Глава 3
Шарлотт

Мы возвращаемся в отель только после двух часов ночи. Я не пила шампанского на вечеринке, потому что до сих пор в завязке, и должна сказать, быть трезвой на вечеринке – чертовски скучно. Не поймите меня неправильно, я не алкоголичка. Мой девиз – все или ничего, а так как все я уже попробовала, то теперь остается ничего. Ди тоже не пила, она вообще не пьет.

Концерт был потрясающий. Родные Ди, заплаканные и счастливые, летят обратно в Нэшвилл, а я осталась здесь с Ди, на ее личном седьмом небе.

Когда мы наконец попадаем в наш номер, Пич сразу удаляется в свою спальню. Ди кружит по комнате – ураган адреналина и триумфа. Я бросаю сумку на пол и падаю на диван возле ноутбука. Хочу перекинуть фотографии с фотоаппарата, чтобы освободить память на завтра. Ввожу пароль и едва успеваю нажать кнопку, как чувствую: что-то в комнате меняется. Радостное возбуждение Ди моментально угасло. Она смотрит на свой рабочий телефон, и ее лицо становится мертвенно-бледным, словно ее только что ударили. Очень сильно.

– Риган, – глухо говорит она. – Загугли мое имя.

Мои пальцы начинают стремительно бегать по клавиатуре, я даже забываю о гипсе. Поиск выдает кучу ссылок, и мое сердце уходит в пятки. Ди безвольно падает на диван рядом со мной.

За последние полчаса появилось двенадцать новостей, связанных с ее именем, и каждая с ужасающим названием: «Обнаженные фотографии Лайлы Монтгомери», «Принцесса свергнута с престола?», «Парень, которому она разбила сердце».

– Что за фигня?.. – Мои глаза в ужасе мечутся по экрану.

Конечно же, это чушь. Нет никаких обнаженных фотографий. Хотя меня больше пугает последняя статья. Похоже, они пронюхали о Джимми. Это еще хуже. Это один из самых адовых ночных кошмаров, и я не могу поверить, что он осуществился. Ди и Джимми были домоседами даже до первой ее записи. Они почти никогда не фотографировались вместе.

Ди прикрывает рот рукой, ее глаза расширяются от ужаса.

– Открой любую.

Я нажимаю на первую ссылку, готовясь к худшему. Вместе со статьей появляется фотография, которую я узнаю. Ее обрезали – вырезали бассейн позади Джимми и Ди и людей, которые стоят вокруг. Журнал отредактировал фотографию, оставив только слившиеся в поцелуе верхние части их тел. Его плавки и нижняя часть ее купальника остались за кадром. Еще хуже, что длинные волосы Ди закрывают бретельки, и создается впечатление, что она совсем без купальника.

– Нет, – шепчет она, – нет.

С таким редактированием совершенно невинная фотография с вечеринки у бассейна в день рождения Джимми превратилась в обнаженку. Это фото подрывает кристально чистую репутацию Ди, а Джимми автоматически становится для всего мира тем самым парнем, о котором она поет в своих песнях.

Статья начинается словами: «Несовершеннолетняя звезда кантри Лайла Монтгомери оказалась главной героиней скандала. Этот шокирующий снимок появился в интернете в день ее первого концерта в рамках летнего гастрольного тура. Последние два года Монтгомери была любимицей прессы и обладала незапятнанной репутацией девушки строгих правил. Фото поднимает вопрос: насколько она на самом деле невинна?»

– Вот сволочи, – хрипло говорю я, пытаясь подавить кипящую во мне злость.

Ди сидит неподвижно, уставившись на экран. Ее голубые, как вода в бассейне, глаза полны слез. Я знаю это ощущение беспомощности, когда тебе всадили нож в спину.

– Ты можешь показать им настоящий снимок, – продолжаю я, лихорадочно пытаясь найти выход.

– Он уже там. – Еле слышно говорит Ди. – Фотография Джимми уже в интернете, теперь они его найдут.

Она права. Репортеры окружили свою жертву, словно стервятники, и ждали, когда она ослабеет, чтобы напасть. И сейчас настало их время.

– Пич! – во все горло кричу я. – Пии-и-и-ч!

