7. Барселона, вечер второго дня

Моя презентация прошла просто на «ура». Я была на седьмом небе. Индусы улыбались, Пузан улыбался: боги были довольны. Я поблагодарила Владу и Сергея – сотрудников моего отдела и моих новоиспеченных подчиненных – и отправилась в свой номер. Мирона не было, но в ванной шумела вода.

Я почему-то вдруг занервничала, хотя никаких видимых причин на то не было. Скинув босоножки, я подошла к столику, на котором лежали его сигареты и солнечные очки. Но тут мою ногу что-то больно кольнуло. Я ойкнула, отдернула ногу, присела на корточки и стала искать причину в мохнатом ворсе ковра на полу. И причина нашлась: маленькая золотая сережка-гвоздик с бриллиантом. Не моя. Защелки на сережке не было, поэтому, видимо, она и покинула свою хозяйку. Я с трудом выдрала улику, которая основательно запуталась в золотистом ворсе ковра и почти срослась с ним. Положила себе на ладонь и молча пялилась на нее минуты три.

Что сказать? Ничего. А что я могу сказать: мы оба свободные люди. Вчера «лимонная» девица, сегодня «маша-растеряша». Мне-то что до этого по большому счету? Но досада упорно не покидала меня, полностью затмив все радости сегодняшнего дня. То ли по причине того, что я сама мечтала оказаться на месте этих овечек, то ли потому, что мне была неприятна сама мысль о том, что на моей кровати кувыркалась какая-то посторонняя цапля, но ни единого шанса я не оставляла тому, что возмущало меня само наличие всех этих овец и цапель у Мирона. Проще говоря, не распознала я ревность.

Он застал меня все еще сидящей на полу, когда вышел из душа.

– Ну, отстрелялась, Высоцкая? Можно тебя поздравлять и расслабляться наконец-то по-настоящему?

Я поднялась на ноги, протянула ему найденную улику и, стараясь говорить об этом как можно более безразлично, произнесла:

– На, держи. Верни хозяйке, а то расстроиться. Я бы расстроилась, если бы сережку с брюликом потеряла.

Мирон взял сережку, повертел немного в руках, а потом, держа ее у меня прямо перед носом, ответил отчитывающим тоном:

– Высоцкая, тебе не стыдно? Ты – женщина, а ни черта не разбираешься в драгоценностях. Это не золото и не брюлик. Это обычная дешевая стекляшка в железке. Ее могла здесь потерять любая уборщица. Это раз. А два – это то, что я не вожу никого туда, где сплю. И три – ты наказана!

Он вдруг резко обнял меня и с силой толкнул назад, на кровать. Я стала падать, он падал вместе со мной и, в конце падения, я оказалась лежащей на спине, он лежал на мне и тяжестью своего влажного тела придавливал, не давая вздохнуть.

– Я хочу попробовать тебя на вкус, Высоцкая, – прошептал он. – Не бойся. Не дергайся ты, не трону я тебя. Только твои губы, немного…

Дергаться? Я? Сейчас? Даже не собиралась! Лежа под ним, вдыхая запах его тела, осознавая, что я уже полгода как свободная женщина, не имевшая никаких интрижек, помня все свои желания, которые мне не давали покоя со вчерашнего вечера, я решила, что пора прикинуться роковой дамой, готовой на секс без обязательств, и закрыла глаза.

Я чувствовала, его дыхание совсем рядом с моим лицом. Я поняла, что его губы приближаются к моим, потому что ощутила их тепло. И потом я почувствовала его. Нежно, мягко, осторожно он коснулся моих губ. Его губы были влажными и горячими. Никакой грубости, напора, настойчивости: он действительно пробовал меня на вкус. Несколько легких прикосновений, и он отстранился. А я открыла глаза.

– Ты вкусная, – сказал Мирон, довольно улыбаясь и все еще лежа на мне.

– Ты тоже, – ответила я и не соврала.

– Злишься на меня?

– Нет.

– Смотри, не влюбись в меня, маленькая моя, – он продолжал улыбаться, но в глазах его было что-то хищно-хитрое.

– Не мечтай, – парировала я и тоже улыбнулась.

