Глава 2

На планете Сариа было несколько городов, в одном из таких и располагался мой теперешний дом, и все они размещались по кругу, в непосредственной близости к источнику энергии, которое сариане называли – икрон. Видом своим икрон напоминал озеро, и все города на Сариа строились вокруг него. Меня удивило такое расположение городов, когда я узнала о планете больше, но Амель, объяснила, что икрон выделяет частицы, что-то наподобие газа, но намного гуще, которые заряжают все их приборы, потому чем ближе располагался город к источнику, тем лучше излучаемая им энергия, а вот чем дальше, тем хуже, а то и вовсе – нет. Этими же частицами объяснялось наличие мелких песчинок в атмосфере, которые я видела, став зрячей на этой планете, потому для себя отметила ещё одно свойство икрона – улучшение зрения. Ведь оно с каждым днем становилось все лучше, пока не стало идеальным. Когда это случилось, я в полной мере осознала насколько была слепа до этого, насколько мало видела, ведь теперь, когда открывала глаза и смотрела вперед, то не видела ни песчинок, ни помех, просто потолок, стены, шкаф, кровать, свое тело. Зрение стало такое же, как и у всех жителей города. Это я уже немного позже вместе с Амель пришла к такому выводу, когда мы начали обсуждать мое зрение и то, что я вижу перед собой. Просто смотрели на один и тот же предмет и описывали его, так и разобрались. Для меня были странными такие изменения, но объяснялись они легко, наш город, называемый – Селиус, находился в непосредственной близости к икрону, вот и зрение в непосредственной близости к источнику нормализовалось. Да и среди местных считалось престижным жить здесь, слишком много преимуществ имело такое расположение города. Селиус – что-то вроде столицы для местных, а для меня – своего рода лекарство от болезни. Амель же считала, что это не болезнь и при должном уходе за глазами я могла бы видеть и без икрона, просто родилась не на той планете, ведь у кроксов кроме линз придуманных, когда я уже выросла, не было никаких волшебных источников. Слушая Амель, мне очень хотелось, чтобы это было правдой, ведь видеть – это прекрасно. Слепота же – вечная пустота, которую невозможно заполнить, только пытаться заменить чем-то другим: запахами, осязанием, мыслями о вечном…

Удивительно, но сарианцы за короткое время смогли стать мне родными, даже роднее моих соотечественников, потому как среди своих я всегда была не такой, и не в хорошем смысле, наоборот, ущербной, неправильной, здесь же – скорее исключительной. Кто бы мог подумать, что в глубине космоса я найду близких себе людей? Скажи мне кто-то раньше об этом, я бы не поверила, но вот она правда – с Амель мы стали ближе родных сестер. И вот не знаю в чем дело, то ли в том, что дома я всегда находилась в тени из-за своей неполноценности, оттого отношения с родными были прохладными, а может из-за того, что я не совсем им родная, выращенная в пробирке? Но здесь – на Сариа, лишенная предрассудков кроксов, я каждый день обретала уверенность в себе, умноженную решимостью жить.

Жизнь налаживалась, и лишь Зельт смущал, изредка бросавший какие-то странные взгляды в мою сторону, которые я не могла объяснить. Хотя… если быть такой уж честной – не хотела. Я понимала, что он не просто так предложил мне стать своей спутницей, когда особо остро стоял вопрос с беременностью и тем, что делать дальше, не только лишь для того, чтобы защитить – нет, на то были другие причины. Я ему нравилась… но я упорно не хотела этого видеть и принимать, искренне считая, что не могу поступить так с подругой… и лишь после смерти Амель, тогда у меня уже была довольно взрослая дочь, другая работа, когда Зельт остался один с ребенком на руках и снова пришел ко мне с предложением – согласилась. Они с Амель помогли мне здесь не только выжить, но и обрести дом, счастье. Не позволили изучать ученым мою особенность, моей дочери, что была смесью двух рас, договорившись с главой совета… Я просто должна была как-то отплатить. Если не ей, тогда хотя бы ему и их дочери, позаботившись о ней.

