Тони Олман был прав: небольшой взятки оказалось достаточно для того, чтобы оформить документы в Комиссариате по иностранным делам. Вскоре на одном из домов близ Тибет-роуд появилась полированная табличка: «Консульство Чехословацкой республики», – и в жизни Нины началась новая, маскарадная пора.
Тамара запретила Нине рассказывать посторонним об ужасах большевистского переворота:
– В вашем положении искать сочувствия не только бессмысленно, но и вредно. Люди способны жалеть ближних только тогда, когда представляют себя на их месте. Вы ведь не хватаетесь за сердце, когда вам говорят об урагане в Вест-Индии? Ну так и не ждите сострадания по поводу революции в России.
– Люди не сочувствуют нам, потому что ничего о нас не знают! – горячилась Нина. – А я могу многое рассказать…
– И тогда ваши гости решат, что вы принадлежите к неудачникам, которые проворонили свою страну. Джентльмены из Шанхайского клуба уверены, что на месте русских беженцев они бы повели себя по-другому и, доведись им командовать Белой армией, они бы точно выиграли Гражданскую войну.
– Любой дурак может выигрывать войны, не выходя из курительной комнаты. Посмотрела бы я на этих вояк, если бы у них не было ни подкреплений, ни патронов, ни транспорта!
– Вы собрались их разубеждать? – улыбнулась Тамара. – Поверьте, будет куда лучше, если вы станете рассказывать о жизни европейской аристократии – эта тема всегда находит спрос.
У Тамары сохранились подшивки старых русских журналов, и Нина дни напролет изучала описания театральных премьер и дипломатических приемов, а потом пересказывала их перед зеркалом и заучивала подходящие к случаю английские слова.
Маскарад «Через сто лет» прошел с большим успехом: благодаря наставлениям Тамары из Нины получилась прекрасная хозяйка. Китайская казна недосчиталась таможенных сборов на десять ящиков шампанского, и вскоре Дон Фернандо отсчитал Нине её первый гонорар:
– Неплохо вам за танцульки платят, а? Почище, чем какой-нибудь балерине! Вы пляшите, пляшите – а мы будем денежки зарабатывать!
Через пару недель Нина пригласила новых знакомых на маскарад «Двойники знаменитостей», и эта вечеринка тоже удалась на славу. Среди гостей были три чернокожих танцовщицы Флоренс Миллз, два усатых импресарио Томаса Бичема, четыре актрисы Мэри Пикфорд и один Лев Троцкий, который приставал к дамам и требовал отдать ему «награбленные бриллианты».
Перед каждой вечеринкой Тамара давала Нине задание – ввернуть в разговор нужную фразу или немного пофлиртовать с указанным господином. Она получала большое удовольствие, мороча головы бывшим друзьям.
Всё шло прекрасно, но Нина недолго радовалась успехам. Надо было смотреть правде в глаза: Тамара содержала её – точно так же, как богатые господа содержат любовниц. Нинин белый особняк, мебель и платья принадлежали Тамаре; её гости были знакомыми Олманов, а у самой Нины не осталось даже собственной биографии: она всем говорила, что переждала войну, катаясь на яхтах по Женевскому озеру.
Из-за бесконечных светских приемов фальшивое консульство было слишком на виду, и Нина содрогалась при мысли, что рано или поздно её выведут на чистую воду.
– Я и так могу проводить вечеринки для ваших знакомых, – говорила она Тамаре. – Может, нам лучше закрыть консульство?
Но та с негодованием отвергла эту идею:
– Дон Фернандо сбывает ваше шампанское секретарю губернатора. Если не будет консульства – у Тони не будет этих связей, а их было не так-то просто наладить.
Нина начала ходить по антикварным магазинам: красивые безделушки служили для нее символами богатства и уверенности в завтрашнем дне. На Рю Монтоба она покупала дымчатые акварели, фарфор и лаковые шкатулки; в магазинах на Бродвее – тончайшие вышивки и бутылочки для духов из зеленого и белого нефрита. Вскоре её дом стал напоминать музей, но это не добавило ему тепла и уюта. В жизни Нины не хватало главного: её никто не любил, да и сама она никого не любила.
Ей вспоминалось, как она лежала в объятиях Клима в их мрачной, пропахшей старьем владивостокской комнате. Он спал, ни о чем не подозревая, а она готова была визжать от отчаяния и страха перед будущим. Стены и потолок в их конуре были густо исписаны матерной бранью в адрес большевиков: раньше там жил прапорщик, который однажды напился до белой горячки и выстрелил себе в висок. Хозяйка сдала Нине комнату подешевле, потому что та согласилась отмыть от печки засохшие мозги.
