К тому же подавляющая часть вещей, если их еще не выбросили, осталась в номере барселонского отеля, куда я не собиралась возвращаться даже под дулом пистолета. У меня не было никакого желания сталкиваться с бывшим или же находиться в месте, где он изменял мне с другой, пока я занималась организацией вечеринки в честь его дня рождения вместе со своей лучшей подругой. Пошел Коннор Грейсон в пекло.

Три недели я игнорировала его сообщения и звонки и планировала делать это впредь. Он мог оборвать все связи, послать за мной своих людей и умолять о прощении до конца своих дней, но я никогда бы к нему не вернулась. Так что я не думала встречаться с ним, и чего еще я не собиралась делать, так это плакать этим вечером.

Я провела с Коннором последние два года жизни, но его предательство не вызвало во мне тех эмоции, которые воспламенил во мне Диего Карраско всего за полчаса. На самом деле он был единственным, кто будоражил мои чувства, которые я упорно в себе подавляла.

Именно поэтому я ненавидела себя за то, что позволила ему влиять на меня ровно так же, как он делал это несколько лет назад.

У меня не было привычки плакать. Еще в детстве я не была тем ребенком, который пускает слезу, когда чего-то не получает, не была подростком, рыдающим из-за вечеринок, на которые запрещали ходить, и я не стала девушкой, что впадает в истерику из-за измены. Но я была той, кто плакал, когда Диего Карраско, словно по привычке, ранил меня словами и поступками.

– Не смей реветь, Селена! – приказала я себе, смахивая предательские слезы и доставая телефон, чтобы вызвать такси.

Чапи, почуяв мое напряжение, засуетился и подал голос, поэтому я опустила его на землю. Он начал прыгать вокруг меня, пока я вводила адрес мотеля, где провела три ужасных дня. Пусть там не было нормальных условий для проживания и это место напоминало логово для наркоманов и алкоголиков, которые пугали меня до чертиков, но это лучше, чем оставаться на улице или возвращаться к Коннору.

Нужно было пережить всего одну ночь, а завтра я поеду в Барселону к Каталине, которая, уверена, приютит меня на пару недель, пока я не придумаю что-то с жильем и не найду новую работу. Она была единственной, к кому я всегда обратилась бы за помощью. Я бы ни за что не попросила помощи у папы или Энни, особенно сейчас, когда они были заняты заботой о Тео – моем четырехлетнем брате, у которого два года назад диагностировали острый лимфобластный лейкоз⁴¹.

С тех пор наша жизнь изменилась. Она разделилась на «до» и «после». «До» было полно смеха, радости и улыбок, а «после»… «После» наполняли лишь страх и неопределенность.

Мы боролись с этой болезнью уже два года. Все вместе. Всей семьей.

Бесконечная химиотерапия, новые лекарства, трансплантация костного мозга и визиты к психологу. Врачи не давали особой надежды, пока год назад нам не рассказали о новом препарате, который мог бы помочь Тео справиться с раком. Мы приняли решение воспользоваться крошечным шансом несмотря на риски: лекарство проходило клинические испытания. Согласно плану предстояло много работы: протокол лечения требовал постоянного наблюдения и больших финансовых ресурсов, которыми мы не располагали.

Когда мы впервые услышали диагноз, Энни пришлось оставить работу, чтобы быть рядом с Тео, а папа старался выбирать проекты, которые можно было реализовывать в Новый Орлеан или местах неподалеку, чтобы оставаться как можно ближе к дому. Мне же пришлось бросить учебу в Чикагском университете, где я училась на факультете журналистики, чтобы помогать Энни и папе. Это решение было непростым, но осознанным и необходимым, несмотря на то что родители были против. Я хотела проводить с Тео каждую минуту, пока могла. И была готова сделать все, что потребуется, лишь бы помочь младшему брату, который появился в моей жизни в самый нужный момент и исцелил мое разбитое сердце.

Я нашла работу в местной пекарне. Зарплата там была небольшой, но я делала все возможное, чтобы хоть как-то помочь папе и Энни. Настоящая поддержка пришла ко мне чуть позже в лице Коннора Грейсона.

В один из дождливых дней он зашел в нашу пекарню выпить чашечку кофе. Парень обладал внешностью горячего серфингиста: яркими голубыми глазами и ослепляющей улыбкой. Его чувство юмора и обаяние меня подкупали, а наши разговоры помогали отвлечься от суровой реальности. Коннор стал наведываться в пекарню регулярно. Он был веселым, привлекательным и единственным, кто сумел завоевать мое внимание за те годы, что мое сердце отказывалось кого-то впускать.

С Коннором было легко. Он не требовал от меня того, что я не могла ему дать. Он брал столько, сколько я могла предложить. Мы хорошо проводили время, когда он приезжал в Новый Орлеан по делам, а потом на пару недель исчезал, но я знала, что он вернется, и была довольна таким положением вещей. Меня устраивали наши отношения, поскольку я не стремилась к чему-то серьезному. Драмы в моей жизни и так хватало.

