка.
– Добро пожаловать, доктор, – негромко проговорила особа, – хозяйки вас ждут. – Она покосилась на меня и добавила: – И мисс Мартин тоже.
Она сразу указывала мне мое место в возглавляемом ею хозяйстве. Доктор Лефевр – гость, я же – всего лишь платная компаньонка, хотя мне предстоит сидеть с хозяевами за одним столом. Слуги всегда считают, будто компаньонки «задирают нос». Дракониха в черном платье мгновенно провела незримую черту, через которую я не должна была переступать. Возможно, другая девушка, более ранимая и хрупкая, испугалась бы такого приема. Но я сделана из более прочного материала.
– Да! – весело согласилась я. – Я буду компаньонкой миссис Крейвен.
– Вот именно, мисс, – с кислым видом подтвердила экономка. Она посторонилась, давая нам пройти. – Сэр, позвольте ваши цилиндр и трость.
Доктор покорно вручил ей свои вещи. Экономка положила их на большой, отполированный до блеска стол, на котором помещались всевозможные полезные предметы. Я заметила ящик для писем, серебряный поднос и восточный нож с резной рукояткой и странным изогнутым лезвием.
– Будьте добры, следуйте за мной. Я представлю вас хозяйкам. – Экономка не позволила нам медлить.
Она лишь слегка выделила интонацией последнее слово, намекая на то, что я-то – никакая не «хозяйка». По пути нас дважды принимали за путешествующих господ, и неожиданное понижение в статусе я нашла даже забавным. Покосившись на доктора Лефевра, я увидела, что он едва заметно улыбается, и угадала, что он тоже все подметил. Похоже, доктор ничего не пропускает.
Странный человек, подумала я; интересно, зачем его пригласили сюда?
Экономка провела нас в просторную гостиную, обставленную хорошей, добротной мебелью, в основном полувековой давности или еще старше. Судя по стилю, мебель сработали в начала века, при жизни короля Георга, который беседовал с деревьями в Виндзорском парке, пока его толстяк сын с нетерпением дожидался своей очереди на престол. Я не заметила нигде ни пылинки; все вещи отлично сочеталось друг с другом. Наверное, обстановку покупали целиком и все сразу расставили по местам. Скорее всего, подумалось мне, теперешние владельцы получили мебель в наследство. Новыми модами сестры Роуч вряд ли интересуются. Они хранят уважение к выбору своих родителей, которые создавали интерьер полвека назад… а может быть, просто скупятся.
Готические окна выходили на ровную лужайку, на которой росли фигурно подстриженные деревья. Вдали поблескивали темно-зеленые листья лавра. За живой изгородью я увидела галечный пляж, а еще дальше – море. Я не сумела подавить восторженный вздох. На поверхности воды плясали солнечные зайчики. Теперь я поняла, почему уединенный загородный дом выстроили именно здесь. Какой вид! С большим трудом я заставила себя оторваться от окна и повернуться к хозяйкам дома.
Можно себе представить, как мне не терпелось увидеть миссис Крейвен, но ее в комнате не было. Нас встретили две дамы, в которых я сразу признала сестер. Казалось, они всегда находились здесь, подобно мебели, и никогда не разлучались. Хотя сестры и носили кринолины, по современной моде, они, как и мебель, принадлежали другой эпохе.
Обе выглядели моложе своего брата, мистера Роуча, но фигуры у всех были очень схожи. Как и мистер Роуч, сестры были ширококостными, хотя и худощавыми. С первого взгляда они могли сойти и за близнецов, так как носили платья из одинаковой ткани, шерстяной, в зеленовато-коричневую клетку. У обеих седеющие волосы были разделены посередине пробором и на макушке собраны в пучок, увенчанный сооружением из лент и кружев, изображающим чепец. И все же одна сестра была немного старше другой; присмотревшись, я разглядела в их внешности существенные отличия.
