Хантер И

– Подумать только, новенького выбили, и кто – Луна! – сказал кто-то из ребят в раздевалке. – Это же смешно!

Хм, нечестно как-то. Почему бы и не Луна?

Однако была одна странность: Хантер всегда мог похвастаться меткостью. Ведь с тех пор, как он поселился в Фэйрбридже, у него появился дар. Если нужно было переместить что-нибудь из пункта А в пункт Б, это давалось ему без видимого труда. Забить гол на футбольном поле. Броском нанизать запасные ключи на крючок у входной двери. Тренироваться ему не требовалось – практиковался Хантер ради успокоительного транса, в который он при этом погружался.

Порой он с точностью определял траекторию – и казалось, попадал в цель одной лишь силой мысли. Но даже если особенно и не задумывался, рука его работала, повинуясь наитию, – и он никогда не промахивался.

Другие об этом не знали. Да и кто бы ему поверил, если бы он сказал, что сегодня промазал впервые. В последний момент рука дрогнула, и мяч пролетел чуть левее.

Не то чтобы его это особенно волновало. Вот и разочарованный свист в раздевалке его совсем не трогал.

Он хотел лишь одного: снова слышать голос Луны, ритм ее речи. Хотел взглянуть ей в лицо и понять, что же так тянет его туда, где она.

Коди И

В свой день рождения Коди И проснулся и подумал: вроде бы он должен радоваться, как другие дети. Каждый год Харрисон, одноклассник, хвастался, сколько игрушек ему надарили. А его златокудрая мать приносила капкейки собственной выпечки, с глазурью и масляным кремом.

Когда семья Коди станет жить так же? Харрисон и его родные были громкие, смешливые и очень, очень белокурые. О праздниках в большом голубом доме ходили легенды. И в следующий понедельник класс гудел: кто что выиграл, кому измазали волосы тортом. Коди туда так и не попал. Его мать сказала, что они не могут себе позволить купить подарок, так что ему придется остаться дома.

– Кроме того, – добавила она, – тебе нельзя ни с кем сближаться.

– Но у всех остальных есть друзья! – пытался объяснить он ей.

– У тебя есть мы. У тебя есть твой брат. Мы и есть твои лучшие друзья. Ты можешь доверять нам как никому.

Когда Коди чистил зубы, он слышал, как Хантер говорит о праздничном ужине, а мать отвечает, что дела в этом году плохи и что Коди «поймет».

– С днем рождения! – Мать нарочито широко улыбнулась, когда он явился к завтраку. – Бабá скоро придет.^[6]

Хантер легонько ткнул брата в плечо:

– Доедай, и пойдем устроим приключение.

Небо было нежно-голубым, день – необычайно теплым. В соседнем районе обитатели больших домов продавали всякую всячину с выставленных у открытого гаража столиков или расстеленных одеял.

– Купим тебе подарок, – сказал Хантер. – Выбирай.

Они бродили от дома к дому, и Коди пристально рассматривал то, что видел. Доску для манкалы^[7] – половина стеклянных фишек для игры были заменены монетками. Хлипкий шар-проектор созвездий. Музыкальная шкатулка с танцующей фигуркой – Коди не понравилась мелодия.

Хрустальная ваза, отражавшая солнце всеми гранями, – она ему действительно понравилась, но Хантеру не удалось сбить цену.

И вот у соседнего дома Коди залез в сломанное кресло-качалку, принялся рассматривать вещички на продажу – и увидел деревянную статуэтку кролика с латунными ушками, как раз такого размера, чтобы он мог его обнимать. Он всегда любил кроликов.

Он поднялся и подошел ближе, чтобы как следует рассмотреть ее, – как вдруг заметил плед для пикника, а на нем клетку, в которой сидел живой белый кролик и грыз стебель сельдерея. Перед клеткой выстроились в ряд чугунные сковородки, старый фотоаппарат «Полароид» и набор фарфоровых блюд.

– Кролик продается? – спросил Коди у хозяйки дома голосом громким и звонким, ничуть не похожим на его обычный почти-шепот. Даже он сам испугался собственной дерзости – и увидел, как изумленно обернулся его брат. Коди был не из тех, кто легко заговаривал с незнакомцами.

Женщина окинула его испытующим взглядом:

– Думаешь, ты сможешь за ней ухаживать? Эта крольчиха не игрушка. Она живое существо, как ты или я. Нужно быть ответственным.

– Обещаю, что буду очень заботиться о ней, – категорично заявил Коди.

Женщина кивнула:

– Тогда она твоя.

– Сколько? – спросил Хантер.

Коди давно умолял завести ему питомца, но всякий раз у родителей находилась тысяча причин для отказа. И сейчас при мысли, что брат решит, будто за крольчиху хотят слишком много, внутри у него все защемило.

