– С остальными продолжим знакомиться завтра. Сейчас все на подготовку приёма детей. Хашим-ока, медсестра, повара на подготовку трёхразового питания; Софья Андреевна и Маруся отвечаете за приём документов, составление списков. Нужно составить анкету для данных по каждому ребёнку, раздать листочки с вопросами детям, чтобы они помимо документов сами записали всё, что знают и помнят о себе. Это под контроль воспитателей. Завтра мы должны сформировать четыре группы, которые будем пополнять за счёт новых поступлений. Детприёмники переполнены, и в течение двух-трёх дней мы получим весь контингент. Спальные места желательно определять, учитывая желания детей. Группы собрать в классных комнатах и провести знакомство, затем экскурсию по детдому. На этой работе должны быть задействованы все, начиная от меня. С кем каждый ребёнок выберет прогуляться по территории, тот и будет отвечать на все вопросы, выслушивать всё, что каждый найдёт нужным выговорить. Под контролем Евдокии Гавриловны проверить всех детей: температура, жалобы на плохое самочувствие, педикулёз и т. д. Бельё, одежда у Марьяны Яковлевны. Всем работникам, которые временно вынуждены жить на территории детдома, определиться с помещениями сегодня, чтобы завтра без собственных проблем заниматься только детьми. Отдельных комнат для всех, к сожалению, не хватит, придётся жить по двое-трое или вместе с воспитанниками, это в каком-то смысле даже хорошо для детей, а взрослым придётся потерпеть. Обещаю вам решить вопрос о выделении нам жилплощади в самое короткое время, насколько это будет возможно. Кому не подходят такие условия, можете отказаться, пока не поздно, я пойму и по возможности помогу устроиться на другую работу, более регламентированную. Вопросы есть?

– У меня вопрос, Илья Маркович, – встал со своего места очень серьёзный Лёва Паканаев. – Кому придётся жить вдвоём в одной комнате, может выбирать себе партнёра? – и при этом так выразительно посмотрел на Руфу Тимофеевну, что все рассмеялись и смеялись долго, освобождаясь, наконец, от напряжения, от того негатива, который до предела заполнил души собравшихся.

– Спасибо тебе, Лёва, за разрядку. Я думаю, что все поняли, какую роль ты будешь играть в нашем цирке. Роль, без сомнения, востребованная и благородная. И пусть наш смех будет сигналом того, что мы возвращаемся к нормальной жизни. А теперь, если позволите, я продолжу. Детприемники задыхаются от поступления детей, не успевают обеспечить карантин. Сегодня мы принимаем 40 детей к 12 часам, ещё 20 – к трём. Напоминаю: максимум внимания, такта и заботы, сначала накормить, потом первое знакомство со взрослыми, с территорией, с помещениями, где нужно будет жить неизвестно сколько времени. Завтра утром линейка, подготовьтесь, объясните детям всё, что им непонятно. Ещё раз напоминаю: максимум любви, заботы и внимания, перед сном подойти к каждому, погладить по голове, поцеловать, пожелать спокойной ночи, чтобы было, как дома или почти как дома. Я вместе с вами, все вопросы будем решать на месте. И я забыл: у каждого из вас должен быть прикреплён к одежде на груди бумажный прямоугольничек с чётко написанными вашими данными: фамилия, имя, отчество, должность, как у меня: Илья Маркович Либман, директор – чтобы все сразу знали, как обращаться друг к другу. Такие же листочки с булавочками приготовьте для детей. Это на 2-3 дня, потом мы уже все должны знать друг друга.

Три организационных дня пролетели быстро и беспроблемно. Под девичьи спальни были выделены две классные комнаты с широкой и длинной террасой; комната гигиены, туалет, конечно неотапливаемый, были хорошо закрыты от любопытных глаз. Спальни мальчиков на другом краю территории. Вся канализация – выгребные ямы, которые предполагалось очищать несколько раз в году.

