Меня разбудили тёплые лучи солнца, выглянувшего из-за скал. Мамы рядом не оказалось, и в животе заурчало. Она наверняка добывает завтрак. Я спустился к воде, когда мама появилась из волн, держа в зубах трепыхавшуюся серебристую рыбёшку, полетевшую к моим ногам. Я ухватил добычу, оторвал голову и затем всё лишнее.
– Я всё ещё голоден, – посетовал я. – Где ты её поймала?
Она отбросила ластом остатки рыбьей кожи.
– В чудесных зарослях ламинарии, недалеко отсюда, на юго-западе.
Я засеменил по мелководью.
– Думаю, я смогу поймать ещё одну.
Мама отрицательно покачала головой:
– Один ты не поплывёшь. Ты забыл о косатках и акулах? К тому же…
– Уже несколько недель не появлялось ни одной лодки, – настаивал я, однако она уже плыла рядом.
Я плыл уверенно, а солнце поднималось всё выше и выше. Моё бултыхание ногами в воде было для мамы мучительно медленным. Когда солнце прошло зенит, оставшуюся часть пути она велела плыть верхом на ней. Я влез на спину, и мы ускорились, прорываясь сквозь гребни волн. Вскоре мама уже поворачивалась, чтобы высадить меня.
Пожалуй, это были самые красивые заросли из всех, что мне приходилось видеть прежде! Риф достигал поверхности воды. Солнце пробивалось сквозь плотный покров морских растений. Всё играло в лучах света: от мелких водорослей и крошечных, перебирающих лапками креветок до огромных круглых зарослей ламинарии.
Мама подкралась сзади к молодому окуню и схватила его прежде, чем тот успел ускользнуть. С такой пастью, как у неё, с закруглёнными чёрными клыками охотиться казалось проще простого. В моём же распоряжении были лишь стёртые из-за прогулок по скалам ногти.
Плывя вдоль рифа, я искал морских звёзд и кораллы. Сунул руку в расселину и ухватил маленького осьминога, но тут же попал в тёплое течение, которое понесло меня на поверхность. Я катался на волнах вверх-вниз и ел.
Набрав полные лёгкие воздуха, я снова нырнул и погнался за анчоусом в струящихся водорослях. Вдруг на морском дне мелькнуло что-то красное… Какая красота – краб! Я бросился вниз и, схватив его сбоку за панцирь, поплыл обратно, чтобы показать маме. Однако её нигде не было видно.
В груди защемило – это были мои бестолковые лёгкие, которые, словно пузырьки воздуха, тянули к поверхности. Я пока не умел наполнять свои вены кислородом. Зато, когда ты – тюлень, кислород поступает в кровь в нужном количестве для длительного пребывания под водой. Закрывай ноздри и ныряй, а о дыхании можно забыть на какое-то время.
Я работал руками, опускаясь всё глубже. Краб плыл вместе со мной, и его глаза на длинных «ножках» двигались во все стороны. Вдруг он вывернулся и ухватил меня. Острая боль пронзила основание ладони.
– Ай! – потоком пузырей мои последние остатки воздуха полетели к поверхности.
Отталкиваясь ногами, я устремился вверх. Грудь разрывалась, уши сдавило, а краб удрал. Я вылетел на поверхность и наконец наполнил лёгкие воздухом.
Струйка ярко-красной крови бежала по руке.
Мама подплыла ко мне, держа в пасти зелёные водоросли.
– Возьми, – сказала она, – Обмотай руку и запрыгивай на меня.
Смущённый, я смотрел исподлобья:
– Я умею плавать.
Она покачала головой:
– Ты же прекрасно знаешь, что такое запах крови для акул.
– Нет здесь никаких акул, – проворчал я. И всё же забрался ей на спину, перед этим обмотав рану водорослью, и распластался, чтобы возвратиться обратно.
Мама плыла молча. Дорога показалась вечностью, а мы всё плыли и плыли, преодолев лишь половину пути.
В какой-то момент я почувствовал: в воде что-то появилось.
Мои мускулы напряглись.
– Что-то приближается, – сказал я.
