Цифровые кочевники и призраки
Декабрь
Холодная Луна

Прошлым летом я видела цифрового призрака. Ранним утром, с первыми лучами рассвета, я гуляла по острову вокруг каменного кольца эпохи неолита. Я подняла телефон, чтобы снять черные силуэты менгиров на фоне заходящего солнца, и увидела темную фигуру, движущуюся через вереск в центре круга. Но когда я подняла глаза от телефона, фигура исчезла. Она, кажется, существовала только в цифровом пространстве, на экране моего устройства с выходом в интернет.

Немецкий термин Wanderjahr (год странствующего подмастерья) отсылает к традиции отправляться в путешествие после завершения обучения ремеслу. В этом году я вступаю в период кочевничества: планирую перемещаться из одной точки в другую, жить в разных местах, не быть привязанной к рабочему месту и работать удаленно, используя коммуникационные технологии.

На протяжении многих лет я часто переезжала. Моя учетная запись на Amazon хранит более двадцати адресов, домашних и рабочих, куда мне приходили посылки за последние десять лет. Но мой адрес электронной почты остался прежним. Во многих отношениях интернет – мой самый постоянный дом.

Я сплю в кровати незнакомой женщины, в окружении ее книг и картин, готовлю на ее масле, пользуюсь ее вайфаем. Когда буду съезжать, я уберусь в квартире, куплю новую туалетную бумагу и не оставлю после себя ни следа. Это и есть субаренда. Каждый месяц мы меняем место жительства. Субаренда устроена по сложной схеме: ты снимаешь квартиру у одного человека, он – у другого, причем степень формальности сделки может отличаться, и так далее. Арендаторы постоянно переезжают, оставляя за собой возможность вернуться.

Идея состоит в том, что цифровой кочевник может продать свои вещи – или перевезти их в камеру хранения, а то и на чердак к родителям, чтобы забрать позже, когда он остепенится (что он вечно откладывает на потом), – и свободно менять место жительства в зависимости от времени года. Все наши книги, музыка и фотографии хранятся в цифровом виде. Не отягощенная ипотекой или детьми, я пользуюсь дешевыми авиабилетами и свободой беспрепятственно перемещаться внутри Евросоюза.

Здесь, в Берлине, сорок тысяч англоговорящих мигрантов, или экспатов, как они сами часто себя называют. Американцы и канадцы могут жить в Германии с визами фрилансеров или деятелей искусства. Берлин – столица, но не финансовый центр (эта роль отведена Франкфурту), так что здесь нет элитных банковских районов Лондона или Парижа и финансовых работников, из-за которых поднимаются цены на жилье. Привлекательные для меня пустые здания и дешевая арендная плата – результат сложных по структуре волн перемещения жителей, которые то заселялись сюда, то съезжали, а также мрачных времен запустения и разделения города на две части.

Здесь я встречаю много ирландцев. Встречаю турок и иранцев. Мое любимое место – суданское кафе, где продают дешевый фалафель с вкусным арахисовым соусом.

Жизнь цифрового кочевника в реальности труднее, чем фантазия о ноутбуке на пляже и полном слиянии работы и досуга. С точки зрения затрат она более практична: снять квартиру в Берлине стоит в три раза меньше, чем в Лондоне, и на фунты, выплачиваемые британскими работодателями, здесь можно жить лучше. Она не такая уж и гламурная: время от времени я оказываюсь на мели, у меня нет хорошо оплачиваемой работы, и я в панике ищу, где раздобыть денег. Я вижу здесь приезжих из разных частей света, которые не могут позволить себе съездить на родину, которые понимают, что никогда не смогут купить дом и поэтому продолжают переезжать из одного места в другое, которые не могут найти постоянную работу. Между съемными квартирами я ночую на диванах у друзей и часто сталкиваюсь с бюрократическими проблемами, связанными с отсутствием постоянного адреса.

У такого образа жизни нет подушки безопасности в виде больничного, пенсии или стабильности. Он для дееспособных молодых людей, которые могут опереться на семью, если что-то пойдет не так. Если я заболею или мне станет слишком тяжело, я улечу домой дешевым авиарейсом.

Я пишу это в одной вкладке браузера; в других открыты электронная почта, Facebook, Twitter, начатые статьи и просмотренные на четверть видео. Я открываю другую вкладку с новостями BBC. На границах Европы – в Кале и на северном побережье Средиземного моря – собираются беженцы, пытающиеся попасть в страны, между которыми я перемещаюсь свободно. Понятно, что у меня есть привилегия, мне повезло иметь паспорт, позволяющий вести образ жизни, ради которого кто-то рискует всем.

Я нажимаю на вкладку Facebook. Люди обсуждают избрание нового лидера Лейбористской партии и северное сияние, которое видели в небе над островом прошлой ночью. Я смотрю на фотографии ребенка одного знакомого, вместе с которым участвовала в барной викторине семь лет назад, на обновленную фотографию профиля съемщика, которому показывала комнату в 2010 году, на фотографию новой подруги мужчины, с которым познакомилась онлайн и ходила на свидание, на вдохновляющие цитаты людей, которые были моими коллегами до того, как я успела сменить еще пять работ. Социальные сети поддерживают мою связь с прошлыми жизнями и местами, в которых меня больше нет. Это впечатляет и смущает. Мне кажется, что я знаю всё на свете, но ни на чем не могу сосредоточиться, мой разум технологически усовершенствован, но раздроблен на части. Я не знаю, тратить ли мне время на общение со старыми друзьями в интернете или на знакомство с новыми людьми в городе.

Б сказала, что ее муж только недавно получил сообщения, которые она отправила ему два года назад. Где они были всё это время?

Культура субаренды, или фриланса, становится всё популярнее: люди, не связанные обязательствами, фрагментированные в цифровом пространстве, оставляют возможности для себя открытыми и не задерживаются ни в одной стране. На Craigslist и Airbnb, на сайтах дешевых авиабилетов и Tripadvisor есть альтернативное сообщество: люди, которые ходят в тренажерные залы и бассейны днем или сидят в кафе за ноутбуками, которые работают отовсюду или не работают вообще. Они перемещаются между элитными районами международных центров – Лондона, Рейкьявика, Мельбурна, Берлина – часовые пояса и валюта меняются, а люди всё те же. На иностранных языках мы умеем только просить кофе и пароль от вайфая. Мы говорим о компьютерном оборудовании и поведении в интернете так, как наши родители говорят о своих машинах. Так мы путешествуем. Всё, что мне нужно, – это вайфай и запертая дверь.

В новом месте интернет во многом отгораживает меня от всего иностранного. Я могу ходить по городу, уткнувшись в телефон: карты Google прокладывают маршрут, в ушах играет радио BBC, я пользуюсь переводчиком и публикую фотографии в социальных сетях. Германия почти не соприкасается со мной. Но когда телефон садится, я теряюсь: я не знаю языка и не понимаю, где нахожусь.