У старшей сестры лицо было круглое, подбородок скошенный, а ее прямой, выдающийся вперед нос придавал ей сходство с резными фигурами, какие украшают старинные корабли. Подобно тому как волны расступались перед деревянным носом судна, воля этой пожилой дамы способна была подавить любое сопротивление. Она сидела в кресле с совершенно прямой спиной, сложив руки на коленях. Нас она окинула внимательным, оценивающим взглядом, хотя на ее лице не дрогнул ни один мускул. Когда она посмотрела на меня, мне показалось, что в ее глазах вспыхнули огоньки. Несмотря на ее выдержку и идеальную осанку, она как будто заранее предчувствовала, что мы с ней не сойдемся во взглядах.
Младшая сестра обладала большим квадратным подбородком; над ее ушами кудрявились два фальшивых локона, наверное призванные придать ее лицу хоть немного женственности. Кроме того, она приколола к платью камею, в то время как ее сестра украсила свое платье кружевным воротничком. Выражение лица младшей сестры казалось мягким и даже робким по сравнению с очень прямым, напористым взглядом старшей.
Они, конечно, прожили вместе всю жизнь. Такие сестры жили и в моем родном городке; они так срослись со своими привычками, что трудно было представить одну без другой. Ну а одинаковые платья… Возможно, брат присылает им со склада ткань штуками? Во всяком случае, самим сестрам явно не казалось странным то, что они одинаково одеты. Возможно, платья даже усиливали их чувство единения. Вот мне бы не понравилось, если бы еще кто-то, находящийся в одной комнате со мной, выглядел так же, как и я.
Видимо, непосредственно перед нашим приходом сестры играли в шахматы. Между ними стоял шахматный столик с инкрустацией маркетри. Грозная экономка, не дожидаясь просьбы, плавно подняла столик вместе со стоящими на нем фигурами и отставила его к стене. Я заметила, что ни одна фигура не сместилась со своей позиции.
Наконец старшая сестра нарушила молчание:
– Спасибо, Уильямс. Сейчас мы выпьем чаю. Пожалуйста, спросите миссис Крейвен, присоединится ли она к нам… – Дождавшись, когда экономка выйдет, она обратилась к нам: – Я мисс Роуч. – Она подтвердила свое старшинство старомодной манерой называться. – Это моя сестра Фиби. Прошу вас, садитесь.
– Очень рад с вами познакомиться. – Доктор Лефевр вежливо поклонился. Если ему и показалось странным или неучтивым то, что нас заставили долго стоять под оценивающим взглядом хозяйки, он не подал виду.
– Здравствуйте, – сказала и я, решив все же ответить на столь холодное приветствие.
– Вы благополучно доехали? – по-прежнему бесстрастно осведомилась мисс Роуч.
– Вполне благополучно, – ответил доктор Лефевр. – Поездка оказалась весьма интересной и поучительной.
– Да, в самом деле, – вмешалась я. Если они заранее сочли меня серой мышкой, которая редко позволяет себе что-то пропищать, лучше пусть сразу узнают, что я не такая. – Мне очень понравилась поездка на пароме. Раньше я никогда еще не путешествовала по воде.
– В самом деле? – Мисс Роуч едва заметно дернула бровью.
– А здешние пейзажи, – быстро продолжал доктор, отвлекая внимание мисс Роуч на себя, – в самом деле радуют глаз. Природа здесь дикая, и, хотя ее не назовешь красивой в общепринятом смысле слова, она весьма любопытна. Кстати, на вересковой пустоши, неподалеку от вас, у нас состоялась странная встреча. Мы обогнали одного малого с женой; по словам вашего Гринуэя, это странствующий крысолов.
– Бреннан? – резко переспросила мисс Роуч. – Значит, он вернулся?
– Не нравится он мне, – испуганно добавила мисс Фиби, впервые вступая в разговор. – Он меня пугает.
– Чушь, Фиби, – возразила сестра, не глядя на нее. – Он неизменно вежлив.
– Ты всегда так говоришь, Кристина. Но он приносит с собой несчастье.
– Не говори глупостей, Фиби, – сухо отрезала мисс Роуч. Она наконец повернула голову к сестре, но только для того, чтобы упрекнуть ее: – Ты слушаешь деревенские сплетни!