Так среди ночи дети зовут родителей, если им приснился плохой сон, надеясь, что взрослые могут все исправить. Пич вылетает из спальни с выражением паники на заспанном лице.

– Что случилось?

Я поворачиваю к ней экран.

– О… нет… – бормочет она, прикрывая рот рукой. – Как же так…

Ди резко разворачивается к Пич.

– Ты знала?

– Лисса сказала, что существует небольшая вероятность, – виновато признается Пич, – и просила не говорить тебе. Лейбл пытался договориться, чтобы они это не публиковали.

– Могла бы, по крайней мере, предупредить меня! – кричит Ди. – Я не ребенок! Я имею право знать!

Я закусываю щеку, отчаянно хочется курить. Напоминаю себе, что бросила, но перед глазами встает пачка сигарет, спрятанная в чемодане.

– Мне очень жаль, извини, – бормочет Пич.

Ди опускает голову, поворачивается к компьютеру и вновь смотрит на заголовки.

– Как несправедливо! Это вранье! Оно все испортит – мою новую запись, концертный тур… все.

Я больше не в силах терпеть, поэтому захлопываю ноутбук.

– Это полная хрень!

Обычно Пич делает мне замечания за подобные выражения, но сейчас она просто говорит:

– Я знаю.

По щеке Ди ползет слезинка. Я беру ее за руку.

– Мы можем подать на них в суд? Ди несовершеннолетняя. Они не имеют права продавать ее обнаженные фото.

– Наверное, – говорит Пич. – Лисса несла какую-то чушь об экстренных совещаниях, уголовном преследовании ответственных сторон и переключении внимания прессы.

– Мои братья… – произносит Ди.

Ее хрупкие плечи трясутся от рыданий.

– Они еще совсем маленькие. Как родители им это объяснят?

Она встает и ударяет ладонью по крышке ноутбука.

– Дилайла… – тихо говорит Пич, но Ди останавливает ее движением руки.

– Не надо! Пойду позвоню маме.

Она хлопает дверью нашей спальни. Хоть бы ее семья уже была дома! Пич возвращается к себе, а я играю в гляделки с мини-баром. Раньше я пила исключительно для развлечения. Похоже, что сейчас могу перейти на следующую стадию – напиться с горя.

Я встаю и направляюсь к вешалке с одеждой Ди. Перебираю висящие на плечиках летние платья и узкие пиджаки, а мысли витают где-то далеко. Здесь наряды для интервью, встреч с прессой, саундчеков и других мест, где ее будут фотографировать. Вся жизнь Ди аккуратно подобрана, подогнана и выглажена, но в нее постоянно вкрадываются несовершенства – оторванная пуговица, ниточка на подоле, злая сплетня.

Когда Ди подписала контракт с «Мадди Уотер рекордс», пресс-штаб лейбла подчистил информацию о ней в интернете. У некоторых одноклассников были фотографии Ди, но Джимми присутствовал только на двух – с выпускного бала и с футбольного матча: весь наш класс стоит на трибуне, обнимая друг дружку за плечи. На тех снимках Ди и Джимми окружали люди, и из них при всем желании нельзя было сделать компромат.

Эта же фотография – просто находка; неудивительно, что кто-то додумался ее продать. Ради денег некоторые люди готовы на все. Однако мы живем в маленьком городке возле Нэшвилла, жители которого готовы сделать все, чтобы защитить Ди, а вместе с ней и Джимми. Они помнят, как Джимми остановился на дороге и помог им сменить колесо, и благодарны Ди за хороший пример, который она подает их детям. Многие могут рассказать историю, как папа Джимми посреди ночи приехал в ветклинику, чтобы спасти их собаку, а мама Ди пришла с запеканкой, когда умерла их бабушка.

Таковы неписаные законы маленького южного городка, где все знают друг друга и каждый готов прийти на помощь. Страшно даже подумать, что Ди может подорвать их доверие.

Я полчаса расхаживаю по гостиной и наконец решаюсь постучать в нашу комнату. Ди лежит на кровати, светлые локоны рассыпались по подушке. На заплаканном лице размазана тушь. Я беру салфетку, смачиваю водой из бутылки, стоящей на прикроватном столике.