На очередной вечерней планёрке определяли, чем занимать детей. Возможности самого детдома были пока очень скромными в этом плане: бедная библиотека, оставшаяся после начальной школы, ещё более бедный ассортимент спортивного инвентаря, отсутствие детской площадки с качелями-каруселями, всего несколько комплектов настольных игр. Все понимали, что ждать каких-то пополнений не приходится, поэтому полагаться нужно только на фантазии и умения сотрудников и детей. Илья Маркович дал просьбу-задание одному из местных воспитателей через отдел народного просвещения выяснить адреса Домов пионеров, станций юных техников, разного рода детских студий, связаться с ними и предложить совместную работу с детдомовскими детьми. Во двор детского дома выходила задняя стена Республиканского художественного училища, поступило предложение наладить связь с соседями, организовать кружок на полставки, чтобы научить желающих детей заняться лепкой. Почва на территории были глинистой, и дети уже сейчас без всяких кружков дружно лепили кому что хочется. Анна Тихоновна сказала, что с удовольствием будет учить желающих вязать, Маруся с Марьяной Яковлевной хотели организовать группу старших девочек для подготовки одежды к школе. На ближайшее время решили: договориться с кинофикацией о демонстрации фильмов по субботам, переговорить с каждым воспитанником, чем бы он хотел с интересом заняться, иметь информацию о репертуарах ТЮЗа, кукольного театра, драматического театра. Сотрудники детдома, которые будут работать с другими учреждениями, обязательно должны брать с собой несколько детей: учить их искусству делового общения, занимать интересными заданиями, знакомить с городом, в котором предстояло жить. На каждом этапе работы пробуждать инициативу ребят, замечать и развивать их способности и таланты. На завтра и послезавтра организовать конкурс на лучшее название детского дома. Выбор должны сделать сами дети. Гульнара, ты как пионервожатая должна получить полную консультацию по своей работе в горкоме комсомола и работать так, чтобы дети учились активно участвовать в общественной жизни. Подумай и предложи, как организовать пионерский костёр в честь открытия детского дома и присвоения ему названия.

Ночью, рассказывая своей Доминике о всех сложностях и проблемах начала работы, он сказал:

– Представляешь, когда я заканчивал своё выступление, я чуть не сказал, как всегда мы говорим: «Приступаем к работе с Божьей помощью», вовремя остановился, а потом целый день вспоминал и думал, с какими же словами я должен направлять людей на трудовые подвиги. Вот ты смеёшься, а какая бы была реакция у всего собрания, если бы я сказал: «Приступаем к работе с помощью ВКП(б), с помощью Всесоюзной Коммунистической Партии большевиков!»?

На первой же неделе жизни детского дома произошёл неприятный инцидент, закончившийся трагически. Илья Маркович попросил Марусю купить газеты. Киоск был рядом, только выйти из детдома и перейти дорогу. Маруся встала в небольшую очередь, спокойно думая о чём-то своём, не обращая особого внимания ни на кого и ни на что. Зато внимание обратили на неё: недалеко стояла группа великовозрастных местных подростков, ещё не призывного возраста, но уже не мальчиков. Увидев Марусю, они стали подчёркнуто громко что-то говорить, явно что-то недопустимое в её адрес, подначивая одного из них, по-видимому самого задиристого и хулиганистого. Тот направился к киоску и около Маруси изобразил, что он споткнулся, не удержался на ногах и обхватил её своими лапами, якобы чтобы не упасть. Она вывернулась и, ни на мгновение не задумываясь, рефлекторно залепила ему пощёчину. Это была уже не шутка. Мужчина-мусульманин на глазах у всех получил оскорбление от женщины-чужачки, которых между собой иначе как проститутками не называли. Он медленно нагнулся, из мягкого летнего сапога достал нож и пошёл на неё. Она в упор смотрела ему в переносицу широко раскрытыми глазами, руки были сжаты, рот стиснут – и вдруг глаза её совсем округлились, выражение их изменилось: она увидела, почувствовала или поняла – просто невозможно подобрать подходящего слова для этого озарения – этот парень летит с высоты вниз головой, ломая шею, и замертво сваливается на берегу какой-то воды. Он тоже что-то почувствовал, потому что не смог больше ни шагу сделать к ней. Маруся прикрыла глаза рукой и неожиданно мягко сказала:

– Береги себя, парень! – развернулась и ушла.

