– А как же мы? – Спросила Вэл, когда я сообщил ей радостную новость.

– А как же мы? – Потухли родители и Бенни, когда я пришёл попрощаться, потому что Рикки ждал меня в аэропорту.

– А как же мы? – Обалдели парни, когда я поставил их перед фактом, что ухожу из «Дэнвилл Дэшерз» и лишаю их доброго друга и неплохого защитника.

– Ты можешь переехать со мной. – Ответил я Вэлери с энтузиазмом.

– Я буду постоянно летать домой. – Заверил я родных с бесконечной убеждённостью.

– Я попробую выбить местечко и вам. – Пообещал я ребятам, обнимаясь на прощание.

Но Вэлери не могла переехать из-за учёбы, мама заболела, а ребятам не досталось ничего. Я бросил всех. Оправдывался тем, что гонюсь за мечтой, а в погоне всегда кто-то остаётся позади. Вот только полтора года и убитое колено спустя я понимал, что никакой спорт не стоит таких жертв.

Долгое время я жертвовал всем, что любил, и строил жертву из себя. Злился на Вэл, что ради меня она не может поступиться будущей карьерой юриста и переехать за мной в Квебек. Сторонился матери, за трагическим спектаклем увядания которой не желал наблюдать. Отмахивался от друзей, что тетрисом выстраивали обиды, заполняя все ячейки между нами. Расстояние всё увеличивалось, хотя мы оставались на тех же местах. За две тысячи лет люди научились плавать на подлодках, летать на «Боигнах», преодолевать расстояния в световые года, но так и не придумали, как добраться до чужого сердца, когда все дороги пропали из вида.

Через полгода я почти не общался ни с кем из Чикаго. За это время мама растеряла волосы от химиотерапии, Бенни переехал в родительский дом, Тим сделал предложение своей девушке, а Блейка переманили контрактом в «Чикаго Блэкхокс». Команду, о которой мы грезили во снах и наяву. Сомневаюсь, что ребята послали его так же, как и меня, и списали со всех счетов.

«Юнайтед-Центр» походил на громадную коробку, которую великан обронил по дороге. Крытая арена в западной части города – приют и дом родной для местных звёзд. «Чикаго Буллз» и «Чикаго Блэкхокс» разминали здесь свои косточки и встречали противников во всеоружии. Любой из тех пареньков, с которыми мы играли в детстве на крошечных уличных катках у школы и с которыми росли щиток к щитку, мечтал однажды назвать это место и своим домом. Но путь к вершине неблизкий. Скользкий и опасный, особенно, когда ты на коньках.

Судя по расписанию «Юнайтед-Центра», размещённому на сайте, с трёх до пяти проходила тренировка «Чикаго Блэкхокс». Тело заныло под тёплой курткой, разошлось фантомной болью. Обычно такую испытывают, когда теряют ногу. Моя кожа скучала по прикосновению формы. По капелькам пота, собирающихся на лопатках от стремительной пробежки. Колено выстрелило, как напоминание о том, что не бегать мне теперь по ледовым стадионам, не надевать хоккейную форму и не выслеживать шайбу между коньков.

Я мог бы просто позвонить Блейку. Приехать к его дому на окраине Брайтона вечерком, на банку пива и кусок зажаристого стейка. Черкнуть пару слов в сообщении, в конце концов. Но я постоянно делаю неправильный выбор, потому припёрся к стадиону в надежде подкараулить нападающего второго звена «Чикаго Блэкхокс» и… И сам не знаю, что дальше.

Тренировка десять минут как закончилась. Руки вгрызлись в руль, глаза – в стеклянные двери главного входа. Раз двадцать я передумывал и заводил «форд», чтобы снова сбежать, и тот каждый раз оставался всё в более недовольных чувствах. Но пора наладить хоть что-то в своей жизни. Хватит бегать. На всякий случай я достал ключи из замка зажигания, хлопнул дверцей за собой и поковылял по ступеням вверх. Прислонился к перилам и стал ждать.

