Глава 7
Один

Лодка. А не просто пятнышко вдали, каким я видел их прежде. Я заворожённо уставился на неё.

Плоский деревянный плавник вонзался в воду. Сверху его держала человеческая рука – это точно была она, но у запястья кожа становилась оранжевой. Я наклонился вперёд, вглядываясь сквозь проём. Лодка шла вперёд, оставляя за собой пену…

Вдруг прямо передо мной вверх взмыл столп воды.

Я припал к земле. Сердце колотилось. В облаке брызг на меня надвигалась фигура – бабушка!

– Беги! – рявкнула она. Глаза её сверкали.

Меня пронзило осознание происходящего. Лодка приближается к мысу. Вскоре человек проплывёт мимо скал. Он увидит бухту, валун и меня.

Я спрыгнул с валуна и в ту же секунду, приземлившись, рванул к скале.

Ещё один всплеск: громче, ближе. Я обернулся и замер – с вершины валуна яркими золотистыми бликами играли на солнце дублоны.

Я повернул назад. Бабушка рычала позади и толкала меня вперёд. Чайка кричала, предупреждая об опасности.

– Он увидит! – произнёс я. – Поймёт, что я здесь.

Бабушка проследила за моим взглядом. Она вскинула голову.

– Я заберу. Беги.

Я бросился к утёсу и, взобравшись к расщелине, протиснулся в её темноту.

Послышался всплеск – в бухту вползла кроваво-красная лодка. Остроклювая, с широким брюхом и ровным срезом сзади, словно ей отрезали хвост.

Была ли эта лодка такой же, как та, что убила вожака Рионы?

Она ползла, борясь с прибоем. Человек сидел спиной ко мне. Оранжевая кожа на его теле и руках свободно висела мешком, как у морского слона. Она морщилась, когда он работал деревянными плавниками. Сейчас человек повернул голову в сторону берега. Его волосы были коротко обрезаны, а на щеках и подбородке росла тёмно-коричневая шерсть.

Меня подташнивало. Я думал, что люди выглядят так же, как шелки в длинноногом обличье, а не как… это.

Лодка заползла на берег. Камни царапали её брюхо, словно зубы кость.

Мои глаза уловили быстрое движение – бабушка взбиралась на валун. Он был крутой, и ей пришлось практически встать на хвост. Хрипя от напряжения, она потянулась ввысь и перевалилась на камень, смахнув плавником завитушку из золота и гальки в расселину.

Человек выбрался из лодки. Его ноги были чёрные и опухшие. Или… или они были покрыты чем-то вроде шкуры? Может быть, обвислая кожа тоже была лишь верхним слоем? Она отвратительно висела и, должно быть, мешала ему. Зачем он носит её?

Может быть, с его собственной кожей было что-то не так.

Он ухватился за клюв лодки и потащил её на берег. Намотав верёвку на бревно, крепко её затянул. Затем обернулся и посмотрел на бабушку.

Её спина блестела, голова крутилась из стороны в сторону. Человек направился к ней.

Оттолкнувшись ластами, бабушка соскользнула с валуна и приземлилась на шуршащую гальку. Теперь она будет атаковать его, чтобы не подпустить ко мне. Она прогонит его, как когда-то прогнала моржа. Я подался вперёд, с нетерпением ожидая увидеть сильные когти, оскаленные зубы, свирепый рык.

Но бабушка уползала прочь от человека. И от меня. Она бросилась в воду и исчезла в водовороте пены.

Я остался один.

Глава 8
Все знали

Воздух вырывался из моих лёгких, словно я тонул. Я был один на один с человеком, не имея ни клыков, ни когтей для защиты.

Меня трясло. Я протянул руку, чтобы взять что-нибудь, и ладонью ощупал острый камень. Если получится вытащить его, у меня будет оружие. Как можно тише, стараясь не шевелиться, я расшатывал булыжник в скале.

Человек внизу взобрался на валун и обозревал море, словно завоеватель, осматривающий свои владения. Потом он сел на край, свесив ноги.