Амель очень хотела ребенка, слишком сильно, почти как я отомстить колонии, отчего выбрала профессию военного, что не видела и не слышала правды, ослепленная своей жаждой иметь детей, за что и пострадала, умерев при родах. Ей было противопоказано иметь детей, как и многим сарианкам, что-то было не в порядке с их генами и лишь десять из ста выживали. Даже их чудодейственный источник не помогал, считающийся здесь решением многих проблем, в некотором роде, заменяющий технологии. Может быть, именно из-за этого Аякс полагал, что сариане отсталая раса, ведь местные жители считали, что это не смерть, а перерождение в новом облике, полагая, что ребёнок совмещает в себе и мать тоже. Однако перерождение или роды, как бы они это не называли, убивало слишком много матерей, оттого детей здесь было очень мало. Когда же я заикнулась о пробирках и искусственном оплодотворении, то на меня посмотрели, как на умалишенную, все-таки подтверждая мою теорию об отсталости. Да и я слишком мало знала о сфере искусственного оплодотворения, чтобы доказать, что это не просто слова необычной чужестранки. Непомерно высокая цена за возможность продлить свой род, но многие готовы были ее заплатить. Я не единожды задавала себе вопрос, что бы делала на месте Амель, если бы передо мной стоял выбор? Хотя это даже не выбор – скорее решение, сложное, но правильное. Ведь ответ всегда был один тот же – тоже самое. Рискнула бы собой, всем, что имею, потому что каждый раз, смотря на Ксеонию, на ее красные волосы, что огнем развеваются в ветреную погоду, на мечеобразный хвост, которым она так напоминает отца – знаю, что сделала бы все, чтобы моя малышка выжила.

Дочь Амель и Зельта стала мне родной в тот же миг, как я ее увидела. Помню тот момент – озарение. Зельт принес ее ко мне, в свертке из ткани. Девочка, еще совсем кроха, тихо спала – не плача и не капризничая, даже когда он мне дал ее подержать на руках, не проснулась, но стоило мне погладить ее нежную щечку, как малышка открыла глаза и в первый раз на меня взглянула. В тот же миг я поняла, что сделаю все, чтобы этот ребенок, пусть не совсем родной, был счастлив.

Но, какая бы ни была у меня хорошая семья, как бы я не старалась занять свое время уходом за дочерьми, я не могла выбросить из головы прошлое, не могла отпустить, и что бы ни делала – забыть.

Первое время, я как-то сомневалась, что меня так просто отпустили, оттого не давала себе расслабиться, в каждый момент своей жизни, ожидая прилета Аякса, но проходило время, а известий все не было. Передатчик я не носила, уже точно зная, что никогда его не нажму, но ведь Аякс и сам мог прилететь, когда угодно. Казалось бы, его отсутствие должно было меня успокоить, позволить жить дальше, но… я не могла спокойно вздохнуть, зная о той несправедливости, что сеет колония и такие, как Аякс.

Колония с рабами, Аякс, другие мастера, работорговцы – стояли между мной и Зелтом стеной, мешая нам строить отношения, а может, это я была всему виной? Ведь не отказалась от прошлого, не смогла его отпустить, наоборот, стала военной, оттачивала боевое мастерство, и на каждый мой шаг был для приближения к одной единственной цели, которую перед собой поставила – уничтожить колонию и освободить рабов.

Огромную помощь в ее осуществлении оказал именно Зельт. Он же поспособствовал заседанию, на котором все решилось, а до этого каждый раз знакомил с нужными людьми, чтобы у меня была потом их поддержка, но и я не сидела, сложа руки, ожидая, что за меня сделает все кто-то другой. Я ведь понимала, что он не обязан.

Иногда, смотря на Зельта, я не понимала, почему он мне помогает? Ведь я ему нравилась, он хотел обычную семью, как у всех, а получил – «недоспутницу». Но даже осознавая его желания, при этом отчетливо понимала другое – пока не отомщу, я не смогу жить дальше, не оборачиваясь назад. Сколько бы времени не прошло, прошлое будет напоминать о себе, нависая тучами проливных дождей над моим домом. Может быть, и Зельт видел мою решимость, оттого так помогал, а может быть, у него были ко мне слишком сильные чувства. Вот и делал все, чтобы я была счастлива.

Да, я не хотела оставлять дочерей, даже зная, что девочки уже не младенцы и присутствие матери им уже не так остро необходимо, мне было больно оставлять их, я не хотела этого… но разве у меня был выбор? Месть, умноженная временем, была взрывоопасным коктейлем, который заставлял идти на рискованные поступки, лишь бы ускорить процесс и получить желаемый результат. Я уже не задумывалась над тем, что даст это лично мне, меня двигало вперед только одно желание и оно было ослепляющим. Месть всегда имеет такие свойства, когда именно она причина совершаемых поступков. Часто, остаются невидимыми маленькие подсказки, которые могли бы привести к успеху. В мести слишком велика вера в себя, в свою непобедимость, которая может стать роковой ошибкой. И вот, спустя долгое время, победа в одном лишь шаге, а я не могу расслабиться, чтобы подготовиться к этому последнему, решающему…

