Высотный Лондон
Сентябрь
Урожайная Луна

Б встречает меня на Кингс-Кросс. Она закончила работу и пришла помочь мне дотащить сумки до своего дома в Восточном Лондоне, дорога до которого на метро, на поезде и пешком занимает час. В ее квартире есть свободная комната, которую она обычно сдает на Airbnb, и я могу снять эту комнату на месяц. Мы познакомились через ее бывшего. С ним у нее не сложилось, но мы остались друзьями. Она знает лучшие места, где можно найти свежую еду, которую выбрасывают из элитных гастрономов. Она знает, что ранние подъемы стоят того.

Я беспрерывно говорю с теми, кто сейчас рядом. Собеседник за столом напротив меняется, но нить разговора остается прежней. В своих дневниках Энди Уорхол называет себя А, а всех остальных, с кем он встречается, сменяющих друг друга ассистентов и друзей – Б.

Б сидит со мной в кафе художественной галереи и на пассажирском сиденье моей машины, стоит рядом, пока я курю сигарету у входа в бассейн, идет передо мной по тропинке через лес. Я встретила Б, когда мы писали для одного журнала, жили на одном острове, расклеивали объявления на одном и том же стенде и ходили в одни и те же ночные клубы. Мы встречаемся один на один: с тех пор как я больше не пью, это мне нравится больше, чем групповые встречи. Мы любим есть суши, купаться, сидеть на скамейке и ходить на встречи анонимных алкоголиков.

Есть у меня и цифровые друзья. Я состою в групповом чате с двумя девушками, двумя Б, уже около десяти лет. Б появляется во всплывающем окошке чата. Б пишет. Б не отвечает на вопрос, который я задала ей по электронной почте, но отвечает на другой, более непонятный вопрос в комментарии под моей прошлогодней фотографией. Я ежедневно читаю посты Б, но редко общаюсь с ней напрямую.

Я часто меняю работу, дом, место жительства, и у меня есть множество Б, с которыми я всю жизнь могу оставаться на связи онлайн. Мы не общаемся регулярно, но если встречаемся, то рассказываем друг другу обо всем, что с нами случилось за последние несколько месяцев или лет.

Б сказал, что за последнюю неделю провел пятьдесят пять часов в онлайн-игре, создавая империю. Он строил гавани и свежевал оленей.

Б сказала, что написала пятьдесят стихотворений о яйцах.

Б рассказал, как однажды, повинуясь импульсу, он выбросил свою новенькую цифровую однообъективную зеркалку с моста в море.

Б рассказала, что ее семейное прошлое исключило для нее возможность брака.

Иногда я забываю, что рассказывала тебе и в каком мы городе, кого ты знаешь и как мы пересекаемся.

Я стою на балконе квартиры Б на двадцать первом этаже и смотрю на Лондон. То, что я сначала приняла за падающую звезду, оказалось сигаретой, выброшенной с балкона над нами.

Я слышу шум дороги, голоса детей и матерную ругань внизу. Я вижу поезда, проезжающие по эстакадам напротив башен в Канари-Уорф. Новые небоскребы стали появляться после того, как Б переехала сюда три года назад: высокие силуэты на западном горизонте.

За центром Лондона садится солнце. Крикливая серебристая чайка летит на юг, за ней пролетает пассажирский самолет. Б однажды встретила на балконе белку. Я смотрю вниз на голубя, сломанные антенны и мячи, закинутые на крыши зданий. По мере того как люди возвращаются с работы, в окнах зажигается свет.

Здание нуждается в ремонте, но оно чистое и содержится в порядке. В вестибюле висят объявления о спортивных мероприятиях и выставках. Рядом дешевый рынок: лоток фруктов и овощей можно купить за фунт.

Окно моей спальни выходит на восток, а сам дом расположен на восточной границе внутреннего Лондона, за пределами которого находится то, что обслуживает город: склад Amazon, газгольдеры, парк грузовиков.

Я в восторге от самолетов, которые взлетают и приземляются в аэропорту Лондон-Сити. Здесь они будто совсем близко. Я слышу, как они прилетают, и отслеживаю их в приложении Flight Radar: они прибывают из Милана и Дублина.

В течение месяца я пытаюсь по максимуму наслаждаться тем, что я снова в Лондоне. Я встречаю старых друзей, хожу на поэтические чтения, марширую вдоль Уайтхолл, требуя немедленного перехода на «зеленую» энергию. Я ищу любую работу или подработку где только могу.

Моему другу, который работает в учебном медицинском центре, нужны модели груди для обучения пластической хирургии, и я соглашаюсь. Когда я, раздетая по пояс, с размеченной фломастером грудью, стою в больничной палате в окружении хирургов-стажеров мужского пола, у меня неожиданно начинает кружиться голова, и я падаю в обморок. Мне помогают сесть и приносят стакан воды. И как я на всё это пошла ради сорока фунтов? Может, я и не такая непробиваемая и раскрепощенная, как привыкла думать.

