По дороге в больницу Марта страшно ругала цветных – в особенности японцев, которые хватаются за оружие по любому поводу.
– Хорошо хоть он в тебя попал, а не в клиентов, – сказала она Аде. – А то бы мою «Гавану» мигом закрыли.
Ада кивала, всхлипывая и дрожа. её трясло не столько от боли, сколько от ужаса: «Ведь меня могли убить!»
Лысый доктор с моноклем на шнурке наложил Аде швы и забинтовал ногу.
– Ничего страшного, кость не задета, – сказал он. – Через месяц заживет.
Ада схватилась за сердце.
– Как же я буду танцевать?!
– Никак! – отрезал доктор. – Будешь дома сидеть, если не хочешь без ноги остаться.
– Очень мило… – пробормотала Марта и выругалась.
Она довезла Аду до Дома Надежды и помогла ей подняться в комнату.
– Где Клим?
– Я не знаю, – жалобно отозвалась Ада. – Он уехал две недели назад и даже не сказал куда.
– Если полицейские сунутся к тебе, говори, что сама о гвоздь поранилась, – сказала Марта на прощание.
Ада долго сидела в темноте. Она не могла не то что сходить за провизией, а даже принести себе кипятка из кухни. Как она будет прыгать по лестнице на одной ноге? Даже вынос ночного горшка теперь был непосильной задачей, и Ада похолодела, подсчитав, сколько ей придётся заплатить за это соседским мальчишкам.
Она попробовала ступить на раненую ногу. Ой, нет, больно!
Всё кончено: этот японец убил её. Клима нет, и неизвестно, когда он вернется, а сама Ада не сможет работать и очень скоро умрет от голода. Чэнь придёт за квартирной платой и найдёт высохший трупик под одеялом.
Ада запалила свечу и достала из-под подушки мятую бумажную иконку.
– Господи, пожалуйста, сделай что-нибудь! Я ведь пропаду, понимаешь?
Намолившись и нарыдавшись, она попыталась забраться к себе на верхние нары, но не смогла и уснула на постели Клима.
Утром Аду разбудили голоса, доносившиеся с улицы. Перед воротами Дома Надежды стояла Бэтти, разряженная в пышную юбку и красный жакет с воротником из перьев. Чэнь не хотел её пускать, но та обдала его такой задиристой бранью, что хозяин отступил.
Бэтти поднялась в комнату Ады и, грохнув дверью о стену, остановилась на пороге.
– И ради этого скворечника ты готова танцевать с китайцами? Ну и дура!
Она подошла к столу и вытащила из сумки консервы, печенье и копченую колбасу.
– Вот тебе еда на первое время. Мы с девчонками решили, что будем навещать тебя, пока ты не поправишься.
– Спасибо! – растроганно прошептала Ада.
Бэтти уселась на табурет и, достав папиросы, закурила:
– Слушай меня: в твоем положении не иметь денег просто опасно. Лови момент, пока ты малолетка, и переводись на второй этаж. Я знаю, о чем говорю: мне тоже было несладко, когда я приехала в Шанхай. Я служила буфетчицей на пароходе, а меня списали на берег за приставание к пассажирам. Капитан сказал, что я тут сдохну, – а я, как видишь, не пропала.
Ада смотрела на нее такими глазами, что Бэтти расхохоталась:
– Я тебе добра желаю! Запомни: мужчины любят красивых, смелых и гибких. Ты на шпагат садиться можешь? Нет? Ну так научись! А ещё смотри, что работает…
Бэтти выкинула окурок в окно и, сняв шляпку, согнулась пополам и встала на руки. Упавший подол накрыл её с головой.
Ада изумленно смотрела на её черные чулки и белоснежные панталоны с лентами.
– Ну как? – спросила Бэтти из-под юбки.
– Впечатляет, – сказал, появляясь в дверях, Клим.
Ада ойкнула.
Бэтти, махнув ногами, перевернулась и кокетливо поправила прическу.
– Здрасьте-здрасьте! А мы уж заждались тебя.
Она похлопала по плечу пунцовую от смущения Аду.
– Ты гляди, какой он у тебя красавец стал! И костюмчик новый, и галстук… Ну ладно, голубки, я пошла, а вы воркуйте на здоровье. Но ты, Ада, подумай над моим советом – а то твой сожитель исчезнет и оставит тебя без гроша.
Подхватив шляпку и сумку, Бэтти вышла.
– Я ей сто раз повторяла, что вы не мой сожитель! – возмущенно проговорила Ада.
Клим сел рядом с ней на постель:
– Что у тебя с ногой?
Ада рассказала ему про стрельбу в «Гаване».
– Извини, – проговорил он, опустив глаза.
У него был такой вид, будто он обвинял себя в том, что случилось.
– У меня есть хорошая новость: меня повысили на службе, и теперь я стану получать по тридцать долларов в неделю. А потом, даст бог, ещё больше.
Ада даже представить себе не могла такую кучу денег.
– Ой, как здорово! Значит, мы не пропадем, да? – У нее затряслись губы. – А ведь Бэтти уговаривала меня пойти в проститутки, и я думала, что соглашусь…
Клим нахмурился.
– Пообещай, что никогда не станешь продажной девкой!
– А вы пообещайте, что никогда не бросите меня! Вы ведь меня любите, правда?
– Ну… Как тебя не любить?
Клим встал и отошел к окну, словно испугался, что Ада бросится ему на шею.
– Не будь мы с тобой дураки, мы вполне могли бы быть счастливы, – задумчиво проговорил он. – Но нам подавай луну с неба: ты мечтаешь об Америке, а я бы хотел… – Клим вздохнул и закрыл окошко. – Ладно, не важно.
– Вы и вправду дурак! – вырвалось у Ады. – Вы что, до конца дней собрались хранить верность своей Нине? Нужны вы ей, как прошлогодний снег!
– Да я и сам себе не особо нужен, – вдруг разозлился Клим и вышел из комнаты.
Ада запустила ему вслед подушку. Как это унизительно, когда кто-то любит так сильно – и не тебя!
Стоит мне хоть на миг снять маску деловитого и невозмутимого человека, как Ада начинает подтрунивать надо мной: «Опять жену вспомнили?» Я отнекиваюсь, но она, к сожалению, права: я всё ещё чувствую на себе отпечатки Нининых ладоней – как ссадины, когда крови нет, а больно.
Я всё время думаю о своей жене.
Нина взвесила мое сердце на ладони и отправила его в мусорный бак, и меня обуревает жажда найти её и потребовать объяснений: что это было? Извини, но со мной нельзя так поступать!
Эх, неумение проигрывать – страшная штука!
Благодаря репортажам из Линьчэна продажи нашей газеты удвоились, и мистер Грин официально посвятил меня в журналисты. Отныне у меня есть собственный рабочий стол, ящик для писем и удостоверение «Пресса» с фотографией, на которой я выгляжу как солдат с плаката «А что ты сделал для победы?».
Наш с Адой быт тоже наладился. Мы сняли двухкомнатную квартиру этажом ниже – с уборной и кухней, но без электричества.
Я отговорил Аду возвращаться в «Гавану» и пообещал давать денег на карманные расходы, но, кажется, моя доброта когда-нибудь погубит меня. Первым делом Ада купила у белошвеек развратные панталоны в кружевах и теперь целыми днями учится стоять на руках – с явным намерением соблазнить меня. Я скрываюсь от нее в своей комнате, но она ломится в дверь и просит подержать её за ноги:
О проекте
О подписке