Я не собиралась в него влюбляться. Я не понимала, что эффект действия фразы «не влюбляйся в меня» совершенно противоположный. Дело в том, что нейролингвистическое программирование допускает употребление частицы «не» для совершенно обратного действия. «Не влюбись в меня» из его уст, так тихо и так мягко приравнивалось к «без меня ты больше ни одного вдоха не сможешь сделать в этом мире, маленькая моя». Как слепой котенок я не видела, что он прекрасно знал об этом эффекте. Я думала, что хочу просто секса и легкой романтики. Я не думала, что хочу большего.

– Давай, Вика, переодевайся уже и поехали, – сказал Мирон, когда, наконец, мы поднялись.

– Куда? – искренне поинтересовалась я.

– В город, в ресторан. Надо хорошенько и вкусненько поесть, чтобы сегодня вечером можно было хорошенько и вкусненько выпить на банкете.

– На каком еще банкете? – удивилась я.

– На вашем, Высоцкая! – ответил он с упреком. – Ваши презентации закончились. Оставшуюся часть поездки только отдых. В конце концов, ты тут работаешь или я? Сегодня вечером сабантуй, а завтра футбол.

– Какой еще футбол? – снова спросила я, осознавая, что туплю как топор при резке хлеба.

– Все, хватит. Я сказал: одевайся. Обещала слушаться.

– Обещал пальцем не трогать, – заметила я, вытаскивая чемодан из шкафа.

– А я пальцем тебя еще и не трогал, маленькая моя – усмехнулся Мирон. – Ты бы почувствовала сразу, поверь мне.

– Пошляк, – фыркнула я в ответ.

Со стороны это все выглядело как милые семейные разборки. Но я была довольна тем, что свое слово он не держит до конца. Немного побольше включить «роковую красотку» – я и пальцы его почувствую, и все остальное. И тогда можно будет сказать, что поездка удалась на все сто! А потом, в Москве один визит в автошколу, и я больше в жизни не увижу Мирона. Ну и что, что он племянник Пузана? Если я за пару лет его ни разу у нас в террариуме не встречала, то с чего бы этому течению дел измениться? Если он туда и придет, то уж точно не ко мне. То было просто случайное совпадение.

«Блажен, кто верует», – ответил мне мой внутренний голос, но я не поняла, что он имел виду.

Ресторан оказался довольно далеко от отеля, но вид на Барселону и Средиземное море с его террасы был просто потрясающий. Мирон, видимо, был тут далеко не редким гостем, потому что в меню ориентировался быстро и уже через пять минут нам принесли бутылку красного вина.

– Я не пью, – поджав губы, тихо сообщила я. – Я не соврала тогда на корпоративе.

– А ты не пей, ты просто попробуй, – ответил Мирон и протянул мне бокал.

– Я не люблю вино, – я поджала губы, слегка покраснев. – Я не умею пить… Никогда еще не пила ничего спиртного, – добавила я еще тише.

– Высоцкая, ты прелесть, – улыбнулся он и поднял свой бокал. – Попробуй, сделай один глоток. Если хочешь, закрой глаза: так ты точно почувствуешь само вино, чтобы никакие другие чувства тебя не отвлекали от его букета…

Гулять – так гулять. Да, я – Виктория Высоцкая, впервые за свои 24 года сделала один глоток красного вина. Потом еще. И еще. И еще…

Теплой волной откуда-то изнутри вырвалась невыразимая расслабленность. Хотелось улыбаться, быть доброй и всех любить. Мирон вообще-то уже давно перестал быть врагом и я была рада его компании. Он меня смешил. Сам смеялся надо мной, но меня это уже не злило.

– Откуда ты испанский знаешь? – спросила я, свободно откинувшись в кресле и давая теплому морскому бризу играть с моими волосами.

– Выучил. Я много, где был в Европе, здесь язык сам собой учится, – он закурил. – А вот ты, Высоцкая, кстати, тоже должна была бы учиться кое-чему, не забыла? Твоя группа вчера вечером занималась.

– Какая группа?

– В автошколе, маленькая моя. Ты помнишь, что я тебе про экзамены говорил? Я лично буду у тебя их принимать.

– Ты не мне это говорил, а всей группе, – улыбнулась я Мирону, вспоминая нашу первую совместную поездку на машине.

– Говорил всем, но заниматься буду только тобой, – он выпустил табачный дым в сторону, наклонил голову и, дерзко ухмыляясь, ел меня глазами.