Снаружи огромный город светится огнями, и по-прежнему слышен шум дороги. Я не ложусь спать, ожидая, когда появятся результаты голосования по острову.

Неделю назад я опустила бюллетень в почтовый ящик в Попларе. Сегодня днем было солнечно и жарко, я решила прокатиться на велосипеде, но всё время думала о доме. В торговом центре под Канари-Уорф мой значок в поддержку независимости Шотландии привлек несколько взглядов. Теперь я сижу в темноте с интернетом на коленях, пытаясь примирить решение уехать из Шотландии с желанием поучаствовать в ее судьбе.

Туман опускается на «Шард», Праймроуз Хилл и Тауэр-Хамлетс. Мигающий огонек на вершине небоскреба «Уан Кэнада Сквер» во мраке выглядит как маяк. Я думаю о вертолетах и кораблях, которые мчатся сквозь ночь, чтобы доставить урны для голосования с островов и отдаленных районов на севере.

Я начинаю готовиться ко сну. Сразу после объявления результатов с острова, который голосует против независимости Шотландии, на западе появляется вспышка – начало грозы, которая пройдет над Лондоном в течение следующих нескольких часов. Гром будит людей по всему городу, не давая им спать до объявления результатов референдума.

В три часа ночи мне внезапно приходит поток сообщений с сайта знакомств, на котором я зарегистрировалась несколько дней назад. Все мы, разбуженные грозой и политикой, сидим в кроватях и, внезапно осознав, что одиноки, тянемся за телефонами, чтобы стать ближе друг к другу.

Когда становится понятно, что большинство по всей стране будет «против», гроза начинает бушевать сильнее. Она идет восточнее над домом. Я стою на балконе и смотрю на улицу, чувствуя себя под внезапным ливнем как могущественный дирижер города.

Я пытаюсь заснуть. В мусоропроводе гуляет ветер. Надо мной еще пять слоев людей. Подо мной еще двадцать этажей, а под ними земля, изрешеченная подвалами, железнодорожными тоннелями и линиями метро. Вайфай-сетей так много, что они не помещаются на экране телефона.

На первое октября я взяла билет в один конец в Берлин. Одиночество вынуждает меня уехать. Думаю, дальше последует самая важная часть истории.

Серые вороны
Октябрь
Луна Охотника

Когда я прилетаю в аэропорт Шёнефельд, на взлетно-посадочной полосе суетятся стайки серых ворон. На острове они обычное явление, но нигде больше в Великобритании я их не видела. Они были там, на крышах портового города, а теперь встречают меня здесь, в Берлине. Серые вороны позволяют мне чувствовать себя как дома.

В Шотландии мы называем их «воронами с капюшоном». По-немецки они «дымчатые вороны», Nebelkrähe. В Лондоне все вороны черные (Corvus corone), они обитают в Англии и на юге Шотландии. Но в северных широтах, где зимы более холодные, – на севере Шотландии, в Скандинавии, в Центральной и Восточной Европе – вороны носят серые жилеты: это серые вороны (Сorvus cornix). Оба вида кричат почти одинаково, «кар-кар», но серые вороны чаще живут стаями. Берлин и мой остров находятся в пределах их ареала, простирающегося в более дикие и менее населенные районы Норвегии и Польши.

Ареалы черных и серых ворон совпадают в местах, которые называются «гибридными зонами». Гибридные зоны медленно смещаются на северо-запад, и это показатель изменения климата. По мере того как температура растет, многие виды птиц и насекомых постепенно начинают мигрировать в сторону полюсов и селиться на возвышенностях.

Меня привлекают северные регионы, территории серых ворон. Районы, которые по мере изменения климата всё больше сокращаются и смещаются на север, – вот места, в которых я хочу побывать.

Я продолжаю видеть серых ворон по всему Берлину. Вороны, в общем-то, не самые располагающие к себе птицы, но нельзя не оценить их упрямство и ум. Вороны знают, что происходит на их территории, и их поведение часто предупреждает меня о других вещах, к примеру о присутствии хищных птиц. Если вороны устраивают возню, я знаю, что где-то поблизости может быть канюк, пустельга или даже ястреб-тетеревятник.

Наблюдение за птицами – это идеальное лекарство от компьютерного синдрома. Наши глаза устают от телефонов, которые мы держим прямо перед лицом, и от компьютеров. Мы редко смотрим вдаль, а когда всё-таки смотрим, картинка расплывается. Изучая далекий горизонт или линию деревьев, я меняю перспективу и через некоторое время чувствую, как зрение проясняется. Предметы обретают четкость. Глаза отдыхают, и я становлюсь зорче.