Фиби не сдавалась, поддержав свой довод словами:
– Последний раз, когда он был здесь, одна из его ужасных собачонок убила кухонного кота.
– Значит, кухарке нужно было держать кота взаперти, пока Бреннан не уйдет. Как бы там ни было, он опять нам нужен. Надо сказать Гринуэю, пусть попросит его зайти. Где-то здесь бегает крыса. За последнее время я видела ее дважды. – Она обвела рукой комнату, в которой мы находились.
– Я не заметила никакой крысы, – встревожилась мисс Фиби.
– Потому что ты вечно сидишь, зарывшись носом в книгу. В последний раз крыса объявилась средь бела дня. Я видела ее вон там. – Кристина Роуч уверенно ткнула пальцем в дальний угол.
Мы все взволнованно посмотрели туда, куда она указывала. Что там под креслом? Неужели оно шевелится?
– Она выбежала в холл, – продолжала мисс Роуч. – Но наверняка еще где-то здесь. Бреннан ее выкурит.
– А нельзя ли попросить кухарку, как обычно, рассыпать мышьяк? – спросила мисс Фиби, в отчаянии взмахивая руками. – Неужели обязательно звать Бреннана?
– Нет-нет, у крысы где-то здесь гнездо, скорее всего за плинтусом. Нельзя расставлять блюдца с мышьяком в гостиной или столовой. Если не хочешь встречаться с крысоловом, Фиби, просто не спускайся вниз, когда он придет.
К счастью, принесли чай, и про крыс говорить перестали. Чай подавала не экономка Уильямс, а пожилая горничная. Не успела горничная уйти, как дверь снова открылась. Доктор Лефевр поспешно встал. К нам спустилась Люси Крейвен.
Хотя мне говорили, что миссис Крейвен молода, но я не представляла себе насколько; должна признаться, ее юность меня поразила. Она выглядела совсем ребенком, лет семнадцати, не старше, и была очень хорошенькой – точнее, была бы, если бы ее личико стало поживее. Оно еще сохраняло детскую пухлость; подбородок округлый, губки полные, носик вздернутый. На ее лице выделялись большие синие глаза с фиалковым оттенком, окаймленные темными ресницами. Она надела простое платье в лиловую полоску, которое шло ее глазам. Светлые волосы были заплетены в длинную косу, уложенную пучком на затылке. Люси Крейвен была очень бледна. Я не заметила на ней никаких украшений, кроме обручального кольца; ни кружев, ни лент. Она производила впечатление фарфоровой куклы.
«Да ведь она почти школьница – во всяком случае, выглядит так!» – ошеломленно подытожила я.
– Ваш покорный слуга, мадам, – сказал доктор Лефевр, кланяясь ей.
Лицо девушки, точнее синие глаза, оживилось. В них проступила такая враждебность, что мне стало нехорошо. Впрочем, огонь в глазах мелькнул и сразу потух; глаза снова стали невыразительными, как у куклы. В ответ на приветствие доктора Люси просто кивнула.
Немного зная доктора, я не сомневалась, что враждебность Люси Крейвен от него не ускользнула. Возможно, Люси просто надоели врачи. И все же… с чего вдруг такая искренняя ненависть по отношению к совершенно незнакомому человеку?
– И мисс Мартин, – сказала мисс Роуч, жестом указывая на меня.
– Очень рада с вами познакомиться, – как можно сердечнее произнесла я.
Люси Крейвен перевела взгляд; мне показалось, что сейчас на ее лице снова появится прежняя враждебность. Но она молча кивнула, как до того доктору Лефевру.
За столом царила такая неестественная атмосфера, что я не могла дождаться, когда же чаепитие закончится. К счастью, доктор Лефевр оказался мастером светской беседы; в основном разговаривали они с мисс Роуч. Мисс Фиби все больше молчала и смотрела в свою чашку. Может быть, думала о крысе. Я тоже редко подавала реплики. Люси Крейвен вообще ничего не говорила, разве что сдавленным детским голоском отказалась от куска кекса.