Через пару дней он ехал на стареньком велосипеде по узенькой дороге с выбитым асфальтом, которая шла вдоль берега реки. Единственная природная речушка, протекающая мимо детдома, за века вымыла себе в глиняных почвах глубокое русло. Берега были очень высокие – 12-15 метров, покрыты густым кустарником. Навстречу велосипедисту по этой опасной дороге медленно полз переполненный автобусик, занимая всё пространство. Колесо велосипеда вильнуло на неровном покрытии, и парень кувырком вместе с велосипедом рухнул вниз, ломая кусты, ветки и свою шею. У берега он был уже мёртвым.

Сразу вспомнили инцидент у киоска, сразу, конечно, обвинили Марусю.

– Ведьма! – прозвучал приговор, и стала накаляться атмосфера вокруг детдома. Женщины, родственницы погибшего и специально нанимаемые плакальщицы, вопреки исламу, но по древнему обычаю, громко вопили, раздирая свои лица и выдирая волосы, проклинали шайтан-арбу, то есть велосипед – повозку дьявола, и Марусю, которая вдруг стала злым духом.

– Береги себя, – сказала тогда огорошенная своим видением Маруся.

– Берегись – так, может и не по злому умыслу, а по своему уровню понимания русских слов, передали свидетели того инцидента «угрозу» русской бесстыжей колдуньи, которая сама спровоцировала их замечательного друга-мусульманина на протест против наглых женщин с голыми руками и открытой шеей, с непокрытой головой. Если уж приехали сюда, пусть не выставляют свои бесцветные волосы и белые глаза. Парня в тот же день по обычаю похоронили.

Атмосфера накалялась, надо было что-то делать. А что? Илья Маркович пошёл на склад к Хашиму, умному и достойному человеку, который в такой ситуации мог подсказать правильное решение. Нужно было вживаться в новую среду, занимать своё место в чужом пространстве, не предъявляя никаких претензий и требований, а только благодаря местных за кров и хлеб, которыми поделились люди в это трудное военное время. Этот процесс начинался вполне благоприятно, благодаря Хашиму, которому Илья Маркович безусловно доверял, и нескольким работникам, взятым по рекомендации завхоза из местных. Но подобная ситуация была практически ожидаема и безболезненно закончиться не могла. Это был неизбежный этап процесса интеграции, когда прибывшие должны безусловно принять язык, культуру, обычаи, образ жизни принимающей стороны, но и внести свои достижения, опыт при условии органичного слияния и корректного сосуществования таких мощных пластов жизни разных народов. Хорошо, что это выяснение отношений не коснулось детей. Не пощадили же даже беременную на последних месяцах женщину. Это ведь правило таких игр – выбирать беззащитных, чтобы самоутвердиться.

– Что делать, Хашим-ака?

– Я сам думал об этом всю ночь, – Хашим перестал раскладывать по местам привезённые продукты. Они присели на ящики, поглядывая друг на друга, покачивая в раздумье головами. – Она слишком красивая и беззащитная, и все будут делать попытки заполучить её. Проблем будет выше головы.