Через несколько месяцев после нашего знакомства Коннор признался, что был пилотом «Формулы-1», и предложил стать его ассистенткой, чтобы сопровождать его по всему миру. Да, этот придурок сначала предложил работу, а уже после – стать его девушкой.

Однако, если быть честной, в тот момент я думала не о статусе его девушки или наших отношениях. Моими мыслями владели перспективы, которые он предлагал. Речь шла не о путешествиях и роскошной жизни, а о деньгах, которые могли бы помочь Тео с лечением. Да, это было эгоистично и неправильно, но я собрала вещи, попрощалась с семьей и приняла его предложение о работе. Коннор знал о ситуации с Тео и понимал, что мое решение отчасти было связано с этим. Он принял это без осуждения или вопросов.

Я никогда не использовала его в своих интересах: не просила и не брала у него денег больше, чем было прописано в договоре, не пользовалась его положением и статусом, чтобы чего-то достичь.

На протяжении двух лет он обзавелся ассистенткой, которая прикрывала его задницу, когда он злоупотреблял алкоголем на очередной вечеринке, стабильным сексом и лучшей девушкой, принимавшей тот факт, что «Формула-1» – его первая и единственная любовь. Меня это устраивало, пока я была единственной женщиной, с которой он спал.

Мне нужна была работа, но я не собиралась спускать ему с рук измену и делать вид, что он не облажался, когда решил засунуть свой член в чужую вагину.

Пусть я и осталась без работы, у меня все еще была гордость.

– Ты справишься! – Я ввела адрес в приложение такси. – Ты справишься! Утро вечера мудренее, поэтому мы выспимся, а после найдем решение!

Гав!

Чапи поддержал меня, вселяя уверенность.

Я могла выбрать отель поприличнее, где-нибудь поблизости, чтобы не ехать в ночи на другой конец города, но в этом районе цены были непомерно высокими, и мне не хотелось тратить деньги, которые я откладывала для Тео. А аванс с подписания контракта я отправила отцу на очередную химиотерапию, немного оставив себе на первое время.

Проклятье…

Приложение не находило поблизости ни одной машины, поэтому я решила пойти пешком, надеясь, что рано или поздно все же найдется тот, кто согласится отвезти меня в местное гетто в половине одиннадцатого ночи. Идея сомнительная, но у меня не оставалось иного выхода. Лучше тащиться в такую даль на своих двоих, чем торчать во дворе у засранца, который выгнал меня из дома.

Не так буквально, конечно, но что это меняло? Он ясно дал понять, что не хочет иметь со мной никаких дел.

«А чего ты ожидала? Великодушного приема? После того как уехала, даже не попрощавшись с ним?» – язвительно насмехался мой внутренний голос.

– Я пыталась попрощаться с ним, но он был слишком занят!

Дерьмо. Я разговаривала сама с собой…

Гав!

Чапи тявкнул, словно прочитав мои мысли и подтверждая, что я не одна. Он шагал за мной, спускаясь по наклонной дорожке, вымощенной брусчаткой, к воротам.

Дом стоял на возвышенности, и по мере того как я спускалась, холодный ночной воздух становился все более ощутимым. Я попыталась согреться, потирая ладони, но это не помогло. Выступавшие слезы обжигали, а тяжесть в груди увеличивалась с каждым шагом.

– Тебе не кажется, что для места в раю уже достаточно испытаний? – обратилась я к тому самому Богу на небе, который не сделал для меня ничего полезного.

Бабушка Мерфи всегда говорила, что трудности делают нас сильнее. Я была сильной всю свою жизнь, черт возьми! Я сражалась с первых минут еще будучи двухминутной крохой, которая хотела выжить. Я была стойкой каждый свой день рождения на протяжении двадцати двух лет, когда мне приходилось посещать могилу мамы, умершей в родах. Я была сильной, когда моя первая любовь жестоко разбила мне сердце. Я оставалась сильной, когда единственный светлый уголок в моей жизни тот самый Бог омрачил тьмой, послав нам еще одно испытание: рак моего двухлетнего брата. Я, черт возьми, была сильной, и мне не нужны были дополнительные испытания, чтобы кому-то что-то доказывать! Так что пошло оно все в пекло!

Я решительно смахнула слезу и продолжила идти, когда вдруг услышала знакомый голос с дороги.

– Селена, постой!

Я остановилась, чтобы убедиться, что это не иллюзия, и увидела, как Диего бегом приближался ко мне. Его волосы на макушке подпрыгивали с каждым движением, а спортивный костюм плотно облегал мускулистое тело, которое я успела рассмотреть, прежде чем он повел себя как придурок.

Вспомнив ссору, я отвернулась от него и сосредоточилась на приложении такси. Чапи следовал за мной.

– Селена! – Диего нагнал меня и схватил за локоть. Его теплая рука обвила мою: он не собирался отпускать меня, словно понимал, что если отпустит, я уйду.

Он возвышался над мной, словно стена, и его тепло проникало в меня, хотя мы почти не касались друг друга.