Нина клялась себе, что у нее непременно появятся кровать, застланная шелковыми простынями, гардеробная комната и большая кухня с кладовой, набитой провизией. Она получила то, что заказывала, но это не принесло ей счастья.
Каждый день, бывая в доме Олманов, она наблюдала, как Тони ухаживает за Тамарой, и с изумлением думала: «У меня было всё то же самое! Как я могла не ценить этого?» А теперь единственное, что оставалось Нине, – это молча завидовать.
Она то и дело вспоминала о Климе и каждый раз обрывала себя: «Он никогда меня не простит. Да я его и не заслуживаю».
Ей надо было найти себе другого мужчину, но в присутствии иностранцев её одолевала напряженная неловкость, которую было нелегко скрывать. Кто бы знал, с каким облегчением Нина провожала последних гостей, засидевшихся на её вечеринках!
– Иржи, почему мы не вписываемся в шанхайское общество? – недоумевала Нина. – Люди заговаривают со мной о собаках или о матче по крокету, а мне зевать хочется от скуки. Неужели на свете нет более интересных тем? Как можно быть такими поверхностными?
Иржи разводил руками:
– Дело в нас самих. Мы с вами разучились жить по законам мирного времени, и это беда, что мы считаем глубокими только две темы – нашу эмиграцию и воспоминания о родине. Мы пострадали и, как поранившиеся дети, требуем к себе повышенного внимания. Война сделала из нас чудовищных эгоистов.
– Это мы эгоисты?! – возмущалась Нина. – Иностранцы вообще думают только о себе!
Иржи укоризненно качал головой.
– Когда вы в последний раз жертвовали на благотворительность?
– Ну… Я как раз собиралась…
– Вот то-то и оно. А ваши гости постоянно собирают деньги на приюты и больницы. И, поверьте, от этих «поверхностных» людей гораздо больше пользы, чем от дамочки, которая обворовывает китайскую казну.
Они ссорились, и после долгих баталий Иржи признавал, что он дразнит Нину только потому, что завидует её энергии и целеустремленности.
– Нет у меня никакой энергии! – злилась она. – Больше всего на свете я хочу выиграть сто тысяч в лотерею и поселиться в замке с толстыми стенами – чтобы никого не видеть и не слышать.
– Так зачем вам выигрыш? – веселился Иржи. – Сдайтесь полицейским, и вас отгородят от внешнего мира на ближайшие десять лет.
Однажды Нина пришла в гости к Тамаре и заметила на столе новую фотокарточку. На ней были изображены Тони Олман и белокурый джентльмен в свитере, какие носили члены яхт-клуба. Незнакомец был снят в профиль, и Нина сразу отметила его высокий лоб и волевой подбородок.
– Даниэль Бернар – один из самых удивительных людей, что я встречала, – сказала Тамара. – По национальности он чех, но во время Мировой войны он – единственный из всех – помогал гражданам Германии и Австро-Венгрии, заболевшим испанским гриппом. Здесь, в Шанхае, никто не понимал, откуда такое великодушие. Ведь чехи столетиями страдали от австрийских и немецких угнетателей!
– С таким господином не грех познакомиться, – сказала Нина. – Давайте пригласим его ко мне на вечеринку?
– Даниэля сейчас нет в Шанхае, – отозвалась Тамара. – Он уехал за границу, но скоро вернется.
Ни с того ни с сего знакомые начали рассказывать Нине о мистере Бернаре: он поставлял в Европу редкие сорта чая и произведения китайского искусства. Его образованность и утонченность уживались с мужскими страстями: спортом, политикой и охотой; при этом он был книгочей, успешный предприниматель и меценат.
Чем больше Нина узнавала о Даниэле, тем чаще поглядывала на снимок на Тамарином столе. Всё складывалось одно к одному: Нина придумала чехословацкое консульство – и Даниэль оказался чехом; он отправился в Европу – чтобы Нина успела встать на ноги; он был приятелем Олманов, через которых она могла с ним познакомиться… Тамара явно хотела свести Нину с Даниэлем – верно, она решила поиграть в сваху. Ну так тем лучше! Возможно, это и есть Нинина судьба.
Когда в газетах напечатали, что мистер Бернар оказался среди заложников с «Голубого экспресса», Нина в ужасе позвонила Тамаре:
– Что же теперь будет?
– Китайцев выкупят родственники, а представители Великих Держав поведут переговоры об освобождении своих подданных, – бесстрастно ответила миссис Олман.
Нина схватилась за сердце: за чеха Даниэля Бернара вступаться было некому.
– Мы немедленно выезжаем в Линьчэн! – объявила она Иржи. – Нам надо спасти вашего соотечественника.