– Да знаю я. Она беременная, у неё маленький ребёнок здесь в детдоме, муж на фронте, документов никаких нет. Если мы с тобой её не защитим, действительно пропадёт. Нас переправляли через реку рано на рассвете, потому что ночью нельзя было фарватер для судов обозначать огнями бакенов, днём бомбили. Мостов уже не было, все более-менее крупные суда были разбомблены фашистами. Оставались катера да лодки, одна баржа. Часть беженцев успели переправить поздно вечером, уже затемно, а остальных планировали на завтра. А утром налетели самолёты и стали переправу расстреливать из пулемётов. Мы с другого берега всё видели. Они летели так низко, что лётчиков можно было разглядеть, и они не могли не видеть, кого расстреливали. Потом самолёты улетели, а мы на чём попало поплыли спасать тех, кто остался в живых. Так мы с Марусей встретились. Баржа села на мель, все были убиты или ранены, одна Маруся стояла в этом кровавом море. Она вытащила своего сына из-под тела убитой женщины, которая, падая замертво на него, закрыла ребёнка от пуль. Больше сотни людей тогда переправлялись, а осталось в живых меньше двадцати. Остальные были расстреляны или утонули. Маруся была в шоке, не выпускала из рук ребёнка, на всех, кто пытался вытащить их из этого ада, по-звериному рычала и не подпускала к себе никого. Крыша поехала, как говорится. И не удивительно, ни один нормальный человек не перенесёт такого. А у неё это всё произошло на фоне того, что несколько недель назад практически у неё на глазах бомба попала в их дом, и погибли все родственники. Она с сыном тогда чудом остались живы. Она не могла есть и спать, говорила, что как только закрывает глаза сразу видит полусон-полуявь – живой фашистский самолёт в авиационном шлеме, со страшными зубами-клыками, ощеренными в сатанинской улыбке. Это существо расстреливает детей из пулемёта и хохочет зловещим смехом. Лётчик тогда не добил её, когда она во весь рост стояла на барже, застрявшей на мели. И этот парень не добил её ножом, остановленный её взглядом. Видно, Всевышний что-то предназначил для неё, и она должна жить, понять это и выполнить.

– Нужно идти в чайхану, – подумав, предложил Хашим-ака. – Там собираются вечером старики, и что они скажут, то и будет законом для всей махалли.

– Я не готов к этому: не знаю языка, не знаю обычаев, боюсь сделать что-то непоправимое.

– Это они боятся тебя, – засмеялся Хашим. – Тебе, наверное, говорили, что ты похож на Берию. Даже очки носишь такие, как у него. Да ещё ты такой крупный, большой, ходишь, как живой монумент, разговариваешь медленно, только глаза на лице живые, даже губы не двигаются. Как будто свысока со всеми разговариваешь. У нас таких боятся и сразу подчиняются, недалеко от феодализма ушли.

– Да это у меня после операции на челюсти и после детского полиомиелита, – начал оправдываться Илья Маркович. – Ещё подростком был, пока молчу – лицо нормальное, а как начинаю говорить, пол-лица как парализовано.

– Это неважно, почему, – продолжал посмеиваться Хашим. – Главное, что тебя все видят, признают и невольно побаиваются. Как будто ты имеешь право быть главным. Так что не бойся. Наш народ очень гостеприимный. Гостю обязательно предлагают чай. Почётному гостю подают пиалу – чашку для чая – на ладони правой руки, поддерживая локоть левой рукой и слегка наклоняясь. Чем почётнее гость, тем меньше напитка – здесь летом жара невыносимая, нужно много пить, а если чая слишком много, его пить невозможно, он долго остывает при жаре больше сорока градусов. Поэтому и наливают по одному-два глотка, чтобы быстрее жажду утолить. В чайхане нет столов и стульев, сидят на скрещенных ногах или полулежат на деревянных супАх – помост типа очень большой и широкой кровати, застеленной коврами или стёгаными одеялами с бархатными подушками. В середине супЫ расстилают дастархан – скатерть – либо на низеньком столике, либо прямо на коврах-одеялах. У нас в чайхане – столик. Разговор нельзя начинать сразу. По этикету положено начинать беседу на общие темы: как здоровье, как дети и другие домочадцы, какие новости и т. д. Я дам знак, когда можно говорить о детдоме. Тебе с твоим весом и без привычки будет трудно долго сидеть, поджав под себя ноги. Поэтому лучше возлежать, полулежать – Хашим показал, как лучше устраиваться за дастарханом.

