Десять долгих лет… Годы… Сариане также пользовались земным времяисчислением, даже сравнивали свое время с межгалактическим. Ведь, как бы оно не вычислялось, на каждой планете был свой ход времени. Тем самым сариане показывали, в очередной раз, что не какие-то там животные, примитивные, забитые, а знающие исчисление, наблюдающие за происходящим в галактике. Да, они жили отчужденно, ни с одной из известных мне планет не поддерживали связь, даже не торговали, но назвать их примитивными не поворачивался язык, оттого, наверное, я и думала, что мы сможем противостоять колонии, питала ложные надежды о свободе рабов. Я бы не назвала себя ярым борцом за справедливость, но когда сама на себе испытала несправедливость, сама познала всю глубину той боли, что приходит с планомерным уничтожением личности, не могла больше смотреть сквозь пальцы на несправедливость. Смиренно сидеть на месте, ожидая, что рабство само по себе исчезнет, а меня больше не будет жечь клеймо, которое не уничтожила по одной простой причине – чтобы помнить ради чего я сражаюсь, чтобы никогда не забывать, что пережила.
И вроде бы казалось столько времени прошло, чтобы что-то забылось, но нет… Все также ярко помню его наказания, что следовали после грубых команд, наравне с нежными прикосновениями, тихим шепотом, что звучал в ту единственную ночь, что преследовала меня слишком долгое время, будто вчера все это было. Его голос злой, его команды отрывистые, грубые, а я думаю только о своих дочерях. Как же глупо, вот так – даже не зайти в здание, даже не участвуя в атаке проиграть по всем фронтам и попасться… тому, с кем больше всего боялась встречи.
Да, месть сделала меня слепой, заставив думать, что я Аяксу больше не нужна, раз не прилетал столько времени, значит, отпустил, вернулся на свою планету и оставил меня в покое, но я была неправа. Он просто давал мне время… Но сколько бы его у меня не было я была не готова к этой встрече, ведь теперь я была не одна.
– И что дальше? – вырывается раньше, чем я успеваю подумать, что именно сказала и кому.
– Уберемся отсюда для начала, – обращает на меня внимание Аякс, но не оставляет в покое, наоборот, осматривает внимательно, – что ты вообще здесь забыла?
– Хотела, – опускаю голову, сглатывая, и уже тише добавляю, – отомстить.
– И как? Получилось? – Уточняет насмешливо, а у меня где-то из глубины души вырывается такая волна протеста и негодования, что я резко поднимаюсь со своего места, куда он меня услужливо посадил, не забыв при этом зафиксировать ремнями, только разве меня это останавливает? Нет, конечно, наоборот раззадоривает. Что он о себе позволяет? Он больше не владеет мной. Я не рабыня!
Дергаюсь, когда ремни натягиваются, злясь еще больше, с неким остервенением хватаю ремень, будто он виноват в происходящем, пытаясь его оттянуть, а затем, замечая выход из положения, щелкаю защелку, отчего ремни тут же прячутся в панель сидения.
– А что ты хотел, Аякс? Чтобы я сидела на месте? Не будет этого никогда, – рычу, оказавшись на свободе, а он в ответ так улыбается, что я вся краснею от негодования.
Улыбка? Он, что думает я ребенок, что бы с меня смеяться? Его выражение лица срывает все тормоза и я набрасываюсь на него диким зверем, как и хотела, как мечтала. Нет больше страха, куда-то ушел, вместе с понимаем, что больше не вернуться назад. Молочу по его каменной груди, а он одним движением сковывает мои руки, и я оказываюсь в беспомощном положении, связанная его руками посильнее любых наручников.
– Я скучал, – его тихий выдох ставит окончательную точку в нашем противостоянии, ведь мурашки, пробежавшие по коже от этого его тона, отчетливо говорят – я проиграла, даже не вступив в полноценный бой.
Противостояние похожее на безумство…
Это не нормально и никогда не будет. Его объятья никогда не принесут тепло, какими бы горячими, хотя скорее – обжигающими, они не были. Наступаю ему на ногу, отталкивая при этом, и выворачиваюсь, наконец, из его объятий, а Аякс, видимо, не ожидавший такого от меня, отпускает мои руки. Даже по-новому как-то смотрит на меня, будто на диковинную новинку, что попалась его зоркому глазу. Да только от этого взгляда все внутри переворачивается. Не хочу его внимания и этого тихого шепота не хочу… домой хочу, к дочерям, к Зелту, убраться, наконец, от мужчины, который каким-то странным образом на меня влияет, пробуждая постыдные реакции тела, взывая к самым низменным инстинктам.
Поворачиваюсь к нему лицом и выпаливаю, злясь еще больше не то на себя и на свою реакцию, не то на него, что смеет вот так спокойно ко мне прикасаться, будто имеет на это какое-то право.
– Что ты себе позволяешь? Я больше не твоя… – хочу добавить рабыня, но Аякс перебивает своим громким.
– Моя, еще как моя.
– Нет, ты меня отпустил и сейчас не смеешь удерживать, – отчаянно трясу головой.
Я должна как-то отстоять себя, иначе повторится то, что уже было… Как бы ни была обманчива его улыбка, я знаю кто такой Аякс. Хозяин, мастер, рабовладелец, он умело орудует хлыстом и мечом, не зная при этом ни жалости, ни пощады.
– Хочешь, чтобы я тебя вернул Греку? – Уточняет, насмешливо выгибая бровь.
– Нет, к своей команде, – отрицательно качаю головой.
В колонию возвращаться равносильно смерти, но Аякс сам сказал, что сариан отпустят, а значит, либо они уже улетели, либо собираются.
– Правильней было бы сказать к тому, что от нее осталось, – напоминает о нашем поражении более серьезно, выбивая почву из-под ног своим равнодушным голосом.
– Ты чудовище, – вскидываю голову, устремляя на него свой яростный взгляд.
Если бы взглядом можно было бы прожечь дыру – то на его месте уже была бы горстка пепла, но Аяксу все нипочем. Он даже иронично выгибает бровь в ответ.
– И это я-то? Ты же сама привела их на заведомо провальную миссию, так что даже и не знаю кто из нас чудовище. Или ты думала, у вас получится взять штурмом настоящую крепость?
– Мы сильней, чем ты думаешь, – яростно отрицаю.
Мне хочется оправдать сариан, я ведь и вправду верила, что у нас получится…
– Сариане – слабая, отсталая раса, а ваше нападение – это даже не полноценная атака, так… – многозначительно замолкает, – наши тренировки и то эффективнее проходят, чем ваш так называемый штурм. О чем ты вообще думала?
– Я хотела освободить их, – шепчу обреченно.
Такому как Аякс не понять, что он вообще знает о рабстве?.. Как держать хлыст в руке? Как приказывать, унижать, уничтожая волю? Нет, он ничего не знает о том, как приходится, что… по ту сторону. Как умирают, еще вчера живые существа, не физически, нет, скорее эмоционально, и от прежних, когда-то личностей остается только оболочка… пустая… ничего не понимающая, только принимающая волю хозяина, какой бы страшной она ни была. Но ему всегда было на это плевать, такие, как он, только повелевают, привыкшие быть безнаказанными.
– Кого? – не понимает Аякс.
– Рабов, – рычу, злясь на него.
Он даже не понимает о чем я.
– Они рабы, Маира, никто из них никогда не будет свободен.
– Но я же, – не договариваю, ведь уже и не знаю, свободна ли?..
Сомневаюсь теперь, что оказавшись в его руках, Аякс меня отпустит. Да, и его слова о том, что у меня нет прав, только подтверждают это.
О проекте
О подписке