– Да вы в своем уме?! – взвился тот. – Чем мы ему поможем? И с какой стати?
– Собирайтесь, вам сказано! – перебила Нина. Она не могла спокойно сидеть и ждать у моря погоды.
Линьчэн встретил их грязью и хаосом. Выяснилось, что переговоры об освобождении длятся месяцами, и Нина с Иржи действительно зря приехали.
Мест в гостиницах не было, и ночевать предстояло в вагоне.
– Я так и знал, что это была глупая идея, – повторял Иржи.
Нина словно очнулась: «Я сошла с ума… Нет никакого Даниэля Бернара, я его выдумала!»
Она долго сидела у себя в купе и думала о том, что её жизнь кончена: всё уже в прошлом, а впереди её ждет не роман с прекрасным незнакомцем, а китайская тюрьма.
Лампочка в светильнике погасла, Нина отправилась искать проводника, вышла из вагона… и встретила Клима.
Клим проснулся и обнаружил, что Нина перебралась к себе в постель: вдвоем спать на узком диване было слишком тесно.
Снаружи доносились голоса и фырканье паровоза – там сияло солнце и кипела утренняя суета. А в купе всё ещё царил нежный сумрак.
Клим приподнялся на локте и взглянул на спящую Нину. Уму непостижимо… Он не смел надеяться на встречу с ней, но чудо всё-таки совершилось при самых невероятных обстоятельствах.
Сильная, несносная и ослепительная Нина совсем не изменилась. Зубчатая тень от её ресниц чуть подрагивала; рука, откинутая на подушку, отливала бежевым перламутром. Господи, сколь драгоценно было всё это!
«А ведь мы с Ниной никогда больше не будем разговаривать по душам», – с грустью подумал Клим.
Чтобы не отпугнуть её, он должен был пускать пыль в глаза, уклоняться от расспросов и не требовать объяснений. Нина тоже не горела желанием откровенничать. Что теперь их могло связывать? Только постель?
Клим оглянулся кругом. М-да… Мечтать о примирении было глупо. Кто-то платил за Нинино купе, духи и наряды. Она, наверное, разругалась со своим ухажером и решила изменить ему, а Клим как раз подвернулся под руку. Кем он будет при Нине? Приходящим любовником? Кольцо на её пальце стоило больше, чем он зарабатывал за полгода.
Взглянув на часы, Клим принялся торопливо одеваться: ох, без пяти восемь; не проворонить бы встречу с Роем Андерсеном!
Он снял чемодан с багажной полки, потихоньку выскользнул из купе и остановился посреди коридора. Может, всё-таки разбудить Нину? Нет, пусть отсыпается. «Вернусь и поговорю с ней, а там – будь что будет», – решил Клим.
Он вышел на площадку вагона и зажмурился от яркого майского солнца. Мимо мчались люди, как на пожар.
– Слышали новость? – подлетела к нему Урсула. – Даниэль Бернар сбежал от бандитов!
– Муж Эдны?
– Ну конечно! Вы что, не знали, что он тоже попал в плен? Пойдемте быстрее: он сейчас будет рассказывать о своих приключениях! Говорят, у него на лице сильный солнечный ожог, и бандиты решили, что Даниэль заразился опасной болезнью. Они выгнали его, представляете?
Около станционного здания собралась огромная толпа, но солдаты пропускали внутрь только представителей прессы.
В зале ожидания в плотном кольце фотографов и репортеров сидел светловолосый человек в грязной полосатой пижаме и накинутом на плечи чужом пальто. Лицо его было неестественно красным, а на носу и над бровями кожа шелушилась мелкими белыми чешуйками.
Сразу было видно, что Даниэль Бернар смертельно устал и измучился: он два дня блуждал по горам, пока на него не наткнулись солдаты и не привезли его на станцию.
– Бандиты выстроили нас в колонну и погнали в горы, – рассказывал он. – Но триста человек – это слишком большой улов: у нас не было ни еды, ни питья, а у многих – даже обуви. Джентльмен, который шел рядом со мной, знал местный диалект и слышал, что бандиты собираются отпустить женщин и детей. По их понятию, мужчины – это более ценная добыча, за которую можно получить больший выкуп.
Невысокая Урсула не могла разглядеть Даниэля из-за чужих спин.
– Власти пытались передать продукты через парламентеров: вам что-нибудь доставалось из этих посылок? – выкрикнула она.
Даниэль покачал головой:
– Бандиты выкидывали всё, кроме консервированной тушенки. Они боялись, что в еду может быть подмешано снотворное.
– Они выдвигали какие-либо политические требования? – спросил Клим.
О проекте
О подписке