Он был невысокий, коренастый, несмотря на возраст, который с трудом угадывался, он выглядел крепким, весь его облик почему-то внушал уважение. Длинные прямые чёрные вперемешку с седыми волосы спускались ему по самые лопатки, они были заплетены в различную длину косички. Правый и левый виски были и вовсе без волос, но выглядели так аккуратно, что, без всяких сомнений, они были выбриты специально.

Вокруг глаз у мужчины были глубокие морщины, в складках которых кожа была светлее, как будто он загорел, когда щурился на солнце. Тёмные, почти чёрные глаза имели удлинённый разрез. На какую-то долю секунды мне показалось, что его глаза мне кого-то неуловимо напомнили, но затем я отогнал от себя эту мысль.

Одет он был в простые коричневые штаны из ткани, очень похожей на мешковину, и такой же ткани широкую рубаху, с синей окантовкой по краям рукавов и горловины.

Терпеливо дождавшись, когда я его рассмотрю старик сказал:

– Типа того… Оцеола, имя мое Оцеола, – повторил он.

После того, как я поел, он протянул мне баночку с мазью:

– Мажь и не жалей, бери побольше, – приказал он мне, наблюдая, как я брезгливо морщу нос от резкого запаха.

Зачерпнув густую субстанцию двумя пальцами, я провёл ими по своей израненной груди, кожа была сильно повреждена, но имела уже не такой воспалённый и красный вид, как в прошлый раз, когда я ее видел.

– Черт, останутся вмятины и шрамы, – уныло вырвалось у меня.

Оцеола кинул взгляд на мои искалеченные мышцы, затем, наклонившись, подобрал тарелку, оставлению мною на полу, засунул в неё ложку и пошёл к бочке с водой. Оглянувшись, лукаво блеснув, глазами сказал:

– Ты же не женщина, чтобы переживать за форму своих сосков.

– Ничерта не смешно, – возмутился я на его слова. – Лучше бы отвёз меня в больницу, – с горечью проговорил, рассматривая достаточно аккуратные стежки на своей коже.

Старик покачал головой, как бы удивляясь наглости спасённого им человека, подошёл ко мне вплотную. Засунув руку в карман своих штанов, извлёк на свет цепочку и, покачав ею у меня перед носом, сощурив глаза, сказал твёрдым голосом:

– Если бы не это! – ещё раз тыкнул в меня цепочкой с медальоном, – Я бы даже и пальцем не пошевелил, когда тебя драл «полный крови».

– Это мое! – я сдвинул брови и, поджав губы, протянул руку. – Отдай!

Мужчина, чуть помедлив, протянул цепочку с кулоном мне, опустив ее прямиком в середину протянутой ладони.

– Какой ещё «полный крови»? – решил я задать вопрос, выделив из потока слов старика страное для своих ушей словосочетание, пряча цепочку под подобие подушки.

Засунув руки в карманы, тот не замедлил с ответом:

– По-вашему «ягуар». На языке моих предков «полный крови» или же «плачущий кровью», понятно, гринго? – насмешливо закончил он, приподняв бровь.

Встав с лежака, я поморщился, чувствуя, как затекли мышцы на ногах от бездействия.

– Меня зовут Андре, – нелюбезно сказал я старику, разозлившись на то, что он все время называет меня гринго.

– Хорошо, гринго, я запомнил.

Усмехнувшись, старик провернулся ко мне спиной и направился к выходу. У двери он остановился и обратился ко мне со словами:

– Хватит валяться, здесь тебе не Майями, если хотел попасть туда надо было бежать южнее. Вставай, пора начать заставлять работать твои мышцы заново, – чуть помедлив, он добавил: – На выход, Андре.

Глава 10

 Десять лет спустя

 Пот стекал ручейками по моей спине, уже около двух часов я бежал по беговой дорожке в одном темпе. Неожиданно музыка в моих беспроводных наушниках прервалась и послышался сигнал вызова. Не прекращая бега, я ответил на звонок:

– Слушаю!

– Андре, мы вышли на след поставок из Ливии.

Протянув руку, я остановил тренажёр, тяжело дыша наклонился и протянул руку к бутылке воды, которая стояла на полу.

– Нолан Данн, мать его, собственной персоной был замечен на приеме у Клиффтонов на вилле в Канаде, и проглотил нашу наживку, – радостно сообщил мне Алекс. – Теперь мы узнаем, как товар проходит через границу Ливии.

Открутив крышку и сделав большой глоток воды, я вытер губы:

– Хочешь сказать, наш агент внедрился в группировку «Чёрные чемпионы»?

– Да, черт возьми, – Алекс хрипло засмеялся. – Мы это сделали, понимаешь? Сделали то, к чему шли много лет.