– Бесплатно, – сказала женщина. – У меня есть для нее брикеты корма и сено – возьмите и их. Я продаю дом, и мне нужно от всего избавляться.

Когда они несли клетку домой, Хантер спросил:

– Как ее назовешь?

– Нефритой, – ответил Коди.

– Ну и имечко, откуда оно взялось?

– Сам не знаю, вдруг пришло в голову. – Он посмотрел за прутья решетки. Крольчиха тихо сидела в коробочке в дальнем углу, высунув носик. – Бабá и мама рассердятся, как думаешь?

Хантер пожал плечами:

– Ну и пусть сердятся. Как обычно, ругать будут только меня. Ничего нового.

Коди понял, что улыбается. Такого дня рождения у него еще не было.

Луна Чанг

Луна поняла, что должна научиться поудобнее устраиваться на жестком стуле родительских ожиданий, так что субботу она провела, яростно обрушившись на заполнение форм в очередной колледж. Она работала в желтом планшет-блокноте за кухонным столом, опасаясь, что если окажется в тишине и покое собственной комнаты, то непременно станет думать о чем-то своем.

Родители, сияя, квохтали над ней, точно наседки. Это тоже здорово отвлекало.

– Мы так гордимся тобой! – сказал отец – по-английски, отчего ей сделалось неловко в сто крат сильнее. Будто бы он не мог выразить этого ни на мандарине, ни на тайваньском.

– Эти университеты тебя с руками оторвут, – подхватила мать. – Все получится, – добавила она на мандарине.

Но у Луны душа не лежала ни к одному колледжу из списка. Просто родители хотели, чтобы она училась именно там, – от одного лишь звука этих названий их глаза светились звездным блеском. А отец так влюбился в идею о том, что дочь поступит в Стэнфорд, что забыл спросить, что об этом думает сама Луна. Она отправила туда заявку лишь для того, чтобы сделать ему приятное.

Хотелось бы ей печься об этом куда больше – вот как Рокси: та потратила кучу времени, чтобы разузнать о разных колледжах, о статистике, подалась разом в девятнадцать и усердно занималась ради стипендии для одаренных студентов.

Луна вздохнула. В самом начале выпускного года коридоры и классы наполнились особой энергией. Каждый очень остро осознавал: этот год последний, следующей осенью все изменится. Все разъедутся навстречу судьбе, ну… или тому, что их ждет. Что же уготовано ей?

– Когда закончишь эссе для Стэнфорда, – сказал папа, – скажи мне. Дам пару советов, как сделать его еще лучше.

– Спасибо. – Луна надеялась, что сарказма в ее голосе не слышно. И потерла глаза. – А сейчас я бы отдохнула.

Стоило ей отложить ручку, как отец проскользнул мимо нее и достал из шкафчика банку овсянки.

– Я знаю, что мы сделаем! – Он заговорщицки вздернул брови.

– Время ужинать! – запротестовала мать.

– Как зайдет солнце, вернемся, – сказал папа.

Луна заулыбалась. Может, большинство старшеклассников и не любили проводить время с родителями вот таким вот образом, но для Луны это было одним из любимых занятий.

Отец привез их к университету, где преподавал, и поставил машину у озера. Гуси паслись вдоль кромки воды. Когда Луна с родителями вышли на морозный воздух, птицы насторожились и сбились в кучу.

Луна бросила первую пригоршню овса, стараясь, чтобы он разлетелся по широкой дуге.

– Осторожнее! – повторяла мать.

– Знаю, – отмахивалась Луна. Порой гуси вели себя агрессивно. Тем не менее она подошла чуть ближе.

В озерной ряби отражалось розовое небо. Ветерок раздувал ветровку, ерошил волосы. Он пах землей.

Луна любила простые радости, вот как сейчас. Смотреть, как гуси клюют овсянку. Стоять с родителями и любоваться озером и пламенем заката. Ей не хотелось уезжать, не хотелось в колледж. Пусть мгновение длится вечно.

– Сто лет мы так не делали! – Луна еле справилась с подступившим к горлу комком. – Отличная идея, пап.

– Конечно, – отозвался отец. – Все мои идеи такие!

Она встала так, чтобы ее печаль была видна лишь воде и небу. Перед глазами все поплыло. Озеро почернело и утратило все отражения, превратившись в пустоту. Но вдруг в темноте… что-то шевельнулось? Она была готова поклясться, что в пучине мелькнул какой-то силуэт.

– Что это? – Луна отпрянула. – Что происходит с озером?

– Где происходит? – не поняла мать.

Луна моргнула, и все стало как раньше.

– Да так, показалось.