Человек запустил руку под отвисшую оранжевую кожу на груди. Казалось, кожа имеет углубление в этом месте, похожее на мешок клюва пеликана. Я с удивлением смотрел, как незнакомец достал оттуда страшный серебряный зуб. Какой хищник мог иметь такой длинный, тонкий и прямой зуб? Его кончик блестел, точно лёд. Я дрожал, но не мог отвести взгляда.

Человек вновь вытащил что-то сбоку и начал разворачивать с шуршанием, присущим сухим водорослям. Он достал что-то похожее на кусок мяса. Зуб блестел и резал – человек подносил тоненькие волокна ко рту. Он резал и жевал, резал и жевал.

Может быть, это был тюлень?

Я сильно толкнул камень. Он хрустнул и вывалился мне в руку. Щебень и каменная пыль с шумом посыпались вниз. Я замер.

Человек обернулся и посмотрел на утёс так, словно до этого не видел его. Он спрыгнул и направился в мою сторону, ступая по хрустящей гальке. В руках ничего не было. Наверное, серебряный зуб остался под кожей на груди. Зуб был таким острым, что мог бы разрезать меня на тонкие полоски, как тот кусок мяса, съеденный человеком. Мама бы не нашла ни кусочка.

Я крепко сжал в руке булыжник.

У подножия утёса человек ухватился за каменный выступ, поднял ногу и начал карабкаться, глядя вверх в поисках следующего выступа. Его глаза были светло-зелёными, не такими, как тёмные глаза шелки.

Человек поднимался всё выше. Он не смотрел в мою сторону, а значит, шёл не на запах, но его взгляд вот-вот должен был упереться в моё укрытие. Он мог услышать стук моего сердца. Он был на расстоянии человеческого роста. Нельзя дать ему возможность выхватить зуб. Мне придётся протиснуться мимо него и спрыгнуть. Я взглянул на груду валунов у подножия утёса, прикидывая расстояние.

Меж волн появилась чья-то голова.

Мама!

За ней показался Лир, а следом и весь клан со свирепыми и решительными физиономиями. Последней появилась бабушка, двигаясь медленнее остальных. Как же далеко и быстро ей пришлось плыть, чтобы привести подмогу!

Они вновь скрылись под водой. По ряби на воде стало понятно, что они приближаются к лодке.

Мама осторожно ползла по берегу. Шелест камешков под ней ничем не отличался от шуршания гальки в волнах прибоя. Оскалив зубы, она перекусила верёвку так, что та повисла дохлой змеёй, и незаметно вернулась в воду.

Вода забурлила, и лодка покатилась по камням назад.

Человек резко повернул голову. Его глаза округлились. Мой клан скрывался под лодкой, и казалось, будто она сама идёт против течения.

– Стой! – кричал он, словно лодка могла его слушаться, но судно двигалось всё быстрее в сторону открытого океана.

Человек спрыгнул и побежал, крича от ужаса так, словно остров был наполнен чудовищами.

Мой страх окончательно исчез. Человек теперь выглядел не опасным, а, скорее, нелепым: его ноги работали быстрее, чем крылья буревестника. Он свернул к валуну-трону, схватил серебряный зуб, который, как выяснилось, всё это время был там, и устремился в воду. Незнакомец бросился вплавь, если это можно было так назвать: от его неуклюжих конечностей было больше брызг, чем пользы. В небе над ним глумились и визжали чайки.

Лодка остановилась, противясь волнам, чтобы человек смог её догнать. Он уцепился за борт и едва её не перевернул, накренив в сторону. Вдруг вода забурлила, и лодка перестала крениться, словно ожидая, когда человек залезет в неё. Едва его ноги коснулись дна, как судёнышко выровнялось и понеслось в сторону мыса. Он ухватился за палки, раскачивая тело взад и вперёд, и лодка скрылась за скалами.

Плеск стих где-то вдали.

Теперь в бухте появлялись одна сияющая голова за другой. Воздух взорвался от фырканья, радостных рыков и громких хлопков ластами по воде.