Чем ближе мы приближаемся к Сориусу, тем чаще неясная тревога посещает моё сердце, заставляя его трепыхаться загнанной птицей. А все ли мы сделали правильно? А что если что-то пойдет не так? Эти вопросы так и всплывают где-то в глубине сознания, не давая успокоиться и насладиться приближающейся победой, не позволяя сосредоточиться и вспомнить все навыки, что приобрела. Даже та решимость, разом с воинственностью, что двигали меня вперед столько времени, куда-то девается, ведь сомнения разжигают в моей душе неуверенность, заставляя вздрагивать от резкого шума за дверью, шагов кого-то из команды, смеха…

Глава 3

Сориус считался очень защищенной планетой в большой мере тем, что мало кто знал точные координаты ее местонахождения, но сариане, отправившиеся вместе со мной на место крушение корабля Аякса, нашли в останках корабля часть уцелевшей информации, в которой сохранились нужные нам данные. Эта находка делала план выполнимым, и потому совет сариан дал добро на эту миссию, ведь не будь координат, что бы я там не говорила, какими бы ни были влиятельными мои друзья, было бы сложно обнаружить колонию. Но, местонахождение это всего лишь часть наших проблем. Меня лично смущал холод, я ведь не знала, сколько времени нам придётся провести на самой планете, прежде чем попасть на территорию колонии, но сариане уверяли, что эту проблему решат благодаря икрону, что и сделали, создав специальные костюмы, соединяющие в себе частицы икрона с тканью. Я же хотела, если не возглавить миссию, то хотя бы быть ее участником, потому оставалась еще одна проблема – зрение, которое могло ухудшиться, стоило бы мне оказаться вне атмосферы планеты. Но, что странно, именно тот ученый, который был таким навязчивым в день моего прибытия, придумал выход, правда мне пришлось пожертвовать образцами не только своей крови, но и кожи, хотя чего уж тут он помог не бескорыстно, все-таки получил, что хотел – возможность изучить меня. Зато взамен я получила капли, изготовленные на основе их источника, которые давали возможность хорошо видеть несколько дней. Удивительно, ведь была вероятность, что не поможет, но вещество действовало, и даже, когда мы оказались в космосе, а после на холодной планете, я продолжала видеть так же, как и прежде. Было страшно доверять фанатичному ученому, но выбора у меня особо не было, ведь я за длительное время настолько привыкла быть зрячей, что лиши меня кто этой возможности, я бы стала по-настоящему слепой, а на Сориусе нет места недостаткам. Только силе.

Когда мы приземлялись, планета, хоть я тогда намного хуже видела, была точно такая же, какой я себе ее запомнила. Невыносимо холодно, мы еще даже не сели, а в корабль уже проникал холод, и бело… так, что в глазах рябило от этой белизны, заставляя щуриться не то от холода, не то от обилия света. Приземлившись, поняли, что снаружи находиться, даже в защитных костюмах, долго нельзя, оттого, обследовав местность и наметав план, мы снова вернулись на корабль.

Оказавшись на планете, все напомнило о том времени, что я пережила. Картинки самых моих худших воспоминаний врывались с сознание, подстегивая не сидеть на месте, а что-то делать, но если, отправляясь сюда, я думала, что мне дадут участвовать в миссии, отомстить самой, то я ошиблась. Меня и еще нескольких воинов решили поставить в обороне, если вдруг охрана – выступит с фланга. Мы должны были пересидеть атаку в транспортнике, на котором, собственно, и решили добираться к колонии, оставив корабль на безопасном расстоянии, чтобы он не пострадал при атаке, и у нас была возможность вернуться обратно на Сариа. Слушая указания я морщилась недовольно, ведь я думала, мне дадут поучаствовать в сражении, глава ясно говорил на собрании – я обучена, но, видимо, у командира отрядом были на то другие распоряжения. С одной стороны меня злила эта несправедливость, но с другой… я была слишком взвинчена эмоционально, чтобы беспрекословно подчиняться командиру, могла совершить какой-то необдуманный шаг, который мог бы повлиять на исход миссии.

Сариане хорошо подготовились, я видела план атаки, знала, как они будут действовать, потому с замиранием сердца ждала результата стычки с охраной, вслушиваясь в разговоры команды.

