Цитаты из книги «Надменный индюк»

Недолго поразмышляв, я решила проверить и снова набрала Давида. Второй телефон в руках мгновенно отреагировал, и на его экране высветилась моя фотография. Что? Откуда она у него? А это что за надпись?! «Sirvats nervebi», – что это ещё означает? Это явно не английский.

– Это чета Аюнц – родители Давида. Саша с Дэвом были вместе, когда случилась авария. Только их сын был на мотоцикле, а наш – в своей машине. А сейчас, – со всхлипом добавляет тетя, – оба друга в соседних операционных лежат.

Саша периодически подходил ко мне, мы общались, иногда шутили. Давид был с ним, но ни разу не приблизился, всегда стоял в стороне и наблюдал.

На следующий день ситуация с Давидом повторилась. Он не предпринимал попыток подойти и заговорить, да даже просто поздороваться. Он смотрела на меня грустным, мрачным взглядом, демонстрируя свою печаль. Не выдержав, один раз я улыбнулась ему, поддерживающей, но ничего не обещающей улыбкой. Его взгляд от этого не изменился. Так продолжалось всю неделю. Поход в универ стал для меня пыткой. С одной стороны, я сама хотела его видеть и хотя бы на расстоянии наблюдать за ним. С другой стороны, его печальные глаза причиняли мне ощутимую уже на физическом уровне боль. Чувство вины постепенно заполняло мою душу. Правильно ли я поступила, отказав ему? Как же сильно мой отказ повлиял на него, полностью перестроив систему поведения. Ведь не стал бы он играть и так себя вести на публику. Быть посмешищем для всего универа, потеряв свой статус крутого парня.

Наконец, настало время обеда, и мы всей группой ринулись в столовую. У входа я сразу начала просматривать угол нашей «элиты», и мне улыбнулась удача: все они были в сборе, вели оживлённую беседу и весело общались. И лишь тот, кого я искала взглядом весь день, сидел за столиком с серьёзным лицом. Он не принимал участия в общей болтовне и не смеялся над шутками других. Он просто находился в своей компании номинально. Встречаюсь с ним взглядом и дёргаюсь, как от удара током. Безнадёжная и нескрываемая грусть на дне его зелёных глаз заставляет моё сердце сжаться от боли. Такого состояния его души я никак не ожидала лицезреть. Увиденное повергает меня в шок. Если я хотя бы для вида старалась улыбаться и принимать участие в беседе с одногруппниками, то он ничего такого не делал. Давид не скрылся за маской напускного благополучия. Он открыто показывал своё настроение и настрой. Это тот случай, когда я могла бы сказать, что внешность не обманчива. По всему виду читалась не только грусть, но, скорее, опустошённость.

Хотелось бы мне, чтобы Давид остался до утра? Определённо да. Увидеть его сонное выражение лица, перекинуться хотя бы парой слов, понять его состояние и нынешнее отношение ко мне, изменились ли его чувства после моего ответа? Но есть ли мне что ему сказать новое, отличное от того, что говорила ранее? Нет. Хочу ли, чтобы он продолжал испытывать ко мне сильные чувства? Очень! Щемящее чувство тоски, что я потеряла его навсегда, режет моё сердце острым лезвием на куски. Душа ноет и на репите переживает редкие моменты, проведённые с ним, оттого причиняя себе боль ещё сильнее, понимая, что никогда это не повторится и ничего нового тоже не будет. Сильнейшее притяжение к этому человеку и невозможность находиться с ним рядом, прикасаться, а в нашем случае, даже просто разговаривать, угнетают меня. Не думаю, что мы с Давидом сможем быть просто друзьями…

И почему сейчас Диана упрекает его в циничности? Ведь это к нему всю жизнь все относились цинично и потребительски. Это его всегда использовали. Он всего лишь адаптировался и теперь также использует других. Баш на баш. Никто, ничего и никогда не сделал для него просто так, только за взаимную услугу. Так почему она удивляется, что он сейчас может кому-то указывать? Почему злится, что девчонку, которая за деньги согласилась изображать трах, он уволил? Почему виноват в её глазах он один, словно злобный монстр, а остальные все – невинные овечки?!

– Да кто же против, пьянь, что лишний ты. Да только соседи завтра мне все будут выговаривать: «Два парня пришли, совсем в этой Америке распустилась». – А я что? Останусь тут? – вдруг встревает Давид. И голос такой обиженный, будто его ущемляют в правах. Какой он милаха, оказывается, когда выпьет. Оборачиваюсь к нему, смотрю внимательно и понимаю, что он предоставил мне право решать самой, как поступить. Не прёт, как бульдозер, не пытается заставить что-то сделать. А предоставляет выбор. А ещё, что хочу его видеть вот такого, простого, хоть даже пьяного. – Кто же тебя тут оставит. Пошли. Беру и его под руку и тащу в подъезд. По очереди затаскиваю каждого в лифт. И если Сашка всё ещё сопротивляется и отказывается от моей помощи, то Давид – наоборот.

Парни стоят, подняв головы вверх и продолжая выкрикивать моё имя. Сердце наполняется необъяснимой теплотой от вида Давида, ведь таким я его ещё не видела никогда. Сейчас нет той заносчивости, пафоса и надменности. Пьяным в стельку он пришёл ко мне под окна, хочет ещё раз объясниться, попробовать поговорить снова. Это так мило и забавно, что, несмотря на мой отказ, он всё равно тут и не собирается отступать, всё равно хочет быть вместе. Ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И сейчас его гордость уснула, и ко мне пришёл просто парень Давид, который считает, что его неправильно поняли, и хочет объясниться по новой.

Взглянув вниз, в изумлении прикрываю рот ладошкой. На площадке перед окном Давид и Сашка пьяные, шатаясь на одном месте, поочередно кричат: – Диана, выходи! – требует Давид. – Выходи, – вторит ему Сашка. – Диана, так нельзя! – настаивает Аюнц. – Нельзя, – вновь голос друга детства. Заплетающимся языком Давид продолжает: – Мы же взрослые люди, а значит, должны договариваться! – Должны, – повторяет Романов. – Выходи из своей башни, Ди! – зазывающе машет рукой Давид. – Выходи, – не унимается друг. Уверена, они меня не видят, но это так смешно. Не выдерживаю и фыркаю, пытаясь всё же удержать смех. В этот момент на кухню входит Сонька, протирая глаза. – Что за шум? Пьянь орёт? Не думала, что среди богачей есть такое. Ничего ей не отвечаю, тогда она подходит к окну и наклоняется вниз