Сейчас, вечером, хозяин мог предложить гостям под пуре только самое простое – хлеб, сало, лук, вяленую рыбу. Завтра же жители Силверволла должны были устроить для прибывших пир, а в следующие дни их обязаны кормить два других селения Бьюрланда, Хаконстад и Ульвхейм. Эти пиры считались частью дани, а потом такой же пир приехавшим должен был дать каждый тукым^[19], куда они придут.

Дагово жилище, по здешним меркам, было просторным – сруб на каменной подкладке, чтобы выровнять неровность склона, а заодно уберечь бревна от гниения. К одной стене примыкали ясли для скота: здесь держали и коров, и овец, и коз, и запах хлева порой просачивался сквозь запах очажного дыма. В избе посередине был очаг на земляной подсыпке, а в дальней от входа половине – подпол, откуда две челядинки доставали припасы. Но все же это жилье предназначалось для нужд одной семьи и не могло вместить столько гостей, сколько гридницы знатных людей, и скоро здесь стало не протолкнуться. Младших детей хозяйка загнала на полати, и они, свесившись оттуда, с любопытством таращились на гостей. Велерад, глянув на любопытные рожицы, засмеялся и подмигнул: его смешил местный обычай вдевать сережки в уши даже маленьким детям обоего пола. Купцы, устроив людей на отдых, а товар на хранение, приходили поскорее узнать местные новости, а здешние хозяева, русы и мерен, спешили послушать, что творится в Хольмгарде. То один, то другой поднимался с рогом в руках, чтобы выпить на богов и на здоровье всех присутствующих, но стоял такой шум, что мало кто мог разобрать, что говорят на другом конце стола. Хозяйке – ее звали Ошалче – некогда было «править пиром», как это делала Сванхейд: она спешно смешивала в широком горшке тесто для ячменных лепешек, пока челядинка грела у очага две глиняные сковороды. Даг кричал громче всех, счастливый от такого наплыва людей, говорящих на его родном языке, и не замечал, что вставляет в речь привычные ему меренские слова.

Свенельд старался на пуре особо не налегать: еще мыться идти. Тем не менее вскоре к нему подошла Арнэйд с кувшином, чтобы наполнить его чашу. Чаши здесь подавали самолепные, с довольно толстыми стенками, но были и деревянные, и даже берестяные.

– Ты почти ничего не выпил! – Она заглянула в его чашу. – Тебе не нравится наша пуре? Вы там у себя в Хольмгарде, видать, привыкли к чему получше?

– Мне все здесь нравится, особенно ты! – не подумав, больше по привычке ляпнул Свенельд. – Но я засну, если выпью, а я твердо решил дойти сегодня до бани.

– Так это правда… что ты женился, или Боргар пошутил? – поколебавшись, спросила мучимая любопытством Арнэйд.

– Это правда. Я завтра расскажу на пиру.

– Это очень забавная повесть! – улыбнулся Велерад.

Свенельд толкнул его локтем: он не хотел, чтобы эту славную сагу, предмет его гордости, рассказывал кто-то другой. К тому же его не обрадовала мысль, что Арнэйд узнает, как мало его жена похожа на настоящую женщину – из такой дали Витяша казалась еще меньше, чем была на самом деле. Ему совсем не хотелось, чтобы Арнэйд посмеялась над его женитьбой, пусть и про себя. С этой девушкой они знакомы были очень давно: Альмунд впервые взял Свена в Мерямаа, когда тому было двенадцать лет. Арнэйд он помнил не с начала: тогда она была слишком мала, чтобы он вообще ее заметил. А теперь, гляди-ка! Еще несколько лет назад Арнэйд была девчонкой, а теперь она женщина! Свен снова подумал о Вито: и она подрастет, как подросла Арнэйд. Но как бы устроить, чтобы и те несколько лет проскользнули так же незаметно?

С Арнэйд они виделись раз в год, и то не каждый – иной раз Свену выпадало ездить к веси на север. Помимо этих дней Свен никогда не вспоминал Арнэйд, и у него не было причин думать, будто дочь Дага Бобрового Конунга к нему неравнодушна. Однако сейчас он видел на ее лице невольную досаду, разочарование, как будто она не так ему рада, как обычно.

– Что ты так смотришь? – Арнэйд нахмурилась.

– Да ты уже совсем… – Свенельд хотел сказать «совсем невеста», но запнулся. – Совсем взрослая женщина.

– Мне восемнадцатая зима идет. Еще лето-другое, и ко мне начнут свататься.

– А почему еще лето-другое? – не понял Свен. – Неужели Даг считает тебя молодой для замужества?

Он удивленно окинул взглядом крепкий стан Арнэйд и довольно полную грудь, не оставлявшую желать ничего лучшего. Несмотря на дорожную усталость, вид ее волновал. Вот если бы его Вито была в таких годах, как нынче Арнэйд… и походила на нее во всем… тогда он совсем по-иному радовался бы своей женитьбе! Свен сглотнул, отгоняя неуместные мысли.

– Женихи считают меня слишком молодой! – фыркнула Арнэйд. – У мерен, если ты не знаешь, неприличным считается отдавать дочь замуж, едва лишь она созреет. Она должна поработать по дому и помочь родителям, прежде чем уходить в чужие люди. И мне тут, знаешь ли, работы хватает – сколько у нас скотины, да и Ошалче по ребенку приносит чуть не каждый год. А вот сыновей здесь женят раньше…

– Что ты там толкуешь ему про женитьбу? – окликнул дочь Даг, разобрав сквозь общий говор важные слова. – Рассказываешь про Тойсара? Да, это важная новость! Знаете, я вдвойне рад, что вы приехали! – оживленно продолжал Даг, глядя то на Свена, то на Боргара. – И что ты женился, Свенельд!