Мама поплыла ещё быстрее, она тоже это почувствовала. Мы очутились в открытых водах – ни острова, ни рифа, чтобы забраться.
– Держись, – прохрипела мама встревоженным голосом. – Акулы смотрят вверх, а не вниз. Когда я кивну, ты глубоко вдохнёшь, и я нырну.
Я крепче ухватился за её шею. Конец повязки из водоросли болтался на волнах.
Хищник стремительно приближался. Мама не смогла бы уйти со мной на спине. Я решил расцепить руки…
– Даже не вздумай, – рявкнула она. – Не смей!
Хищник был прямо под нами, настолько близко, что мы чувствовали колыхание волн, исходивших от него. Моё сердце билось очень сильно, едва не выскакивало из груди. Почему он не нападает снизу? Он играет с нами?
Я занёс кулак – моё единственное оружие…
На расстоянии от нас из воды вдруг резко возникла чёрная голова. Мама ахнула! Почему она не оскалила пасть для драки? Чёрное нечто начало приближаться быстро, его широкая спина искрилась от воды…
Но вдруг это нечто резко остановилось прямо перед нами.
– Лир! – воскликнула мама. Её голос звучал проникновенно и нежно.
Гладкая чёрная шкура, усы – это был Лир, наш вожак, самый быстрый и сильный шелки в море.
– Ты вернулся! – воскликнул я.
Лир подплыл и прижался к маме носом. Затем, хлопая ластами, он встал под водой вертикально, во весь свой рост, глядя на неё с восхищением.
– Как приятно видеть тебя, Уна! – его голос был глубоким и проникновенным, словно шум ночных волн.
В ответ мама широко улыбнулась.
Если вернулся Лир, значит, и весь клан возвращается домой из долгого путешествия. Я привстал повыше, вглядываясь в волны и пытаясь разглядеть сверкающие головы.
Лир проследил за моим взглядом:
– Они ещё не добрались. Копаются на старом затонувшем корабле. Я ушёл вперёд, чтобы найти вас.
Я расплылся в широкой улыбке – даже косатка бы мне позавидовала.
Лир по-особенному посмотрел на меня, как, впрочем, и всегда.
– Надо же, Аран! Да ты вырос на целый плавник с тех пор, как мы виделись в последний раз! – он широко улыбнулся маме. – Как ты ещё таскаешь этого детёныша? Он же размером с тебя!
Он пошутил, но из маминой груди вырвался вздох, похожий на звук закрывшегося кораллового полипа актинии.
Я пожал плечами. Раз все возвращаются, теперь начнётся столько интересного! Будем играть в догонялки, вести оживлённые дискуссии, которые мама не любит называть спорами, и будет столько всякой рыбы, что не сосчитаешь – придётся сложить все когти вместе. И ещё – истории! Бабушкины истории.
Лир спросил у мамы, удалось ли найти хорошее лежбище, и она объяснила, как добраться до нашей бухты.
– Превосходно, – ответил он. – Я поплыву за кланом, увидимся на месте.
Сделав сальто назад, он скрылся в воде.
Я соскользнул с маминой спины и поплыл. Когда она с недовольным видом догнала меня, я сбавил темп, чтобы показать, что ранка больше не кровоточит, а потом снова пустился вперёд.
Мы были маленьким кланом: всего семь шелки, и я – единственный детёныш среди них. Я с нетерпением ждал встречи с бравым Кормаком, остроумной и улыбчивой Мист, добродушной Мойрой. Но чаще всего я вспоминал о бабушке, о солёном запахе её шкуры и о том, как она щекотала усами моё ухо.
Немного погодя я остановился, чтобы перевести дух. Мама спросила, нет ли у меня желания прокатиться, но я отрицательно мотнул головой. Смотря на волны и стараясь не встретиться с ней взглядом, я спросил:
– Что Лир имел в виду?
– О чём ты?
– О том, что ты всё ещё носишь меня на спине. Я уже слишком взрослый для этого?
Её улыбка исчезла. Она думала какое-то время и наконец сказала:
– Родиться без шкуры – это нечто особенное, такое встречается не очень часто. Лир не знает никого, кому бы приходилось ждать свою шкуру. Поэтому он не всегда понимает, что в твоём случае должен быть другой подход.