Но Блейк не появлялся. Ещё полтора часа я прождал у «Юнайтед-Центра», подмерзая на мартовском ветру. Если бы я уехал с мыслью вернуться в другой раз, то уже бы не вернулся, потому остался. В кои-то веки остался, потому что больше некуда было бежать.

В колено словно воткнули ледышку, пальцы на руках покраснели до цвета заката, а уши походили на два перезрелых персика. Не рассчитывал я проторчать на улице два часа, потому замёрз так, словно свалился в прорубь. Но когда Блейк показался на горизонте, мне стало жарко. Вот и заветные капельки пота на лопатках! Только проступили они от страха.

Блейк Мэддокс ничуть не изменился. Ни за этот год, ни за всю жизнь. Пока он шёл мне навстречу, уткнувшись носом в телефон, представлялся мне всё тем же шестилетним мальчишкой в шапке с помпоном и беззубой улыбкой. С тех пор он не носил шапки, потерянные зубы ставил у лучших дантистов, и больше не казался таким счастливым. Почему каждый год взросления отнимает у нас проценты счастья?

Я ожидал увидеть Блейка в брендовом спортивном костюме, со спортивной сумкой «Найк» или – бери круче – «Луи Виттон», с «Ролексами», как у Рикки Мэллоуна, ведь именно так выглядят игроки Национальной лиги. Но его старые джинсы и короткая куртка – всё те же, что он носил лет пять назад. На руках – ни золотых часов, ни перстней, лишь какая-то разноцветная резинка, которую надевают на запястье подростки. За ушами протоптались первые опушки – почти незаметные проплешины, которых не было при нашей последней встрече. А ведь Блейку всего-то двадцать семь…

Он не видел меня, написывая кому-то. Я преградил дорогу, бросив всего себя на амбразуру.

– Блейк. – Если бы я прошептал, мой голос всё равно прозвучал бы криком. – Привет.

Взгляд вверх. Знакомый блеск узнавания. И такой же знакомый гнев.

– Дэвис. Какого хрена ты здесь делаешь?

– Я вернулся.

Мой старый приятель огляделся по сторонам, точно спрашивая: куда или зачем?

– Я ждал тебя с тренировки.

– Тренировки? – Опешил Блейк, не зная, как себя вести со мной.

– Ну, «Чикаго Блэкхокс». – Неловко усмехнулся я, точно можно забыть, за какую элиту ты играешь. – Вы отлично показали себя в начале сезона.

Лживый мерзавец, вот я кто. Я следил за Блейком лишь до ноября, пока не выбыл из гонки. Потом я болел не за команду друга, а просто болел. И до сих пор не выздоровел, поэтому даже не знал, на каком «Чикаго Блэкхокс» свете.

Но Блейк не оценил мою попытку. Только раздражённо засмеялся:

– Ты в своём репертуаре, Дэвис. Не видишь ничего кругом, кроме своей задницы.

– Какого чёрта, приятель?

– Я больше не играю за «Блэкхокс». – Вперился он в меня карими глазами, будто выпрашивая: давай, скажи, какой я неудачник. – Я тренирую детскую команду. Если бы ты не свалил, если бы хотя бы звонил иногда, то ты бы знал об этом.

Он прошёл мимо, задев меня плечом. Точно сквозь меня. И напоследок скривился:

– Приятель!

Во мне сто восемьдесят четыре сантиметра росту, и каждый этот сантиметр испепелился коктейлем Молотова из эмоций. Обида, разочарование, злость и чувство несправедливости. Сколько чувств одновременно может испытывать человек?