Когда они уезжали, она еще раз обернулась через плечо – убедиться. В воде озера отражалась первая звездочка. Она подмигнула Луне.

* * *

На следующее утро Луна должна была проводить мастер-класс по традиционному узелковому плетению в фэйрбриджской школе китайского языка. Родители решили, что ей это не помешает, – будет хорошо смотреться в заявке на поступление.

Она раздала мотки толстого нейлонового шнура и картинки для тех, кому нужно наглядное пособие. Быстро посчитав учеников, она поняла, что одного не хватает.

– Гм, ладно, начнем. Меня можно звать Луна.

– Вас не надо звать «учитель»? – спросил кто-то из детишек.

– И говорить по-китайски? – уточнил другой.

Она улыбнулась.

– Нет. «Луна» будет достаточно. И говорите по-английски. Итак. Сегодня мы будем плести человечка. Вот такого. – И она показала образец: ручки-петельки, вязаное тельце и свисающие ножки с бусинками на концах. – Начинаем с петельки…

Дети оказались разговорчивыми и быстро схватывали. Луна отрезала себе синюю и зеленую нитки. Толще, чем провод от ее наушников, гладкие и шелковистые на ощупь. Они поблескивали на свету, точно сокровище, выброшенное морем на пляж. Наверное, оттого она так любила вязать маленьких морских существ.

Внахлест, под низ, обмотать и продеть. Чтобы сделать узел, всегда был конкретный способ, четкий алгоритм. Пальцы уверенно управлялись с нитью. Цвета обретали форму.

Вот бы все жизненные вопросы решались так просто! Какой колледж выбрать? Какую основную специальность? Где сделать карьеру? Какие узелки завязать, чтобы жизнь стала такой, какую ей хочется? А какую жизнь хочется ей?

Луна доплела бабочку и полезла в рюкзак за спичками. Это была ее любимая часть процесса – прижечь кончики нейлонового шнура, чтобы узелки не растрепались. Она подождала, пока нейлон не начал плавиться, а затем одним движением – как делают углубление в печеньях – прижала кончики к столу. И они мгновенно остыли, надежно запечатав волокна, – их поверхность стала гладкой, похожей на пластик.

Она наполовину доплела вторую фигурку – на сей раз большую сову из толстой нити, – и лишь тогда до нее дошло, что занятие почти закончилось, а отсутствующий ученик так и не явился. Луна пробежала глазами список, чтобы найти фамилию, перед которой не стояло галочки, – и тут открылась дверь, и на пороге возник маленький смущенный мальчик, а за ним…

Шел Хантер И. Он, моргая, уставился на нее. Она пристально посмотрела в ответ, пытаясь унять трепет в груди.

Он откашлялся:

– Прошу прощения, что помешал. Мой брат Коди опять заблудился. Кажется, он записался сюда.

Луна с трудом изобразила обычную улыбку:

– Что ж, Коди! Приятно познакомиться. Заходи!

Коди оглянулся на старшего брата.

– Ты тоже заходи, Хантер. – Она впервые произнесла его имя вслух, отчего язык закололо, будто от крошечных электрических зарядов. Неужели она краснеет?

Братья только начали усаживаться за заднюю парту, как зазвенел звонок.

– Ох. – Луна откашлялась и обратилась к остальным: – Ну что ж, мы закончили. Если хотите, я обработаю концы для вас. Ну или попросите родителей. Инструкции я вам раздала.

Прихватив пару мотков шнура, Луна направилась к Коди, который выглядел ужасно расстроенным.

– Это довольно просто, – сказала она, стараясь не смотреть на его брата. – Уверена, если вы поработаете вместе, то очень скоро все поймете. Я вам покажу, как начать.

Она сделала петельку из желтой нити и обмотала вокруг нее голубую – завязать первый узелок. Коди уставился на ее руки, она же ощущала на своем лице взгляд Хантера.

– Ну что, попробуешь? – И она вручила Коди оба мотка.

Он молчал, но очень быстро сообразил, что надо делать: пальчики уже разделяли нити и завязывали узелки в правильном направлении.

– Вот видишь, получается. – Краем глаза Луна заметила браслет на запястье Хантера: он был сплетен из тонкой красной нити в одном из ее любимых стилей и выглядел старым, будто его сплели давным-давно. Интересно, кто – может, он сам?

Коди издал нечто по интонации похожее на вопрос, протягивая ей на проверку узелки.

– Все верно, – сказала она. – Я уже вижу: у тебя, Коди, скоро будет отлично получаться!

И, не удержавшись, подняла взгляд на Хантера. Глаза его смотрели проницательно и светились – чем-то, чего она никак не могла понять.

– Спасибо, – сказал Хантер.