Я подошёл к окну и, стянув с шеи полотенце, вытер им пот с лица.

– А главное, у нас появилась информация о его слабом месте, – продолжал радоваться Алекс.

– И что же это? – я улыбнулся одним уголком рта, заражаясь энтузиазмом своего друга.

– Эйлин Данн!

После этих слов у меня от неожиданности выпала из рук бутылка, еле слышно ругнувшись, я поднял ее с пола. Алекс же, ничего не замечая, продолжал рассказывать то, что ему удалось выяснить:

– Понимаешь? Андре, ты тут?!

– Я здесь, – хрипло ответил ему. – Так что про Эйлин? – слегка замявшись на ее имени, спросил я Алекса.

– Так вот, у него есть дочь, прикинь! Этот урод скрывал ее почти семнадцать лет! Вот жеж хитрый сукин сын. Девчонка учится в школе в Северной Америке, где именно я пока точно не знаю, но думаю, смогу копнуть и все всплывёт, – друг зашуршал бумагами, затем, хохотнув, продолжил: – Девчонка, я тебе скажу, ещё та оторва! Два года назад ее отчислили из Montverde Academy, эта штучка подожгла школу! Ноллану это влетело в копеечку, чтобы все утрясти. Андре, это наш шанс, понимаешь?! Девчонка наш чертов лотерейный билет!

– Почему ты думаешь, что она ему дорога? – спросил я, стараясь не выдать своего волнения и вообще особенной заинтересованности. – Если она приносит ему столько проблем, может, он вообще сам готов заплатить, лишь бы ее сбагрить с рук.

– Ничерта, Андре! Ничерта, этот урод ее любит, поверь мне, я тебе больше скажу: он ее обожает! Подумай сам, он ее прятал с самого начала ее жизни, это не каждому под силу, для этого требуется много бабок, очень много, и связей. Когда такая конкуренция в чёрном бизнесе… А эта школа? Девчонка без ума от лошадей, и что ты думаешь? Он ее устраивает в самую элитную академию Южной Америки, где есть лучшие тренеры по верховой езде! Есть информация, что два года назад он приобрёл на аукционе в Эмиратах чистокровного жеребца, и знаешь какое имя поставили в документах? Снежок! Пха-ха, – Алекс громко захохотал. – Серьезно? Ты думаешь, что Нолан Данн мог дать кому-нибудь, тем более чистокровному жеребцу имя Снежок?

– Ладно, проехали, – сдался я. – Если узнаешь какую-либо информацию, отправь мне первому, не хочу, чтобы что-то просочилось.

– Окей, друг!

– Знаешь… я думаю даже лично самому заняться этим делом, – повисла полная тишина. – Алекс?

– Эм, я здесь! Слушай, Андре… я все понимаю, это, конечно же, твоё дело, твоя месть… в общем, я правда тебя понимаю. Но ты не думал, что личное может как-то сыграть злую шутку, не лучше бы поставить на это дело кого-то, кто непредвзят, скажем так, кто будет более хладнокровен?

– Я справлюсь.

– Ты…

– Алекс, я справлюсь, и это мое последнее слово. Ещё раз повторюсь: все, что связано с Эйлин Данн должно быть закрытой информацией, – к концу предложения мой голос стал непреклонным и даже слегка угрожающим.

– Я все понял, Шаман!

По ответу друга я понял, что он перешёл на деловой тон, почувствовав мой агрессивный настрой.

– И Алекс?..

– Да?

– Что известно о жене Нолана?

Произошла секундная заминка, затем, после шелеста бумаг, в наушниках послышался голос Алекса:

– Адель Куана, скончалась около десяти лет назад, так, секунду… А, вот, нашёл! Да, скончалась двадцать пятого декабря в две тысячи девятом году.

Я даже не заметил, как крепко сжал телефон, лишь почувствовав в пальцах боль, расслабил их. Адель умерла чуть меньше, чем через пару дней после моего освобождения, совпадение ли это?

– Причина смерти?

– Утонула в бассейне, ну, это официальная версия. А там уж сам знаешь, бог его знает, с таким мужем не грех и на себя самой руки наложить.

– Она бы этого никогда не сделала, – выпалил не сдержавшись.

Перед глазами встал образ хрупкой блондинки, которая так волновалась за свою маленькую дочь.

– Она бы так не поступила, – уже более спокойно сказал я.

– Так говоришь, как будто ты… ты что, знал ее, Андре?

– Нет, не знал, но у неё была дочь. Какая мать так поступит, подумай сам? – выкрутился я из ситуации.