Я даже не успел ответить как следует, как Блейк забросил сумку на плечо и скрылся среди машин на парковке. Как я когда-то скрылся из его жизни. Ударить бы сейчас что-нибудь, или кого-нибудь… Закричать во всё горло, спугнув стайку ребятишек, что собиралась в нескольких метрах от меня. Сбежать снова, но на этот раз не возвращаться. Только один человек мог устроить мне побег, ведь однажды уже предлагал билет в один конец.

После трёх гудков Рикки Мэллоун ответил:

– Дэвис. – В голосе – опасливое ожидание, что я снова накинусь на него с обвинениями. – Ты остыл?

С каждым днём я всё больше воспламенялся, но сжигать мосты во второй раз было бы глупо.

– Привет, Рикки. Прости за тот раз… Я вспылил. Не должен был срываться на тебя…

– Проехали.

Мы оба словно выдохнули на расстоянии в несколько тысяч миль.

– Ты звонишь по поводу денег? – Спросил Рикки. – Перевод должен был поступить ещё…

– Нет, деньги я получил. И они меня мало сейчас волнуют, если честно.

– Тогда что же?

– Рикки, я могу просить тебя об одолжении? Об услуге, за которую не смогу расплатиться?

Я физически ощутил себя кожаным стулом в его кабинете над катком, в котором он только что нервно поёрзал.

– Ты всегда мне нравился, Дэвис, поэтому постараюсь сделать всё возможное.

– Если в «Монреаль Канадиенс» мне больше не попасть. – Я вдохнул побольше бодрящего холода, чтобы не сгореть от волнения изнутри. – Может, ты мог бы подыскать мне что-то другое?

– Дэвис, я…

– Любое место, в любой команде. На скамейке запасных, в низшей лиге, могу первое время толчки драить, если это поможет мне вернуться на лёд.

– Я менеджер «Монреаль Канадиенс», а не твой агент.

– Да, я понимаю, просто… Мне некуда больше идти, Рикки.

В какого жалкого типа я превратился! Самого от себя тошнит. Не думал, что когда-нибудь опущусь до того, чтобы вымаливать работу. Рикки напряжённо молчал, и все звуки сконцентрировались до его дыхания в трубке.

– Не знаю, Дэвис, смогу ли я что-нибудь для тебя найти.

Фитиль облегчения загорелся в груди.

– Но я попытаюсь. Поспрашиваю по знакомым.

– Спасибо, Рикки! Я буду должен.

– Пока ты должен подумать о своём колене, парень. – Наставническим тоном посоветовал он. – Если ты не сможешь показать хотя бы половину того, что мог Дэвис Джексон, которого я видел в тот день на матче против «Брюстер Буллдогз», то ни одна даже дворовая команда не возьмёт тебя.

Как назло, резь в колене напомнила о том, что я пропустил сеанс физиотерапии у доктора Шепарда.

– Ты уяснил?

– Уяснил, Рикки. Ещё раз спасибо.

– Буду держать тебя в курсе. Не испорти всё окончательно.

Рикки Мэллоун поверил в меня во второй раз, но он-то не знал, что я всё давно уже испортил. Окончательно и бесповоротно. Именно поэтому я запрыгнул в машину, температура в которой сравнялась с температурой снаружи, и покатил в места, где каждый уважающий себя неудачник топит неудачи.

В горле давно пересохло. Пора промочить свои печали и заново скроенные суставы хорошим виски. Не зря же «Монреаль Канадиенс» откупились от меня солидным бонусом. Нехилый процент гонораров я отсылал домой, на лечение мамы, оплату счетов, коммунальные платежи за дом. Себе оставлял столько, чтобы хватало на аренду квартиры в Квебеке, минимальные нужды и поход в бар раз в неделю. Только в самом начале позволил себе слетать на Гавайи с парнями и прикупить дизайнерские шмотки, хотя ни то, ни другое не особенно мне было нужно.

В кои-то веки я мог насладиться бонусами хоккейной жизни, превратить банкноты в выпивку и вливать в себя, пока не лопну. Пока не утонет горечь и боль.