Я испытала облегчение, когда мисс Роуч поставила чашку и обратилась ко мне:
– Мисс Мартин, вы, наверное, хотите осмотреть свою комнату. Ваш багаж уже отнесли туда. Люси, пожалуйста, покажи мисс Мартин, где она будет жить.
Люси молча встала. Я вышла следом за ней. Мы поднялись по широкой парадной лестнице и зашагали по коридору второго этажа, по-прежнему не обменявшись ни словом. Наконец, мы подошли к комнате в дальнем конце. Люси толкнула дверь, и мы вошли.
Комната оказалась маленькой, квадратной, но обставлена она была со вкусом. Я подумала: хорошо, что мне будет здесь удобно хотя бы в одном отношении; кроме того, окна выходили на море.
Не в силах ждать, я подбежала к окну и распахнула его, чтобы взглянуть на пенящиеся волны. Вдали я увидела две яхты под белыми парусами; они как будто плыли наперегонки, подсвеченные солнцем, и, казалось, светились в розовой дымке. Еще дальше заметны были очертания острова Уайт. Теплый ветерок приятно ласкал лицо. После лондонских миазмов здешний воздух был таким приятным, что хотелось его пить, вдыхать полной грудью.
Я повернулась к Люси и воскликнула:
– Вы не представляете, до чего я взволнована! Вы живете у моря и, наверное, почти не замечаете его, но я из Дербишира, из шахтерского городка, где воздух напитан угольной пылью. Кроме него, я жила только в Лондоне и дышала туманами и дымом…
Люси стояла посреди комнаты и следила за мной. Вероятно, мое воодушевление нашло в ней отклик, она заговорила, причем ее тон словно вызывал меня на спор:
– Нас с вами услали из гостиной, чтобы они могли обсудить меня с тем доктором.
– Мы с доктором Лефевром только приехали сюда вместе, – сказала я. – До сегодняшнего дня мы не были знакомы.
Не знаю, почему у меня вырвались эти слова. Наверное, показалось, что Люси считает, будто мы с доктором заодно. Мне хотелось сразу дать ей понять, что я от него не завишу.
Девушка пожала худенькими плечами:
– Он приехал шпионить за мной – как и вы, мисс Мартин. – Она бросила на меня понимающий, насмешливый взгляд, и ее полные губы скривились в циничной улыбке, которая совершенно ей не шла.
На миг она стала казаться старше своих лет; эффект получился неприятный. Вспомнились уличные дети, которых я встречала в лондонских закоулках. Угрюмые личики противоречили их нежному возрасту. Иногда я видела совсем юных девочек, разодетых в кричащие наряды; вечерами они разгуливали по тротуарам, предлагая прохожим свои незрелые прелести, и в их глазах отражалась потеря невинности и всякой надежды.
Я поняла, что должна немедленно взять бразды правления в свои руки, иначе мы так ни до чего и не договоримся.
– Во-первых, – сказала я, – пожалуйста, зовите меня Элизабет или Лиззи, если вам угодно. Если вы не против, я бы с удовольствием называла вас Люси. Во-вторых, я определенно приехала сюда не для того, чтобы, как вы выразились, «шпионить» за вами. – Я глубоко вздохнула и продолжала: – Люси, я, конечно, понимаю, что вы пережили тяжкую потерю…
Выражение ее лица снова изменилось. Она так разъярилась, что я поспешила продолжить:
– Я в самом деле искренне сочувствую… вашему теперешнему состоянию. Надеюсь, мы с вами все же подружимся, и я смогу по крайней мере предложить вам утешение и поддержку. Меня пригласили сюда только для того, чтобы я стала вашей компаньонкой. Навыками сиделки я не обладаю, а быть тюремщицей не испытываю никакой склонности… Так что, поверьте, я не намерена за вами следить.
Произнося эти слова, я невольно подумала: был ли у Люси в жизни хоть один настоящий друг, или понятие дружбы ей совершенно неведомо? Похоже, мои слова не произвели на нее никакого впечатления.
О проекте
О подписке