Мне очень не хотелось говорить ему сейчас, что в автошколу я больше не вернусь.

– Я умная, один прогул – это не страшно. И потом: ты-то тоже их пропускаешь. Кто же вчера вечером вместо тебя лекции о светофорах и перекрестках читал?

– Я, Высоцкая, лекции не читаю. Это моя автошкола. Я всегда лично знакомлюсь с новой группой и могу отсутствовать в любое время, – и его губы растянулись в самодовольной улыбке.

– Так это твоя школа? – спросила я не без восхищения и протянула ему руку, а он ее недоуменно пожал. – Вот у меня и появился «свой человек» в ГАИ для решения вопросов получения прав! Заступишься за меня, когда меня на вождении валить будут?

– Помогать тебе? Никогда. До ГАИ ты у меня не доберешься, пока с закрытыми глазами ездить не научишься. Тебя, Высоцкая, я буду мучить долго-долго.

Он сказал это наигранно серьезно. А я нахмурилась. А потом мы оба захохотали в голос так громко, что другие гости на нас зашикали.

Что мы делали? Просто разговаривали? Может быть. Он явно игнорировал мой совет: не тратить на меня время. Его слова, его действия, его манеру общения со мной я расценивала как флирт и попытку меня соблазнить. Попытка уже была мною засчитана и я отвечала взаимностью. Я смотрела на его губы и понимала, что хочу еще. От воспоминаний того, как он меня поцеловал, мне хотелось крепко сжать ноги от пульсации, которая начиналась, как только я им предавалась. Вино делало свою работу, Мирон ее шлифовал каждым своим словом, а я медленно, но уверенно тонула в его глазах.

Мне понравилось ощущение легкости в голове, которое подарил мне бокал красного вина. Это было что-то новое. Вернулись в свой отель мы порядком навеселе и тут же включились во всеобщее празднование окончание рабочих будней, которому уже придавались все мои коллеги, индусы и их переводчица во главе с Пузаном. Играла громкая музыка, солнце уже скрылось за горизонтом и все было очень здорово. Мы с Мироном сели за столик к симпатичной переводчице, которая тут же протянула мне руку:

– Привет, я вчера не представилась. Меня зовут Катя Метелица, я работаю переводчиком с вашей группой.

– Привет. Я Вика, а это… – я напрягла память, чтобы вспомнить свою легенду. – Это мой парень Мирон.

– Bonsoir,³ – грессированно приветствовал Мирон нашу переводчицу и тоже пожал ей руку.

– Очень приятно, – улыбнулась она. – Отличное произношение, кстати. Много времени провели на юге Франции?

– Достаточно, чтобы пополнить свой словарный запас самыми грязными поровыми ругательствами марсельских моряков, – ответил Мирон.

В моей голове при этих словах пронеслось «портовые шлюхи», но мой новый друг алкоголь наглухо закрыл двери моего разума и я пропустила очередной укол ревности.

– Что будете пить? – спросила Катя. – Испанские вина на высоте, очень рекомендую.

– Красное вино, – не раздумывая, ответила я, ощущая болезненную необходимость вернуть себе внимание этого мужчины.

– Высоцкая, – сразу же шепотом мне на ушко позвал Мирон. – Притормози. Для первого раза тебе достаточно. Я пойду в бар и принесу тебе чашку кофе.

Мирон ушел за напитками. Я немного успокоилась: мне была не по душе их болтовня.

– Вы где-то ужинали? – спросила меня Катя.

– Да. Где-то на горе, вот там, – я размазанным жестом попыталась указать направление, но мой палец уперся в Макарова, который стоял чуть поодаль и таращился на меня. Схлестнувшись со мной взглядом, он немедленно направился в нашу сторону. Катя это заметила, наклонилась ко мне и шепнула:

– Терпеть его не могу, мерзкий тип.

– Согласна, – шепотом ответила я. – Сейчас мы его отошьем.

Макаров уже тем временем сел за наш столик и ехидно улыбался.

– Добрый вечер, Екатерина Юрьевна. Здравствуйте, Виктория Андреевна. Где были? Гуляли по вечерней Барселоне?