Берлин для начинающих
Ноябрь
Луна Охотника

Кажется, в Берлин невозможно приехать вовремя. Пять лет назад – вот тогда здесь была жизнь, говорят люди. Я приезжала сюда на выходные лет десять назад. Мы катались на велосипедах с друзьями друзей и не спали до утра в просторной квартире, аренду которой они могли себе позволить несмотря на то, что работали неполный рабочий день, продавая мороженое.

Я хотела вернуться в город, потому что пока не всё увидела. Я хочу еще раз испытать судьбу. Дома все так уверены, что наш маленький остров – лучшее место для жизни, но они не пробовали ничего другого. Я здесь еще и потому, что хороший способ преодолеть безответную влюбленность – это переехать в другую страну, где есть новые люди, в которых можно безнадежно влюбиться.

Берлин я выбрала без какой-либо конкретной причины: меня не ждет работа, учеба или любовь. Я здесь, просто чтобы сменить обстановку. В Берлине я знаю одного человека из Лондона, в присутствии которого у меня однажды начались судороги; это он подтолкнул меня переехать сюда. Я купила билет в один конец и арендовала жилье. Я обратилась к друзьям онлайн, спросив в Twitter контакты берлинских знакомых или людей, с кем я могу встретиться, у кого могу спросить совета или на которых могу подписаться. Я зарегистрировалась в Duolingo.

В новом городе можно заново изобрести свою идентичность. Я хочу вести себя так, будто мне снова двадцать с небольшим: может, проколю ухо или выбрею виски, вступлю в полиаморные отношения, займусь скульптурой. Меня привлекает то, что мне кажется берлинским стилем: мюзикл «Кабаре», сплавленный с эстетикой холодной войны, велосипеды, минимал-техно, черная одежда.

У меня достаточно денег, чтобы прожить здесь несколько месяцев, прежде чем придется искать работу, – такой свободы у меня раньше никогда не было. Но нужно быть умеренной и жить экономно. Если ты беден, Берлин лучше, чем многие другие города. У меня поношенная одежда, потому что я действительно бедная художница, а не потому, что я пытаюсь казаться таковой.

Я срезаю кожу на подушечке пальца хлебным ножом.

Я получаю немецкий телефонный номер.

В первый вечер в городе я ем одна в турецком ресторане, смотрю на привлекательных мужчин, проходящих мимо, и думаю, что приняла правильное решение. Я рассчитываю, что здесь у меня больше шансов на романтические отношения, чем на острове.

В первый день, исследуя город, я пытаюсь заказать еду в кафе на немецком, но мне отвечают на английском. После этого я почти не пробую снова. Мне говорили, что выучить немецкий одновременно просто и сложно. Люди утверждали, что жить здесь дешево, а потом жаловались, что арендная плата слишком высокая. Мне говорили, что берлинцы расслабленные и суровые, открытые и равнодушные. Я не знаю, что думаю сама.

Я знаю, что в Берлине высокий уровень грунтовых вод, аномальная высота над уровнем моря. Город построен на нестабильных почвах, постепенно уходящих под воду. Я иду посмотреть на кусок бетона – Schwerbelastungskörper, «объект для создания тяжелой нагрузки», огромный двенадцатитонный цилиндр, установленный при Гитлере в 1941 году, чтобы проверить, насколько его затянут местные болотистые почвы.

Первый месяц я снимаю комнату в Нойкельне, на юго-западе Берлина, в одном из самых многокультурных и бедных районов. В комнате кровать-чердак, и я сплю под потолком. Арендодатель живет здесь же. Он всегда здесь, в смежной комнате, заставленной цветами.

В первые недели у меня нет ни планов, ни друзей. Я пытаюсь заполнить свои дни чем-то значительным и задаюсь вопросом, правильно ли поступила, приехав сюда. Я пытаюсь быть открытой всему неожиданному, освободить пространство для волшебства. Я читаю книги об истории города. Я много хожу, исследуя ассортимент закусок в маленьких магазинчиках, наблюдая за людьми. Вокруг звучит иностранная речь. В повседневной жизни здесь царит легкая непринужденная атмосфера общественного быта, противоречащая стереотипам о немецкой пунктуальности и порядке. В городе полно публичных пространств, – парки, тротуары, площади, набережные, – где люди могут проводить время, ничего не покупая. Здесь хорошо быть безработным.

Часто эта свобода – этот недостаток ответственности – оказывается преимуществом и порождает легкость. Я могу заботиться о себе, быть эгоистичной и спонтанной. Но очень часто я боюсь, что мое одиночество уже перезрело, особенно когда позади длинный день, губы на вкус как клей, я очень долго молчала и даже не уверена, что существую, – в такие моменты я ищу что-то или кого-то, что могло бы меня заземлить.

Мы далеко от моря, велосипеды здесь не ржавеют. Меня подташнивает, и я не могу говорить.