– Ну, знаешь, матери бываю разные! Есть те, которым дороже наркота и бутылка текилы дороже, чем родной ребёнок. Не тебе ли это знать, ты столько раз за эти несколько лет участвовал в различных операциях, когда мы десятками снимали детей с рейсов в один конец на органы и в публичные дома, успевая спасти их жизни в самый последний момент.

– Я все помню, поверь… Иногда я спать не могу нормально по ночам.

– Я тоже, друг… Я тоже.

Повисло молчание, каждый из нас вспоминал эти трудные моменты в жизни, когда от нас зависела человеческая жизнь, и не одна. Многие месяцы подготовки к операции, где каждый шаг мог привести к полному провалу, к катастрофе, которая потянет на дно не только тебя, но и всю команду.

Тяжелое время, очень. Но оно стоит того, когда ты смотришь в испуганные детские глаза, в которых плещется надежда… Надежда на будущее.

– Андре, я отключаюсь, информацию скину тебе факсом, если что-то узнаю ещё, маякну.

– Отлично! Буду ждать.

Отключив звонок, я направился в душ. Поднявшись на второй этаж, я прошёл в свою комнату. Спальня имела скорее аскетический вид: темно-серые крашеные стены, тяжелые кремовые шторы и большая кровать размером кинг-сайз. В углу стоял стол, на котором был лэптоп и ещё некоторая аппаратура, нужная мне для работы. Неподалеку от стола находился небольшой стеллаж, заполненный книгами, различными атласами и картами. Это моя территория, сюда никто никогда не заходит, не считая персонала по уборке дома, проверенного годами.

Несколько раз Анна, находясь у меня в гостях, пыталась намекнуть на то, что не прочь посмотреть, где я провожу свои ночи. Но я игнорировал ее просьбы: моя спальня – это святая святых, ни одна женщина не переступала порога этой комнаты и не переступит.

Анна… я совсем забыл про неё, а ведь я пару дней назад обещал позвонить. С Анной Гранд я познакомился на одном из приемов, где собирались бизнесмены высокого полёта, важные шишки, политики, военные в отставках. Девушка зарабатывала себе на жизнь тем, что пела в опере, не могу сказать, что я любитель этого творчества, но должен признать, что у неё есть талант. На тот момент в ней меня зацепил острый ум и приятная внешность, как раз в мое вкусе: высокая блондинка с аппетитными формами и светлыми голубыми глазами.

Но самое главное, что отличало ее от других моих случайных подружек и позволило так надолго задержаться подле меня – на целых пять лет, а это далеко не малый срок, тем более в наше современное время, это то, что она знала, что на меня не стоит давить: никаких разговоров о браке, никаких намеков о том, что бы съехаться. Идеальная любовница, удовлетворяющая мои потребности на все сто процентов.

Хотя это мне не мешало иногда, в долгих командировках, изменять ей, если у меня на то появлялась потребность. В конце концов, мы взрослые люди, и никто ничего никому не должен. Все это меня очень устраивало.

Да, она старше меня на шесть лет, но для меня это даже плюс: зачем мне пустоголовая, требующая внимания малолетка со своими вечными капризами? Нет, это точно не по мне. Скорее в Африке выпадет снег, чем я стану плясать под чужую дудку.

Подойдя к стеллажу, я нажал на одну из книг, открыв этим секретную вставку прямо в стене. Достал то, что там находилось. Разжав пальцы, посмотрел на цепочку с медальоном.

Какая стала Эйлин Дан? Все тот же невинный ребёнок с большими тёмными глазами, или же из неё выросло чудовище, которые поддерживает мировоззрение своего отца? Пожалела ли она о том, что когда-то выпустила меня? Как перенесла смерть матери, которая погибла почти сразу же после моего побега? Тысяча вопросов, и будь я неладен, если не узнаю на них ответы.

Кто же теперь ты, Эйлин Данн, спустя десять лет? Все та же маленькая заложница страшного человека, или же полноправная сообщница в теневом бизнесе своего отца? В любом случае, я все это узнаю, чтобы спасти тебя или же погубить, если уже поздно, и твоя душа отравлена твоим токсичным отцом.

Я освобожу тебя, как несколько лет назад ты освободила меня …

Глава 11

Июль 2009 год 

 Я с интересом наблюдал за тем, как старик делает насечки на дереве.

– Для чего это? – спросил, щурясь от солнца и прикрывая сверху ладонью глаза.

Тот молча сделал ещё пару надрезов:

– Это дерево гевея, из его сока мы получим кау учу.

– Кау чего?!

Старик вздохнул и, посмотрев на меня, как на отсталого ребёнка, терпеливо повторил:

– На языке семинолов «кау» – это дерево, «учу»– плакать. Ты раньше слышал о таком материале как каучук?