Я выглянул из укрытия и помахал им, вызвав довольные улыбки в ответ. Я лихо соскочил с утёса и побежал по горячим от солнца камням. Моя семья, мой народ! Они все пришли за мной!

Когда они доплыли до берега, я стал бегать от одного к другому, легко и свободно, вообразив себя верхом на белом от пены гребне волны. Я бросился обнимать бабушку, а потом мы катались по тёплой гальке. Лир вышел на берег прямо возле меня, гордо вскидывая голову так, как если бы изгнание человека было исключительно его заслугой.

Никогда прежде я не ощущал столь сильной любви к своему клану, как в этот момент. Все окружили меня кольцом, их мокрые шкуры блестели на солнце, а мощные спины выгибались.

– Вы видели его? – воскликнула Мойра. – Выражение его лица!

Я вскочил на ноги, высматривая маму. Она же пропустит всё веселье! Мама была в бухте, плавая кругами и опустив голову под воду. Едва я хотел позвать её, как она нырнула и исчезла из виду.

– Хорошо, что мы придержали лодку, а то он бы её до сих пор догонял, – сказал Кормак. – Такие худые и беспомощные руки! – Он бешено замахал ластами, чтобы изобразить сказанное. Я смеялся до боли в животе.

Но потом его слова вдруг отразились в моём сознании. Худые. Беспомощные. Я опустил взгляд на свои собственные руки.

Мойра изогнулась полумесяцем:

– Ты думаешь, только его руки были забавными? А как же дрыгающиеся ноги?

Веселье померкло, когда я опустил взгляд на свои колени, щиколотки и единственные ступни на пляже.

Лир рыкнул, прочищая горло.

– Так, Мойра, – сказал он серьёзным тоном, – в другом обличии у нас у всех есть ноги.

Все настороженно притихли. Все, кроме Мойры.

– Ах, ноги прекрасны для танцев на суше! – продолжала она беспечно. – Я не возражаю против ног как таковых, но ведь всем известно, что в море нужны ласты и хвост.

Мойра засмеялась, но никто не поддержал её. Наконец, почувствовав, что ситуация изменилась, она подняла голову и увидела, что все смотрят на неё.

Тогда Мойра сделала ужасную вещь. Она повернулась и уставилась на меня.

Все повернулись следом, будто ими управлял единый механизм. Все глаза были направлены на меня. Их взгляды выражали то, чего я не мог прочесть. Что случилось? Теперь точно было не до смеха. Тишина сгустилась плотным холодным туманом.

Наконец Мойра фыркнула:

– Ах, Аран, ради всего святого, прекрати смотреть так гнетуще! Я ж, разумеется, не тебя имела в виду!

Все закивали. Напряжение начало спадать.

– Прежде всего ты – часть семьи. Ты один из нас, – Мойра добродушно улыбнулась, а затем добавила: – Хоть твой отец и не из нашего рода.

Бабушка ахнула.

Сначала я не понял, что Мойра имела в виду. Но её слова, словно камень, брошенный на неподвижную гладь воды, поразили весь клан. Волна пронеслась по кругу, оставляя за собой ошеломлённые взгляды и разинутые рты.

Хоть твой отец и не из нашего рода.

Я никогда не интересовался, кем был мой отец. Для шелки это неважно. Поиск партнёра был вопросом времени года, путешествия или встречи в Лунный день. Но тут явно было что-то другое.

– И что там насчёт моего отца? – спросил я.

Все знали. Это было написано на их физиономиях.

– Ну, – начала Мойра, – видишь ли…

– Это должна рассказать его мама, – отрезал Лир.

Мойра крепко сомкнула пасть.

– Мама ныряет, – сказал я. Меня охватило нетерпение, и по телу побежали мурашки. – Я хочу знать сейчас.

Лир и бабушка переглянулись.

Вся надежда была на Мойру. Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Говори, Мойра. Кем он был?

– Разве это незаметно? – ответила она. – Твой отец был человеком.