– Представьте себе, – с не меньшей язвительностью ответила я. – На свете есть такие люди, которые умеют работать, а потом наслаждаться результатами своего труда и расслабляться. Не все таскаются за своими боссами, заглядывают им в рот целыми днями и собирают сплетни по углам как баба. Ты уверен, что у тебя юридическое образование, а, Макаров? Может быть, ты на ассенизатора учился: уж больно любишь в чужом дерьме ковыряться.

Поразительно. Если бы не вино, такое не вырвалось бы у меня ни за что на свете. Олег густо покраснел: он явно не ожидал от меня такой прямоты в присутствии посторонних.

– Что вы, Виктория Андреевна, куда уж мне до вас-то в вопросах «заглядывания в рот начальству». Только вы далеким путем пошли, окружным. Через дальних родственников, так сказать…

– Боже мой, – я засмеялась. – Это максимум, на который ты способен? Ты, Макаров, не переживай. Учитывая, что ты лижешь задницу напрямую, так сказать, непосредственному начальнику, у тебя есть все шансы меня обойти. Только смотри, мозоль на языке не натри.

– Викуся, ты о своих мозолях беспокойся. Они у тебя в более интимных и труднодоступных местах будут…

– Да, пошел ты! – отрезала я. – Проваливай, здесь тебе не рады.

– Высоцкая, ты самая обыкновенная шлюха! – произнес Макаров, вставая.

И тут я залепила ему пощечину. Он не ожидал этого, а потому споткнулся о ножку стула и грохнулся на колени рядом с упавшим стулом. Катя хихикнула, но Макаров быстро поднялся и двинулся на меня. Лицо его исказилось от гнева и решимости. Он уже замахнулся на меня и на мгновенье я испугалась его, но…

Но путь ему преградили два момента. Первый – это Мирон, который вырос между нами точно из-под земли. А второй – это кулак Мирона, который точно вписался в искривленную гневом физиономию, отчего Макаров отлетел назад метра на три.

– Ты в порядке? – спросил Мирон у меня сразу же после приземления Олега на пол.

– Ага, – кивнула я и вдруг внезапно поняла, что сейчас расплачусь.

Я никогда не плачу. Никогда или очень редко. Никто еще не видел моих слез. А сейчас они просто яркими блестящими бусинами выкатились из глаз. И я не поняла, по какой причине были эти слезы: то ли от обидных и несправедливых слов Макарова (что вряд ли), то ли оттого, что за меня только заступился мужчина (чего раньше еще никогда не случалось, ибо я сама всегда за себя стояла).

Катя протянула мне бокал с вином. Я залпом его опрокинула и потянулась за следующим из тех, что принес с собой из бара Мирон.

– Тебе хватит, – настойчивым тоном сказал он, перехватив мою руку. – Ты в порядке, маленькая моя?

– В порядке, – выдохнула я.

– Господа, господа, дамы! – Пузан спешил к месту заварушки. – Что случилось? Что происходит?

– Ничего, Максим Викторович, – почти проскулил Олег, поднимаясь с пола и вытирая кровь с разбитой губы. – Все в порядке.

– Вижу, что в порядке, – растянулся наш босс в улыбке. – Настоящие русские люди: поработали, выпили, подрались – патриотично. А теперь для примирения все на танцы! Ну, Виктория, Екатерина – вперед!

Катя только и успела, что схватить со стола еще один бокал с вином и залпом его выпить почти на ходу, а потом нырнула в толпу танцующих коллег и прочих туристов.

Я повернулась к Мирону и посмотрела ему в глаза. Он наклонил голову, слегка улыбнулся и за руку потянул меня к себе:

– Иди ко мне, Высоцкая, – он сгреб меня в объятия, в которых я почувствовала себя в абсолютной безопасности, и поцеловал.

Еще один поцелуй. Голова кружилась. Отчего?

«Алкоголь или Мирон?» – спросила я у своего подсознания. Ответ я не расслышала, уж слишком громко билось мое сердце. Мне было классно и потрясающе свободно. Так спокойно я себя не чувствовала ни разу в жизни.

– Потанцуем? – спросил он игриво, крепко держа меня за шею и заставляя (мягко, но без возможности сопротивляться) отклоняться назад.

– Какие именно танцы ты имеешь виду? – поинтересовалась я, надеясь на тот самый ответ.

– Не те, о которых ты подумала, Высоцкая, – прошептал он мне на ухо.

Я знала, что он врет.