Данная тема не давала Нелли покоя. Казалось бы, зачем ей переживать из-за каких-то сектантских группировок? У нее своих проблем навалом. Однако происходящее тревожило. Некая мысль ютилась в подсознании, но не находила выхода на ясный свет, никак не могла пройти осмысления.

На протяжении дня Нелли анализировала последние месяцы собственной жизни: не убиваемые догмары, за ней охотившиеся, о которых в интернете ничего не говорилось; волшебный Александр с летающей латиницей, о которой в интернете говорилось всякое, но только вне контекста таинственных незнакомцев и вне контекста полетов. Думала и про неясное чувство слежки, а теперь и частицы ко всему примешались.

Ближе к вечеру появился Зойл. Стоило ему пересечь порог, как Нелли поняла: поняла, что за мысль не давала ей покоя. Стоило взглянуть на своего наставника, как бессвязные пазлы сошлись в картину.

Зойл. Недавно он поведал ей о «встрече» с Александром, рассказал, как засвидетельствовал невероятную сцену, в реальность которой не верилось до сих пор, ведь он описывал чудовищных монстров!

У Нелли закружилась голова. Закружилась она и сейчас, Нелли еле дошла до посудомойки.

Рассказ получился кратким, Зойл ограничился несколькими предложениями, которые и составлял, казалось, нехотя. Но он рассказал ей тогда про глаза: красные, пылающие лавой. Точно такие поразительные глаза, которые пытались вперемешку с серебряными загипнотизировать Нелли. Странными символами и латиницей. Латиница и символы на стенах. Сектантские символы на стенах склада, который был взорван на днях…

Нелли на что-то села. Перед глазами резко потемнело. Ей не нравилась внезапная мысль, что стала результатом ее раздумий. На складе не могло оказаться Александра. Нет, просто не могло. У него хватило бы ума и сил разрешить свои проблемы, даже такие, грозящие смертельной для него опасностью.

Нелли тряхнула головой. Кем бы ни был Александр, она не желала мужчине зла. У него была прекрасная возможность навредить ей, но в отличие от догмар, что за ней охотились, он даже попытки такой не предпринял. А память… Разве память равнозначна спасенной жизни?

Нет-нет. Нелли определенно не желала мужчине смерти, тем более такой. Она желала видеть его здоровым. Она желала видеть его живым.

***

Ликерия лежала в постели и не хотела подниматься. Встречать очередной невзрачный день в череде таких же, одинаково-невзрачных, которые были, есть и, видимо, будут, не хотелось. Ликерия чувствовала, что тонет, утопает в каждодневной рутине, однако всплыть на поверхность и задышать полной грудью не могла – не получалось. И не знала, получится ли в будущем: с каждым прожитым днем Ликерию продолжало затягивать глубже, вот только помочь ей было некому.

Ликерия была сиротой. У нее никогда не было семьи, не было родных, даже самых дальних, и в первую очередь не было родителей. Не было отца, оплачивающего обучение и помогающего найти свое место в жизни; не было матери, доброй, душевной, утешающей в трудные минуты; не было братьев, не было сестер, потешающихся над ней и оберегающих. От Ликерии избавились ребенком, ее никто никогда не хотел. Нежеланна и одинока по жизни. Сколько она так живет – пора бы уже привыкнуть, а чувство отверженности, съедавшее душу, чувство ненужности, преследовавшее годами, покидать ее не спешили.

Ликерия взглянула на окружающие стены, и ей стало тошно. Это и есть ее светлое будущее? Нищая, архаичная квартира, в которой предначертано провести остаток жизни?

«Существуют ли комнаты меньше моей гостиной?» – думала Ликерия, снимая эту коморку, вероятно, в шутку именованную квартирой, чуть более года назад. Оказавшись в спальне, поняла, что существуют: немногим больше кладовки, шириной в двуместную кровать, которая, в общем-то, там и стояла, не оставляя пространства для лишних маневров. Да еще стул имелся у небольшого шкафа.

Ликерия закрыла глаза – только бы не смотреть на пожелтевшие обои.

Бесперспективна – вот кем она была. Девушкой, не имеющей перспектив.

Ликерия начала самостоятельную жизнь, как только покинула детский дом. Без денег на долгосрочное пользование, без опыта проживания в реальном мире. Азы независимости и дикой конкуренции Ликерия познавала сама, без чьей-либо помощи и поддержки. Ей было тяжело, непереносимо трудно, однако путем многочисленных ошибок, набивая шишки и болезненные синяки, Ликерия умудрилась кое-как выжить и не скатиться на самое дно. Одним только этим она и гордилось. Вот только следовали ли? Может быть, нужно было все же скатиться? Возможно, так ей стало бы легче?

Меняя одну работу на другую, переезжая с плохого жилья на еще более худшее, к настоящему времени она пришла к тому, что смогла позволить себе эту квартиру. Кем она только не работала до того, как не решилась переехать в Радлес: курьером, продавщицей, уборщицей, администратором, упаковщицей цветов. Хотелось бы большего, но без нужных знаний на большее рассчитывать не следовало. А знания она имела скудные, хотя обогатиться ими очень желала. Потому и оказалась в неизвестном ей Радлесе, потому и копила деньги на учебу.