Ди садится и поворачивается ко мне. Я провожу салфеткой по ее щекам. Лишь благодаря Ди я научилась заботиться о ком-то. Если бы я собирала салфетки каждый раз, когда Ди смывала пятна с моей репутации, у меня бы их хватило, чтобы задушить урода, продавшего это фото репортерам.

– Чем тебе помочь? – спрашиваю я.

Без туши ее золотистые ресницы почти незаметны на бледной коже. Я бросаю салфетку в мусорное ведро.

– Просто посиди со мной. – Она двигается, освобождая место. – Мне нужно кое-что сделать.

Я устраиваюсь рядом с ней, вытягивая ноги на белом покрывале. Ди вертит в руках личный телефон.

– Я говорила с мамой. Братья ничего не знают. Она сказала, что все им объяснит, только…

Она умолкает, по ее лицу снова текут слезы.

– Только… По всей видимости, репортеры уже знают, где живет Джимми.

Я вздрагиваю, представляя, как миссис Коллиер, мама Джимми, пытается прогнать от порога толпы журналистов. Джимми закрывает жалюзи в своей комнате и уходит из дома через гараж, так как стал объектом внимания.

– Он всегда этого боялся. – Ди закрывает лицо руками. – Ужасно. Его семья… Я не могу даже…

– Эй, – говорю я, убирая ее руки от лица, – посмотри на меня. Ты ни в чем не виновата.

Ди снова закрывает лицо руками и еле слышно произносит:

– Что подумают обо мне мои поклонники?

– Они знают, какая ты на самом деле.

Она закусывает губу.

– Надеюсь.

– Вот и хорошо.

Ди берет телефон и проводит пальцем по экрану. Впервые за десять месяцев она находит номер Джимми и печатает сообщение: «Мне очень, очень жаль, что так получилось». И нажимает «Отправить». Я обнимаю ее за плечи. Представляю, как тяжело ей было написать это короткое сообщение. Она очень много хотела бы ему сказать. Фактически, все шесть песен из нового альбома посвящены Джимми. Не проходит и минуты, как в телефоне появляется новое сообщение: «Ты не виновата, Ди. Не волнуйся. Все будет хорошо».

Мы обе пару секунд смотрим на его ответ. Ди удивленно моргает, словно не веря, что их по-прежнему разделяет всего пара щелчков. Где бы они ни находились, между ними словно невидимая стена. История Ди и Джимми – глубокая река, которую так просто не переплыть. Она слишком огромна и коварна, в ней легко утонуть. Джимми тоже чувствует это препятствие – помню еще по школе.

Однако сейчас они преодолевают пропасть, которую сами себе выдумали. Лицо Ди искривляется от боли. Она швыряет телефон на пол – от злости или чтобы не написать Джимми о своих чувствах. Вместо этого она изливает душу мне:

– Я скучаю по нему. – Вздыхает и облокачивается на мое плечо. – Страшно скучаю.

– Знаю. Я знаю, – отвечаю я.

Может, было бы легче, если бы Ди возненавидела Джимми, но она продолжает его любить. Даже я считаю, что он не виноват в их разрыве. Быть с Лайлой Монтгомери означает славу и известность, а Джимми это не нужно. Ему нужна только Ди и спокойная жизнь в нашем городке. Он намерен пойти в колледж, а потом вернуться домой и стать ветеринаром, как его отец. Он не может бросить свою мечту и ездить повсюду с Ди. А она не согласна оставить музыкальную карьеру и пойти с ним в колледж. У них с Джимми слишком разные устремления. Вот почему он ушел в тень, когда она добилась успеха. А ведь они встречались четыре года. «Я рад за тебя, – сказал он ей. – Но должен тебя отпустить». Он думал, что дает ей свободу.

Ди сказала мне, что он говорил это со слезами на глазах и не изменил своего решения, даже когда она бросилась ему на шею и разрыдалась.

Подруга смотрит на меня.

– Как думаешь, он еще вспоминает обо мне?

– Зачем ты спрашиваешь, сама ведь знаешь.

