Цитаты из книги «Нана»

отчитала своего обожателя, зачем при его капиталах зря бросать деньги, но в глубине души радовалась, что он потратился, ибо траты были единственным проявлением любви, способным тронуть ее сердце.

Нервические ее страхи, припадки черной меланхолии объяснялись отчасти этим обстоятельством, о котором она упорно молчала, – так таит про себя свою тайну девушка-мать, боясь будущего позора.

Подумать только, у Бланш еще хватило наглости во всем обвинить меня! А я ей в ответ: «Я, что ли, велела ему мошенничать?» Верно ведь? Просить денег у мужчин – вовсе не значит посылать их красть. Скажи он мне прямо: «Ничего у меня больше нет», – я бы ему ответила: «Ну и что ж, давай попрощаемся». И все бы на том и кончилось.

самые приличные с виду оказывались как раз самыми гнусными. Весь лоск сходил с человека, и вылезало на свет божий животное, ненасытное в своих чудовищных позывах, изощрявшееся в разврате.

Тогда Атласка провожала ее до дому и целый час ждала на улице, желая убедиться, не убивает ли Фонтан сожительницу. А наутро обе тешились рассказом о примирении, хотя втайне предпочитали такие дни, когда в воздухе пахло взбучкой, потому что это их больше воспламеняло.

Целый день сплетня о пинке под зад не выходила у нее из головы.

Весь мир, почудилось ему, охвачен безумием плоти, и оно ширится, растет, все увлекая за собой в бездну.

Она выросла в предместье, была дочерью парижской улицы, высокая, статная, с великолепным телом, красивая, словно растение, пышно расцветшее на куче навоза. И стала мстительницей за нищих и обездоленных, чьим порождением она была. С нею поднялась на поверхность общества и начала разлагать аристократию та гниль, которая при всеобщем попустительстве бродит в низах, в народе. Эта женщина стала силою природы, разрушительным началом; сама того не желая, она развращала, растлевала весь Париж, соблазняя его своими белыми бедрами, нагоняла порчу на всю столицу, подобно тому как в определенные дни месяца у женщины портится молоко. В конце статьи автор сравнивал ее с мухой – с мухой золотой, как солнце, мухой, слетевшей с нечистот, мухой, всасывающей в себя трупный яд из падали,

Этому мошеннику Штейнеру лишь с большим трудом удалось в нынешний месяц наскрести для нее тысячу франков, и то, когда она пригрозила вышвырнуть его за дверь, если он посмеет явиться с пустыми руками. Что касается Мюффа, то это сущий болван, он и понятия не имеет, сколько нужно давать денег, на него даже и сердиться нельзя за скупость. Ах, с каким бы удовольствием послала она к черту всех этих господ, если бы не внушала себе двадцать раз на дню правила хорошего поведения.

уже три месяца граф Мюффа жил в каком-то чувственном угаре и ясно отдавал себе отчет лишь в одном: без Нана он не может. Это было запоздалое пробуждение плоти, которое сродни плотоядности младенчества, и тут уж не оставалось места ни самолюбию, ни ревности.