Бар Зойла стал находкой. По сравнению с сомнительными организациями, в которых Ликерии приходилось трудиться, здесь и платили с завидной регулярностью и условия предоставляли лучшие: обстановка комфортней, отношение уважительней. Поэтому Ликерия очень старалась. Была отзывчивой, чаще улыбалась, с энтузиазмом и смиренной готовностью выполняла привередливые просьбы клиентов, что приносило неплохие чаевые – очередной плюс заведения Зойла, да и в целом, кафе-ресторанов. Но за этой милой, доброжелательной маской она оставалась самой собой – замкнутой и одинокой, чего не видел даже Зойл, частенько интересовавшийся делами подчиненных.

«Как дела, Лика?», – спрашивал Зойл, «Все ли в порядке?», – любопытствовал владелец в мгновения особой своей проницательности. И платой за сложный многолетний опыт, ей удавались достоверные ответы: «Все прекрасно», – улыбалась Лика, «Не переживай, – добавляла следом, – я просто устала, нужно отдохнуть». И Зойл вроде бы отставал, видимо, верил, раз не донимал вопросами.

Она научилась скрывать переживания.

Ликерия открыла глаза и все же поднялась – следовало идти на работу. Нельзя залеживаться дольше, она и так придет с опозданием. Почему? Просто так. Потому что у нее плохое настроение. Потому что вчера отпросилась на час, сославшись на несуществующие личные дела. Ей не хотелось обманывать Зойла, но ведь ничего не случиться, если она слегка припозднится. Нелли справится часик и одна.

– Нелли, – пробормотала Ликерия. Этакая загадка «Красной метки», такая же закрытая, как она сама. Но только в данном конкретном случае Зойл понимает, что девушка непроста: он приглядывает за Нелли в баре, а теперь и домой каждый день провожает. Таким образом, домой они ходят втроем, и ощущения при этом у Ликерии достаточно странные.

Однако недавно Ликерия поняла, что Зойл не просто видит в ней тайну – он знает эту самую тайну. А Нелли знает, что знает Зойл. Вот такая запутанная ситуация. У Нелли с Зойлом появились общие секреты. Неспроста он учит ее драться – Нелли проговорилась об этом на днях, сказав, что это так, на всякий случай, в жизни и такое может пригодиться. Несмотря на отсутствие высшего образования, Ликерия глупой себя не считала. Конечно, в мире много аморальных личностей, и опасности подстерегают каждого, вот только кулуарные разговоры этой парочки, с каждым днем происходящие все чаще, наводили на определенные мысли. Мысли о делах, которые, в общем-то, ее не касались.

Что бы не происходило между Зойлом и Нелли, доступ к их тайнам Ликерии закрыт. Что, собственно, ее не волновало. Важно то, что Нелли ей нравилась – интересная, общительная, приятная. Не без замашек, конечно, характерных: Ликерия не раз и не два замечала, как она на равных общалась с посетителями, или как начальственно держалась с персоналом. Но это ничего, в пределах нормы. Напарницу это не портило, поэтому Ликерии совсем не хотелось подозревать ее в нечистоплотных делах. Тем более когда в делах был замешан Зойл. Владелец «Красной метки» представлялся Ликерии неким образцом идеального мужчины, разумеется, с присущими ему недостатками, но у кого недостатков нет? Потому и связывать его ни с чем предосудительным Ликерия не хотела. Вот и предпочла сосредоточиться на себе и своих пока заоблачных целях.

Цель первая: получить желанное образование. Она мечтала увидеть мир. Как же сильно ей этого хотелось! Хотелось побывать в различных странах, посетить неведомые ранее места. Ей хотелось вырваться из монотонных будней, которые окутывают удушающей пеленой. И Ликерия вырвется. Обязательно вырвется…

Цель вторая: найти соответствующую работу. Например, турагентом. Чтобы не ограничиваться только путешествиями, а находится в этом всегда – в этой среде, в присущих ей проблемах, заботах, радостях и бедах. Ликерия желала стать перспективной. А работа мечты, пускай далекой, могла бы ей в этом помочь.

И, наконец-то, цель номер три: создать семью, большую и светлую, которой не было у нее самой.

Но об этом думать не хотелось, не сейчас, еще не время. Не следовало себя расстраивать еще больше. Пока даже мечтать об этом не нужно. Не тогда, когда находится в таком плачевном состоянии. Она не собиралась растить детей в той нищете и вязком болоте, в которых день за днем существовала сама. Нет, она категорически против. После той школы жизни, которую прошла и продолжала проходить до сих пор, Ликерия ни за что не заведет детей.

Но ей не стоит об этом беспокоиться. У нее даже друга нет, не то что любимого человека, с которым могла бы задуматься о будущем, а она уже размечталась о семье и детях. Ей следовало позаботиться о самой себе, на других ее не хватит. Потому любые заигрывания в баре обрывала на корню. Да и кому нужна сирота?

– Хватит, – сказала Ликерия, и выключила кран с холодной водой. Посмотрела в маленькое зеркало, которое висело над узким умывальником, и застыла, поскольку осознала кое-что еще.

Да, семья подождет, дети тоже, и любимый мужчина. Однако не подождет кое-что другое.

Размышляя о своих желаниях, Ликерия сознательно о том не думала, даже мысли старалась не допускать. Но, безумная и совсем непокорная, она все равно о себе напоминала.

Самым тайным из ее желаний и, несомненно, совершенно неправильным, было отыскать своих родителей: настоящих биологических родителей. Узнать, кем являлся ее отец и, Ликерия надеялась, все еще является; разузнать как можно больше о «потерянной» матери, которой Ликерия оказалась не нужна, и задать вопрос, что на протяжении жизни не давал ей душевного покоя:

Почему они оставили ее одну: одну на растерзание жестокого мира.