Я подняла на него глаза. Брови сведены на переносице, взгляд полон сомнений и вопросов. Его кожа, как и много лет назад, имела бронзовый оттенок, который выделялся на фоне моей естественной бледности. Несмотря на то, что мы много времени проводили на солнце, загар на мою кожу не ложился – она лишь обгорала и покрывалась веснушками.

– Мне жаль.

Слова, так тихо произнесенные им, легкой дымкой заполнили окружающую тишину. Он сделал паузу, откашлялся и продолжил:

– Уже поздно. Тебе не стоит сейчас оставаться на улице, особенно идти в тот мотель. Ты можешь остаться в одной из комнат, а завтра мы все обсудим с Муниром и решим проблему.

Проблема…

Он имел в виду меня. Я была для него проблемой. Нечто незначительное, нежеланное, что можно было устранить. Как он поступил пять лет назад.

Не желая возвращаться в тот вечер, я отдернула его руку, которая удерживала меня за локоть, и попыталась уйти, но Диего снова преградил мне дорогу.

– Мне не нужна благотворительность.

– Не глупи. Одной сейчас действительно небезопасно. Уже поздно. Давай отложим этот разговор на завтра.

– Я не собираюсь возвращаться туда, где мне не рады.

Диего провел руками по лицу, взглянул на небо и снова посмотрел на меня.

– Я был в шоке, ясно? Чего ты еще ожидала? – Он указал на виллу позади нас. – Я вернулся домой и обнаружил там девушку, которая бросила меня без объяснения причин пять лет назад! Если ты думала, что я буду рад тебя видеть, то ты ошиблась, Маккой. Я был шокирован, черт возьми!

Ой, кажется, крохотный осколок моего сердца, уже разбитого на части, алмазной пылью вдруг забил мне легкие. Боль пронзила меня насквозь, но я предпочла скрыть ее за маской равнодушия.

– Ты думаешь, я была рада тебя видеть?

Да, была.

– Я не знала, что ты – это ты. Если бы знала, то не явилась бы к тебе домой, ясно? – Я развела руками. – Зачем мне это спустя столько лет? И да, я не ожидала, что ты будешь счастлив видеть меня, но то, что ты стал придурком, который так просто бросается на человека с угрозами об увольнении, равносильно удару под дых.

Диего какое-то время молчал, глядя мне в глаза так пристально, словно что-то искал в них. Я уже жалела о сказанных словах, походивших на признание, но он, кажется, не замечал этого или же просто не придал этому значения.

– Я не угрожал тебе. – Это единственное, что Диего вынес из моей исповеди. Придурок.

– О, именно это ты и сделал. – Я скрестила руки на груди и взглянула на него с таким же хмурым выражением, как и он.

Диего закатил глаза и громко выдохнул.

– Хорошо. Я повел себя как полный кретин, – признался он. Его глаза скользнули куда-то в сторону, равнодушные и безжизненные, а голос звучал так спокойно, будто он говорил о погоде, а не о том, что задел мои чувства. – Мне не стоило так реагировать и угрожать тебе увольнением. Теперь мы можем вернуться домой?

Мне хотелось сказать ему «нет», потому что Диего говорил не искренне и явно считал, что в его поведении не было ничего, что стоило ему такой драмы. Но слова застряли в горле, словно осколки льда. Он не видел в своем поступке ничего предосудительного – просто ошибка, недоразумение, которое не стоило ни слез, ни боли. Возможно, он прав… Но я никогда не признаюсь ему в этом.

Мы оба не ожидали этой встречи. И кто мог подумать, что она окажется столь болезненной? Мы не были готовы, хотя, может, к таким вещам невозможно подготовиться вовсе. Внутри меня разгоралось пламя гнева, но оно было направлено не только на него. Больше всего я злилась на саму себя.

Человек, которого я давно похоронила в памяти, все еще обладал надо мной властью. Один взгляд, и все забытые чувства вырвались наружу. Они напомнили мне о том, во что долгие годы я отказывалась верить: я скучала. Скучала по нашим беседам, смеху, теплым совместным вечерам. По нему. По нам.

Его отсутствие оставило в моем сердце зияющую дыру. Эти годы прошли словно в тумане, словно часть меня осталась там, вместе с ним. Я жила, как пустой сосуд, ожидающий, когда его снова наполнят. И вот, увидев Диего, я почувствовала, как эту пустоту сменяет тепло. Но это неправильно. Нельзя позволять людям становиться настолько важными, чтобы терять себя в их отсутствие. Нельзя отдавать другому человеку главную роль в своей жизни.

Я поняла это слишком поздно, когда единственное, что мне оставалось – собирать осколки разбитого сердца. Это мой урок, который пришлось выучить через боль. Или, по крайней мере, надеяться, что я усвоила его навсегда…

– Чапи, мы возвращаемся, – сказала я, стараясь скрыть дрожь в голосе, обошла Диего и направилась к его дому.

Он фыркнул, но краем глаза я заметила легкую тень улыбки на его губах. И вдруг мое сердце забилось быстрее, а морозный воздух перестал казаться таким ледяным.

Черт, я была плохой ученицей.