Я начинаю встречаться с людьми, с которыми меня познакомили наши общие друзья.

Б, британка, учится в магистратуре, пользуясь тем, что образование в Германии бесплатное. Как и множество ее друзей, она работает неполный день на горячей линии, отслеживая потерянные заказы еды навынос. Она сыщик, раскрывающий дела о пицце.

Б, американка, устроилась няней и учится немецкому у маленьких детей.

Б живет в большой марксистской коммуне, где жильцы каждую неделю собираются на пленум, чтобы обсудить еду и уборку.

Б переехала сюда, чтобы стать диджеем, но с недавних пор стала меньше времени проводить в клубах и теперь учится на тренера личностного роста.

Я звоню Б, когда подхожу к кафе, о котором он упоминал. Сейчас его там нет, но он любезно предлагает встретиться в другой день. Нажав отбой, я, к своему удивлению, начинаю плакать. В разговоре с ним я вела себя как обычно, но это многое для меня значит. Просить новой дружбы тяжело. Можно изменить свое будущее и найти любовь всего за один день или благодаря принятому приглашению – но чаще всего это ни к чему не ведет. У меня скручивает живот. Я полностью открыта, моя надежда долго держится на плаву, но я не знаю, сколько еще смогу так протянуть.

Я нахожу хорошую фалафельную, из которой можно смотреть, как на Ораниенштрассе садится оранжевое солнце. Сидя на террасе, я чувствую скорое приближение зимы. В конце улицы, за переходом у мечети, толпится много людей. Поезд линии U1 проезжает мимо и выдувает пепел из пепельниц. Я смотрю на панков под мостом.

Мимо проходит странная женщина, которую я уже видела несколько раз: она как будто укутана в рулоны ткани. Они напоминают обшивку.

Я проверяю свои космические приложения. Сегодня корабль НАСА, стартовавший девять лет назад, впервые достиг Плутона. Он пролетел больше восьми миллиардов километров. Фотографии и данные, собранные за время наблюдений, могут вернуть Плутону статус планеты. Названия спутников Плутона – Харон, Стикс, Никс, Кербер и Гидра – действуют на меня успокаивающе. Наша солнечная система продолжает работать, движение небесных тел в огромных масштабах времени и расстояний оберегает нас и удерживает на месте.

Я гуляю по Нойкельну, Кройцбергу и Митте в юбке из легкой прозрачной ткани и с красной замшевой сумкой. Каждый девятый разговор, который я слышу, на английском.

Я прихожу в ночной клуб, почему-то открытый днем. Я захожу, никто меня не останавливает, и я недолго танцую в одиночестве под зеркальным шаром.

Я регистрируюсь в своем муниципалитете, чтобы стать официальным резидентом и получить сертификат, который позволит мне работать. Когда я говорю, что я британка, из Евросоюза, вопрос решается очень быстро.

Я хожу на встречи анонимных алкоголиков для англоговорящих людей, и там полно путешествующих американских бизнесменов. Когда кто-то из них говорит, что «пал ниже некуда», их истории не страшнее, чем обычная ночная тусовка в английском городе. Я думала, что там-то найду друзей, но некоторые люди кажутся мне странными. Они ходят на собрания пять раз в неделю и говорят о некоторых приглашенных спикерах так, будто те поп-звезды.

Мне часто снятся киты, хоть я и видела их только однажды.

Меня приглашают на концерт в музыкальной школе. Я опаздываю, сажусь на лестнице, не слыша музыки и не чувствуя с ней контакта, а потом рано ухожу. Никто так и не узнáет, что я была там. Я часто чувствую себя так в этом городе: оторванной от всех, лишней, невесомой.

По пути домой в метро я еду в одном вагоне с мужчиной в шапке из енота, модным готом из «Бергхайна» с коротко подстриженными светлыми волосами, молодой парой, уткнувшейся в телефоны, попрошайкой в платке, американскими туристами, красивой девушкой с кольцом в носу, читающей маркиза де Сада.

Лежа в своей кровати под потолком, я смотрю развлекательные телешоу и пытаюсь забыться. Я всё больше подозреваю, что мой арендодатель ненавидит то ли меня, то ли необходимость сдавать пустующую комнату. Он сказал, что он личный тренер, но я ни разу не видела, чтобы он собирался на работу. Уверена, он думает, что я ленивая и богатая, и он мог бы быть прав. В ванной нет замка. Я знаю, что, пока меня не было, он заходил в мою комнату.

Однажды я иду плавать и, когда запираю за собой тяжелую дверь раздевалки, моментально расслабляюсь и понимаю, что никогда за всё это время не ощущала себя в безопасности. Я рада, что скоро съезжаю из этой квартиры, мой месяц вышел. Я иду смотреть новое жилье на улице с таким же названием на другой стороне города – теперь на старом западе.