Это вызвало у меня ещё больше вопросов.
– А кому-нибудь вообще известно, когда у меня появится шкура? – спросил я.
– Только Луне, – ответила мама.
Пришло время Луне дать мне свой ответ. Я с плеском проплыл мимо мамы, изо всех сил стараясь скорее добраться до клана.
Мы обогнули мыс, на котором примостились наши шелки, распластавшись на пляже, словно посеребрённые солнцем брёвна.
– Эй! – воскликнул я и, прекратив барахтаться, закричал ещё громче: – Сюда! Я здесь!
У одного из «брёвен» поднялась блестящая голова.
Мама, поравнявшись со мной, запела: «Приди ко мне! Приди!» Это было ритуальное приветствие после долгой разлуки. Звуки струились, застывая в воздухе.
Через мгновение все спешили к воде, отбрасывая ластами ракушки и ударяясь животами о гальку. Они с плеском вошли в воду.
Я поплыл в их сторону, но успел сделать всего пару гребков, как вдруг Мойра снизу закрутила меня в водоворот. Мы расцепили свои объятия лишь на поверхности, широко улыбаясь. Кормак схватил мою ногу в пасть и потащил вниз, в водную мглу. Я отбрыкался и ухватил его за ласты. Мы поспешили вверх и вылетели из воды с выгнутыми дугой спинами. Я плюхнулся обратно в воду, так весело смеясь, что потом пришлось даже отдышаться, плавая на поверхности.
– Привет, Аран! – прозвучал рядом нежный голос. Добрые глаза Мист светились на фоне светло-серой шкуры.
И наконец, с улыбкой, горящей, словно солнце в середине лета, ко мне подплыла бабушка и обняла меня сбоку.
– Я соскучилась, – прошептала она, как всегда щекоча усами моё ухо.
– Пойдём! – позвала Мойра, направляясь к берегу. – У нас такие истории для тебя!
Мы все последовали за ней.
Я оглянулся убедиться, что мама не отстаёт. Они с Лиром медленно плыли позади всех так близко друг к другу, что их ласты почти соприкасались.
На берегу Мойра плюхнулась рядом со мной.
– Мы принесли тебе подарок, – сообщила она.
Я посмотрел по сторонам в предвкушении сюрприза. Обычно подарки были чем-то съестным.
Мойра обратилась к бабушке:
– Куда ты их положила?
– Спрятала, – ответила бабушка. – Закрой глаза, Аран.
Я держал глаза закрытыми, пока она ползла к скалам.
– Я помогала нести, – похвасталась Мист.
Кормак усмехнулся:
– Твоя бабушка и Мист лучше всех переносят вещи в пасти. Мы с Лиром всё грызём.
– А я постоянно случайно проглатываю, – пожаловалась Мойра. – А то бы помогла. Тебе понравится подарок, эти…
– Подожди, Мойра! – одновременно шикнули Кормак и Мист.
Бабушка была уже рядом. Что-то цокало о гальку.
– Открой глаза, – попросила она.
У моих ног лежали три золотых солнца: маленьких, плоских и круглых. Я опустился на колени и собрал их в ладошку.
– Что это? – спросил я.
Кормак гордо задрал голову:
– У материка затонул старый корабль – там, где течение меняется в обратную сторону. Мы нашли сундук.
– Вообще-то нашла твоя бабушка, – уточнила Мист. – Остальные помогали его вскрыть. Потребовалось время, потому Лир и поплыл вперёд, чтобы найти вас, – она улыбнулась маме. – Не мог дождаться.
Солнышки в руке казались тяжёленькими. Даже в сгущающихся сумерках они сверкали и блестели.
– Они называются дублонами[2], – сказала Мойра. – Люди делали их из золота. Ну, тебе нравится?
– Безумно! – я наклонился, чтобы обнять всех по очереди. Сильнее и дольше всех я обнимал бабушку.