– Просто римские патриции, – удивлялся Илья Маркович. – Тогда же ещё не было столов и стульев, поэтому на всех пиршествах тоже возлежали.

Потом Хашим-ока рассказал, как принято у мусульман, согласно Корану, относиться к беженцам, и даже показал, в какой части Корана предписываются правила. На следующий день ближе к вечеру Илья Маркович, взяв с собой вцепившегося в него Серёжу, отправился в чайхану. Серёжа, шестилетний дошкольник, ещё в то время, когда они проходили карантин, как только первый раз встретил Илью Марковича, кинулся к нему с криком «Мама!», и они долго-долго сидели, крепко обнявшись, без всяких выяснений и объяснений. Видимо, оставшийся вдруг без родителей ребёнок так настрадался от своей беспризорности и никомуненужности, что взял в свои руки ситуацию, так сказать, и как только почувствовал, что именно вот этот человек может защитить его от страшной непонятной реальности, так сразу и определил родственные отношения. Может быть, в прежней жизни и не было папы, или роль папы была незначительной, а мама была всем в его маленькой жизни, но он никак не хотел называть Илью Марковича папой. Другие маленькие дети смотрели на эту парочку с хорошей завистью, а ребята постарше объясняли Серёже, почему он должен называть Илью Марковича папой. Он соглашался с ними, громко, вслед за ними повторял: ПА-ПА, и сразу шёпотом исправлял такую несправедливость: ма-ма. В детском доме он уже называл его папой, и после этой истории все взрослые и дети за глаза называли своего директора Папой, а позже – наш Па.

Место для чайханы, где можно было отдохнуть от изнуряющего дневного зноя, было выбрано идеально: на берегу небольшого, метра на два шириной, канала, через который были уложены доски с расставленными на них супами. Земля вокруг с обоих берегов уже несколько раз была улита водой из канала. Деревья вокруг затеняли всё пространство от уже заходящего солнца. Было тихо и прохладно.

– Ассалом алейкум, – приветствовал всех Илья Маркович, приложив руку к сердцу. – Я директор детского дома, зовут меня Илья, фамилия – Либман, пришёл знакомиться с вами. Мы ваши гости.

– Это мой папа! – громко заявил вдруг Серёжа, как будто кто-то хотел забрать у него этого папу. Он крепко держался за крупную руку Ильи Марковича, с отчаянным вызовом смотрел на взрослых и вроде бы даже заслонял своей спинкой папу.

– У меня сейчас 100 таких сыновей и дочерей.

Лучшего начала для встречи и переговоров и нарочно бы не придумалось.

– Ва аллейкум ассалом, – ответил чайханщик, тоже приложив руку к сердцу и приглашая проходить. Здесь уже был Хашим-ока и ещё человек пять пожилых мужчин в белых национальных штанах по щиколотку и в белых же рубашках без воротников, раскрытых до середины груди; обувь стояла у входа. Чайханщик, подпоясанный цветным платком, сложенном углами, с посудным полотенцем, перекинутым через плечо, поставил на низенький столик ещё две пиалы с чаем для Ильи Марковича и Серёжи и тоже расположился на супе. Хашим-ока, конечно же, как-то подготовил людей к знакомству. И очень важно – все говорили по-русски. Серёжа прижимался к Илье Марковичу и поглядывал на стол со сладостями к чаю – нават (кристаллический сахар), изюм, порезанная на кусочки дыня на подносе.

– Ешь, сынок, – пригласил его самый старший седой Карим-ока.

– Ты мой папа? – удивился Серёжа.

– Почему? – ещё больше удивился Карим-ока.

– Ты назвал меня «сынок», – объяснил Серёжа.

Напряжение снялось, все невольно посмеялись, стали говорить Серёже, что старшие мужчины по обычаю могут называть его сыном, а он должен уважать старших, говорить им «вы».