– Ну да!

– Так вот, сок на воздухе затвердевает и образуется натуральный каучук, – он подошёл ближе ко мне, показывая белые разводы на ладонях. – Из него мои предки делали обувь, различные сосуды и много чего ещё.

– Мы что, будем делать тапки? – решил я немного поддеть старика.

– Нет, мы сделаем для тебя тренажёр, для твоей руки и плеча. Надо их хорошенько разработать, когда-нибудь это спасёт тебе жизнь, – рассудительно закончил старик и, отвернувшись от меня, направился дальше вглубь леса.

Да как у него это получается, черт возьми?! Делать так, что я все время чувствую себя виноватым идиотом. Вот и сейчас он выставил меня глупым неблагодарным пацаном. Похоже, с этим прийдется смириться.

На протяжении часа я терпеливо и молча помогал Оцеоле собирать ягоды. Прожив с ним около двух недель, я понял, что старик очень любит варить джемы и по вечерам пробовать собственноручно приготовленные десерты, запивая их крепким чаем. Благо, материала для этого добра было валом – плантации голубики были нескончаемые.

Собрав достаточное количество ягод, мы двинулись в обратную дорогу, по пути остановившись возле деревьев с насечками, из которых в приготовленные заранее чаши капал сок. Старик немедля слил все в один глиняный кувшин, и довольно кивнул мне, показавая, что можно следовать домой.

Вечером после ужина старик показал мне вулканизацию каучука. Нагрев субстанцию до нужной высокой температуры, он всыпал в неё серу, а затем объяснил, что без сажи или песка не обойтись, так как эти ингредиенты сделают резину упругой. Пообещал, что через сутки мой тренажёр будет уже готов.

Старик, как всегда, был прав: утром я с удивлением рассматривал самый настоящий эспандер. Покрутив его в правой руке, я переложил его в левую, которая была слабой и с трудом терпела различные, даже незначительные нагрузки. Сосредоточившись на разминке, даже не заметил, как сзади ко мне подошёл Оцеола.

– Теперь все зависит от тебя и силы твоего духа! – довольно наблюдая, как я занимаюсь, он продолжил: – А сила духа у тебя присутствует. Ведь ты хочешь домой, не так ли?

Нахмурившись, я кивнул, посмотрев на него из-под бровей.

– Ты здесь уже более двух недель, и ни разу не заикнулся об этом…

Нервно сглотнув, я утёр со лба пот, выступивший от перенапряжения, продолжая работать левой рукой. Старик продолжал говорить, как будто обращался вовсе не ко мне, а вел свою внутреннюю беседу:

– Но сейчас не время… Тебя ищут, – после этих слов я остановился и вскинул на него глаза. – На второй день твоего нахождения у меня его шестерки рыскали по болотам, я видел.

Посмотрев на меня испытывающее, продолжил:

– Но тебе не стоит волноваться, они не пройдут дальше тропических болот, это опасно. Как ты прошёл, для меня до сих пор загадка. Хотя, если уж Ягуар выбрал тебя, значит это суждено.

Чуть помедлив, я все же спросил старика:

– Что значит «Ягуар выбрал меня»?

Старик присел на корточки и начал скручивать лист табака:

– То и значит: твоё тело смогло принять душу Ягуара, когда твоё сердце прекратило биться и я его реанимировал.

Криво усмехнувшись, я присвистнул:

– Не, ну что за бред? Хочешь сказать, что я не человек, или что-то такое?

Старик хрипло рассмеялся, сощурив глаза, довольно затянулся:

– Одним словом – гринго…

Сев рядом с ним, я запальчиво сказал:

– Так научи меня!

Старик, все ещё улыбаясь, спросил:

– Чему, Андре?

– Думать, как ты!

– Хочешь сказать, думать, как семинол?

Я кивнул, старик выразительно посмотрел на мою руку, и я тут же начал тренироваться опять.

– Научиться думать, как семинол – это невозможно, либо ты им рождаешься, либо…

Я не дал договорить старику, прервав его речь:

– Но ты сам говоришь, что Ягуар выбрал меня!

Старик задумчиво свёл брови, когда я открыл рот, чтобы продолжить, он вскинул вверх руку, призывая к молчанию, любимый жест Оцеолы. Я с раздражением уставился на его загорелую темную ладонь с крепкими пальцами.

Не знаю, сколько мы так просидели молча, мне показалось – целую вечность. Когда уже начало смеркаться, старик вышел из своей задумчивости. Встав на ноги и отряхнув колени, он сказал:

– Завтра встаём, и ты начнёшь обучаться делать глиняные кувшины.