На самом деле бывало по всякому, но об этом я решила умолчать, ведь на самом деле отца меньше всего интересовал режим Юсика, и цели он добивался только одной – оградить свою дочь от недопустимой, по его мнению, дружбы с тем, кто ей ни разу не ровня.

Лев Тимофеевич не удостоил меня ответом, вместо этого повернулся к Муртазавру.

– А ты что скажешь, Муртаза? Поддерживаешь интерес своего племянника к небесным наукам?

Чёрная борода опять пришла в движение, но, видимо, не понимая к чему клонит хозяин, и старательно подбирая нейтральный ответ, заговорил её обладатель не сразу:

– Любая наука во благо мужчине, – отозвался он наконец с поистине восточной мудростью и уклончивостью, – Если не мешает его долгу перед семьёй.

Теперь отец повернулся к Юсику. Вопросительно выгнул седую бровь.

– А какой у тебя долг перед семьей, мальчик?

Отвечая, Юсик даже вытянулся вверх, как солдат перед генералом. И отчеканил:

– Жить так, чтобы родным не было за меня стыдно. Уважать старших. Заботиться о младших. Чтить усопших.

Такого Юсика я ещё не видела и даже залюбовалась! Интересно, он так здорово импровизирует или их этому учат?

Дремучая борода Муртазавра разорвалась на две части и я не сразу поняла, что старинный друг моего отца улыбается. Гордо улыбается, глядя на племянника, явно довольный его ответом.

Улыбнулся и отец.

– Что ж, мальчик, если твой дядя решит, что астрономические наблюдения в компании моей дочери не вредят долгу перед вашей семьёй, то можете продолжать. Только меру знайте и спите по ночам хоть немного.

Я даже кивнуть не сумела, настолько была изумлена. Вытаращив глаза, смотрела как отец разворачивается, и, кивком пригласив Муртазавра следовать за собой, исчезает за дверью. И лишь когда их шаги стихли на лестнице, мы с Юсиком вернули себе возможность двигаться и уставились друг на друга.

– Он что это, по правде? – первым нарушил Юсик наше обескураженное молчание, – Мне можно приходить сюда? Больше не надо прятаться?

Я хлопнула ладонью по платформе, приглашая его сесть рядом со мной, и принялась гадать о том, что же сподвигло отца стать вдруг таким толерантным?

Не к месту озвученная поговорка про свинью и гуся, после которой он почувствовал себя настолько неловко, что поспешил свернуть разговор? Ой, не верю.

Боязнь обидеть верного Муртазу, прямо озвучив причину своего нежелания видеть его племянника рядом со мной? Очень вряд ли. Никогда Лев Тимофеевич Кошурин не щадил чьих-то чувств. Тем более тех, кто и сам прекрасно знал своё место подле него.

Или папа просто решил не портить отношения с дочерью из-за того, что скоро само сойдёт на нет? Может быть, он думает, что мне со временем надоест новая игрушка в лице смуглого пацанёнка, по случайному совпадению разделяющего мои интересы, как надоедали в детстве бесчисленные Барби и Лего? А вот это уже больше похоже на правду.

Сразу скажу, что истинной причины внезапной отцовской благосклонности я так никогда и не узнала. Но гораздо позже пришла к выводу, что той памятной ночью в очередной раз проявила себя его звериная интуиция, что в какой-то момент, глядя на нас с Юсиком, он услышал внутренний голос, шепнувший ему о том, как в не таком уже далёком, но невероятном будущем, когда люди станут бояться солнечного света, дружба со смуглым мальчишкой спасёт жизнь его дочери.

Так или иначе, но нашему общению он больше не препятствовал, хоть и не счёл нужным скрывать своё раздражение каждый раз, когда я заговаривала с ним о Юсике. И мы оба научились делать вид, что никакого маленького садовника рядом со мной словно бы и нет. Муртаза же по отношению ко всему этому занял нейтральную позицию и не возражал против ночных бдений племянника, если это не мешало его учёбе, работе, и посещениям секции самбо.

В сентябре Юсик пошёл в местную школу, но мы не стали из-за этого реже видеться, потому что и работы в саду с приходом осени резко убавилось. Он продолжал рисовать тайком от Муртазавра и делал успехи, почти такие же, как в освоении астрономии. Я познакомила его с Константином Эдуардовичем, но, к сожалению, лишь заочно, по видеосвязи, потому что ещё весной Костя, как и многие другие молодые учёные, уехал из страны туда, где сумел найти достойную оплату своего труда. Теперь он работал в одном из научно-исследовательских институтов Канады, и общались мы нечасто, зато очень продуктивно. Нашей с Юсиком дружбе Костя искренне порадовался, ведь ему было известно о моём одиночестве, от которого не спасало ни отцовское положение в обществе, ни его деньги.

С приходом зимы наши ночные наблюдения почти сошли на нет из-за неба, обложенного низкими серыми тучами, которые неделями, казалось, даже не двигались с места. А когда всё же расступались, являя нашим истосковавшимся по космической глубине глазам бледные контуры зимних созвездий, то царивший снаружи дома мороз всё равно не позволял надолго распахивать стеклянный купол обсерватории. Как мы ни храбрились, как ни кутались в сто одёжек до глаз и ушей, но максимум через полчаса, лязгая зубами, вынуждены были сворачивать свои астрономические изыскания и поспешно спускаться в кухню, где Татьяна принималась отпаивать нас горячим шоколадом.

Но вдвоём мы не скучали даже без звёзд. Могли часами говорить обо всём на свете и никогда между нами не возникало неловких томительных пауз, которые случаются у людей, тяготящихся обществом друг друга. Часто, пользуясь тем, что больше не нужно ни от кого скрываться, мы спускались на цокольный этаж, в наш с отцом домашний кинотеатр, и там запускали какой-нибудь фильм. Обычно смотрели научно-популярные картины, но не обходили своим вниманием и художественные космооперы, а то и просто какое-нибудь развлекалово про зомби или злых инопланетян. Ну и, конечно, играли в видеоигры. Точнее, Юсик играл, а я шелестела книжными страницами в уютном кресле-мешке, придвинутом вплотную к платформе с телескопом, вела дневник наблюдений, или просто скроллила ленты соцсетей. И даже молчать, находясь рядом, нам было хорошо. Племянник Муртазы, наш маленький садовник, мальчик из далёкого жаркого Таджикистана стал первым в моей жизни настоящим другом, и я при любой возможности старалась его за это отблагодарить, но, к сожалению, не обладая никакими другими возможностями, кроме материальных, часто делала это неуклюже. Например, так и не наученная горьким опытом, пыталась дарить ему гаджеты, которые мне, не глядя, скупал отец. Зная о том, что после потери ног я стала равнодушна к одежде и украшениям, он заказывал для меня то новый смартфон, то ноутбук, то сенсорный монитор. Что-то из этого я и пыталась всучить Юсику, искренне желая его порадовать, но раз за разом натыкалась на отказы. Приходилось довольствоваться тем, что хотя бы в нашей обсерватории он пользовался моей техникой без ограничений.