Когда мы были младше, на тихую и стеснительную Ди почти никто не обращал внимания, не то что на меня с моей привычкой вечно находить неприятности на свою голову. Немного полноватая, с брекетами и пышной копной волнистых волос, она всегда была красивой, просто тогда этого никто не замечал.

Кроме Джимми Коллиера. В шестом классе они сидели вместе на математике. Он тоже был тихим и спокойным. Когда Джимми подрос за полгода почти на пятнадцать сантиметров, он начал пользоваться успехом у девочек, но по-прежнему не смотрел ни на кого, кроме Ди. На уроках он передавал ей смешные записки и забавные рисунки, и она смеялась, прикрываясь рукой.

Однажды она дохихикалась до того, что их обоих выгнали с урока. Я потрясенно наблюдала, как они выходят из класса. До того момента ни один учитель ни разу в жизни не сделал Ди ни единого замечания. И пока они сидели на полу в школьном коридоре, Джимми пригласил ее к себе домой – поужинать с родителями.

С годами детская влюбленность переросла в серьезное чувство. Любовь Джимми стала для Ди источником вдохновения. Они с мамой записали пару песен, и звукозаписывающие компании просто с ума посходили от восторга. А потом, перед девятым классом, Ди резко похорошела. Она вытянулась, ей сняли брекеты, и она научилась укрощать свои непослушные волосы. Перевоплощение придало ей уверенности, что она может выступать на сцене.

Тысячи парней готовы на все, только бы Ди согласилась пойти с ними на свидание. Но ей нужен только ее ковбой – простой паренек, который любит лошадей, помогает родителям в семейном бизнесе и дарит ей валентинки, сделанные собственными руками. Который любит ее слишком сильно, чтобы удерживать возле себя.

– Ох, Риган, – тяжело вздыхает Ди. – Я просто не знаю, что делать.

Залезаю под одеяло нашей необъятной двуспальной кровати. Я отказалась от отдельного номера. Я здесь не только потому, что нужна ей, но и потому, что не хочу оставаться в одиночестве.

– Вот бы вернуться во вчерашний день, когда никто ничего о Джимми не знал, – шепчет Ди. – Я так не хотела выставлять на всеобщее обозрение эту часть моей жизни.

– Не волнуйся, все скоро об этом забудут.

– Я не забуду…

Похоже, она сейчас снова разрыдается. Я тянусь за салфеткой.

– Прости, я сама не понимаю, почему до сих пор плачу.

– Ты издеваешься? – говорю я, протягивая ей салфетку. – На твоем месте я бы давно уже разгромила весь этот номер и попала в тюрьму.

Она слабо улыбается.

– Подожди. – Я напрягаю мозги – надо найти хоть что-нибудь хорошее и в то же время убедительное. – В конце лета мы будем вспоминать об этом и думать: «А помнишь, как мы влипли?» Всего лишь одно плохое воспоминание на миллион хороших.

– Умеешь ты врать, я даже не знаю, стоит ли тебе верить, – смеется она, – но очень хочется.

Некоторое время мы лежим в тишине, Ди невидящим взглядом смотрит в потолок. Наконец ее глаза закрываются, тяжело, как захлопнувшаяся дверь. Я выключаю лампу и тоже смотрю в потолок, положив голову на накрахмаленную гостиничную подушку. Здоровой рукой натягиваю одеяло ей на плечи. Свернувшаяся калачиком девушка с обложек, уснувшая с помятой салфеткой в руке, выглядит маленькой и беззащитной. И меня вдруг пронзает мысль: «Где бы я была сейчас, если бы не она?» Я выбрала столько неверных дорог, построила столько стен, что заблудилась в созданном мною же лабиринте. В апреле все зашло слишком далеко – даже я это поняла. Ди спасла меня и увела с собой. Она позволяет мне прятаться в ее жизни, как щит, закрывает меня от неприятностей.

Я так ей благодарна: за нашу неразрывную связь, за доброту, звонки и готовность прийти на помощь. Наша дружба проверена годами и расстоянием, и я надеюсь, что в будущем отплачу ей той же монетой. А сейчас я могу только лежать с ней рядом в темноте, плечом к плечу, и ждать, когда все плохое останется позади.