– Ну, – сказала мама, устроившись рядом с Лиром на плоских камнях, – рассказывайте обо всём! Насколько далеко вы забрались на север, встречали ли что-нибудь интересное, как изменились течения, где самая жирная рыба и…
– Погодите, – сказал Кормак, подползая к Мойре. Мист вытянулась во всю длину рядом со мной, а бабушка радостно смотрела на маму. Наконец мы собрались вместе – все до единого, как и должно быть.
Я всегда говорил маме, что наше с ней времяпрепровождение было чудесным, и она всегда соглашалась. Но сейчас она вытянулась вперёд, словно прыгая в воду, мысленно готовясь исследовать каждый берег, прокатиться на каждой волне пропущенного приключения. Меня кольнуло чувство вины.
– Для начала ответьте, куда вы плавали, – продолжала мама.
– Вверх вдоль побережья, – сказал Лир. – Мимо острова с двумя соснами и дельты, где течения образуют водоворот.
– Там снизился уровень воды, – добавила Мист.
В глазах Кормака вспыхнули озорные искорки:
– Мойра увидела в воде одного симпатичного шелки, остановилась расправить усы и шкуру…
– Не делала я этого! – запротестовала Мойра.
– Делала, делала! – не сдавался Кормак. – Мойра просто не может пройти мимо красавчика. Но когда она подплыла представиться, то сразу отпрянула: там был самый обычный тюлень! Видел бы ты эту физиономию – его будто смыло оттуда!
Все добродушно рассмеялись, и даже Мойра. Наконец она сказала:
– Нам, прямо скажем, нечасто встречаются другие шелки. Но надо надеяться!
Лир продолжил рассказ о путешествии. За дельтой вдоль побережья встречалось всё меньше и меньше лодок и домов, а вода становилась холоднее. Они зашли дальше, чем когда-либо, – так далеко на север, что даже видели в воде сверкающие глыбы льда. И в этих местах, сказал он, они повстречались с тремя членами клана белых шелки.
Мама затаила дыхание:
– Белые шелки! Я думала, их не существует.
– Их шкуры светлые, как снежный сугроб, – сказала Мойра. – Как вы думаете, в обличии длинноногих их волосы тоже белые?
Кормак покачал головой:
– У длинноногих волосы всегда тёмные.
– Но у Арана, – заметила Мойра, – есть ведь и светлые пряди.
Бабушка добродушно мне улыбнулась:
– Пятнистый, совсем как шкура.
Я ещё ни разу не встречал шелки вне своего маленького клана. Я подался вперёд.
– Они разговаривают как мы? – спросил я. – Их много?
Но бабушка повернулась к маме:
– Они сказали, что собираются на праздник Лунного дня.
– Лунный день! – тоскливо вздохнула мама. С момента моего рождения она перестала участвовать в обрядах.
Лунный день наступал раз в несколько лет, когда огромная и круглая Луна максимально приближалась к Земле, и тогда её влияние на морские приливы – и на наш народ – было самым сильным. В прошлый раз я уговаривал маму плыть туда вместе, хотя прекрасно понимал, что для такого путешествия нужно иметь ласты и хвост. Ведь чтобы добраться до Пика, придётся дни напролёт плыть в открытом море, где нужна шкура, чтобы спать на воде, необходимо уметь закрывать ноздри и нырять на большие расстояния. Притом плыть придётся самостоятельно, помочь будет некому.
Интересно, но, оказавшись там, нужно сразу же выбираться из шкуры. Только на двух ногах можно вскарабкаться по отвесной скале и оказаться в царстве Луны, чтобы прошептать ей на ухо свои молитвы.
– Все кланы собираются, – сказала бабушка. – Впервые за восемнадцать лет Луна будет так близко.
Мист обратилась к маме:
– Мы могли плыть прямиком туда, но вернулись, чтобы увидеться с вами. Вдруг ты… – её голос затих, когда она посмотрела на меня. Поймав мой взгляд, она опустила голову, как бы извиняясь.
– Это будет в ближайшее полнолуние? – спросил я.
Мист кивнула.
– Как бы мне хотелось поплыть! – сказал я.
На этот раз все согласно кивнули.
О проекте
О подписке