В какой момент что-то пошло не так? Я не знаю… то ли охранники заранее знали, что мы прибудем и были готовы, то ли слишком хорошая охрана была у колонии, а с оборонительной позицией, дающей преимущество, и зданием, рассчитанным на возможное нападение, они были в выигрышном положении. Мы потерпели неудачу и звуки голоса командира кричащего: «отступаем», – открыли в моем сердце кровоточащую рану, которая и до этого никак не хотела заживать, а теперь заново стала кровоточить. Все было против нас… и погода, и планета, и оружие противников.

На что я вообще рассчитывала? Хотела доказать, что мы сильнее? Что мы сможем? Да, признаю – хотела, но судьба преподнесла другое… Не было криков радости и счастливых улыбок, только хмурые лица сариан, когда мы смотрели на то как наши воины разбегаются. Но если бы только это… если бы… Сариан хватали как несмышленых зверьков, накидывая на них сетки. Это страшное зрелище возвращало меня в тот день, когда я стала рабыней. Мы тоже не могли противостоять, мы тоже были также беспомощны… и я, получается, своими руками отправила их на верную гибель, надеясь и веря, что Аякс и прочие ошибаются, а сариане намного сильней, чем о них думают. Нам следовало бы бежать в тот же миг, как захватили командира, но воин, которого назначили главным, в отсутствии командира, медлил, и это промедление стало нашим окончательным поражением. Я понимаю, что он рассчитывал, что кто-то успеет спастись и мы вместе со спасшимися вернемся на корабль, ведь, если бы мы уехали, то у оставшихся здесь сариан не было бы ни единого шанса на спасение, но промедление сделало свое дело и теперь у нас не было выбора.

Ужасающие своим видом воины-охраны, они всегда мне внушали благоговейный страх, во главе с Греком появились, как внезапная вспышка новой звезды. Их лица демонстрировали все мониторы транспортника, с которых мы наблюдали за ходом операции, меняя картинку побега наших воинов, на уверенные в своей силе лица мастеров. Если бы нам предлагали сдаться, дабы быть заключенными в рабство, я бы тут же покончила с собой. Даже ради дочерей, с которыми остался Зельт, я бы не смогла больше терпеть издевательства, но нам озвучили другие требования – полное разоружение с дальнейшим возвращением на корабль, либо уничтожение, что означало – сдаться либо пасть смертью храбрых, но глупых. Услышав предъявленные требования, сариане, тут же попробовали отстоять пленных и, удивительно, им это удалось. Однако, было еще одно требование. На переговоры должны были явиться все члены команды, находящиеся в транспортнике, они даже сказали наше точное количество, что означало, мы у них на мушке и в любой момент можем быть уничтожены, если откажемся. Та ночь, что предзнаменовала нашу сдачу, была самой ужасной в моей жизни. Я прощалась со свободой, дочерью, родными сарианами, находясь в отчаянии. Да, в их намерения наше обращение в рабство не входило, но от таких, как Аякс можно было ожидать чего угодно, а вернуться на корабль мы уже не могли.

В кармане был спасительный передатчик, о котором я помнила каждый свой день на протяжении стольких лет. Даже дочери попыталась отдать его на счастье, сказав, чтобы, в крайнем случае, при большой опасности, и если меня или Зельта не будет рядом – сильно сжать его, не знаю, чем я руководствовалась, давая такое напутствие старшей дочери, разве Аякс был бы для нее спасителем? Но все-таки он был ее отцом… Однако, дочь не приняла такой подарок, даже настояла, чтобы именно я взяла его с собой, считая, что раз это талисман – он должен быть со мной, только передатчик скорее наоборот – это не талисман на счастье, а мое несчастье и наваждение, преследующее долгое время. Но даже сейчас, когда я была в маленьком шаге от того места, что ненавидела и презирала всей душой, я не нажала его. Не так и не сейчас. Даже спустя время я до сих пор была не готова его снова увидеть, а уж тем более, добровольно сдаться.

Главный на транспортнике решил согласиться на требования колонии и я его понимала. Никто не хотел умирать. И уже утром к нам прибыли охранники, только Грека там не было, не он возглавлял отряд, а тот, о котором я пыталась забыть столько времени, выбросить из памяти его прикосновения, те – последние, которые сделали что-то со мной, заставляя желать их, чтобы снова гореть тем первобытным огнём, что сжигал здравомыслие. И никто, даже Зельт не смог вычеркнуть воспоминания, оттого, наверное, моя месть только набирала обороты.

Но помнить это одно, пытаться забыть – другое, а встретиться лицом к лицу – третье, почему-то думалось, что если однажды я его увижу, то брошусь на него диким зверем, мстя за то сколько времени он меня мучил, поселившись в моем сознании, но этого не было, наоборот – остался только животный страх. Впервые за все время я осознала масштаб катастрофы.