– Да что вам всем далась моя женитьба! – сорвался Свен, не понимая, почему это событие огорчило Арнэйд, но явно обрадовало ее отца и братьев. – Я ведь никогда не намекал, будто…

– Конечно, это очень хорошо! – упорно сипел Боргар, которого в тепле сильно развезло от сладкой пуре. – Теперь он уже не жених, а вот я – в самый раз!

– Никто здесь не думал, будто Свенельд… жених! – звонким от досады голосом воскликнула Арнэйд.

– Само собой, – поддержал ее отец, сообразив, о чем идет речь. – Свенельд, не подумай, будто мы рассчитывали… Предки мои были очень достойными людьми, и на этом месте мы сидим уже сто лет, но королевской крови ни у меня, ни у бедной моей покойной Фино не найти даже за все сокровище Тородда.

Свен слегка переменился в лице, успокоившись. Арнэйд – очень привлекательная девушка, но свататься к ней ему никогда бы и в голову не пришло: в их семью требовалась невеста познатнее. Хорошо, что Даг сам это понимает.

– Мы найдем тебе жениха, девушка! – дружелюбно улыбнулся Велерад, видя, что Арнэйд хмурится. – Ведь у нас в Хольмгарде какого только товара нет! Скажи, каким он должен быть, и мы непременно присмотрим тебе именно то, что нужно!

– А если нет – у сарацин возьмем! – со смехом подхватил Дружинка – приехавший с обозом молодой словенский купец.

Надо спросить, как здесь с желающими идти на сарацин, мельком подумал Свенельд. Но едва он вдохнул, собираясь заговорить об этом, как хлопнула дверь, кто-то что-то крикнул хозяину по-меренски.

– Баня готова! – провозгласил Даг.

Махнув рукой на дела, Свен поспешно встал. В нынешнем виде он боялся подойти к Арнэйд слишком близко – как бы девушка не сморщила нос от запаха пропотевшей и давно не стиранной рубахи.

* * *

Наутро Свенельд проснулся тролль знает как поздно – за оконцем, куда тянулся над головой дым от горящего очага, уже был ясный день и даже светило солнце. Сев на лежанке, он провел рукой по взъерошенным волосам – вчера после бани лег с влажными. Шевелиться не хотелось, и Свенельд с удовольствием улегся снова. За весь зимний объезд только здесь, на середине пути, появлялась возможность выспаться, а не вскакивать каждый раз в глухой темноте, чтобы за день успеть добраться до следующего погоста и решить все тамошние дела. В Бьюрланде стояли дней пять, а этот срок тоже не давал разлеживаться – хлопот предстояло много. Но хотя бы в первые день-два…

Когда Свенельд наконец встал и в сорочке вышел в прохладные сени умыться, там на него наткнулась Арнэйд – она вошла со двора, неся лукошко яиц. Пока дружина пребывала в Силверволле, обязанность кормить ее возлагалась на местных, и у Дага, к его чести, беспорядка в этом деле не бывало: он заранее распределял по хозяевам, кто чего и сколько присылает.

– Ёлусь! – насмешливо поздоровалась Арнэйд по-меренски.

Сегодня на ней было обычное платье из толстой некрашеной шерсти и беличий кожух, волосы заплетены в косу со звенящей бронзовой подвеской на конце, как носят меренские девушки. На поясе тоже что-то звенело.

– Сама ёлусь, – хмыкнул Свен, забросив рушник на плечо и пригладив волосы.

Отвернувшись, Арнэйд попыталась пройти мимо него в дверь большого покоя, лицо ее выражало пренебрежение, которое Свен не мог оставить без внимания.

– Арнэйд! – передвинувшись, он ловко перекрыл ей путь к двери и взял за локти.

Она дернулась, но лукошко с яйцами мешало ей оказать более действенное сопротивление.

– Ты на меня обиделась? Что я сделал?

Свенельд точно знал: жениться на Арнэйд он не обещал, и она не могла этого ждать. Так почему с ним теперь обращаются, как с обманщиком?

– Ничего я не обиделась, – Арнэйд повела плечом. – Пусти.

– Не пущу. Так и будешь ходить, будто с жабой во рту…

– Я что, похожа на женщину, которую можно одурачить? – полушепотом возмутилась Арнэйд. – Похожа, да? Если я живу в самом дальнем углу Мидгарда, откуда уже Утгард^[20] видать, это не значит, что я глупа, как заяц!

– Да кто тебя считает глупой? – Свен и правда подумал, что она не в себе. – Покажи мне того стервеца!

– Чего ты от меня хочешь? Дай пройти! Если ты женился, то на меня тебе и смотреть больше незачем!

Даже будь у нее такое желание, Арнэйд затруднилась бы объяснить, чем Свенельд ей не угодил. Она никогда не ждала, что кто-то из сыновей Альмунда из Хольмгарда к ней посватается, но теперь, когда оказалось, что один из них уже нашел себе жену, она почему-то ощутила себя покинутой и никому не нужной. Свенельд нравился ей больше Годреда, слишком надменного и задиристого; и вот он, хоть и пересмеивался с ней каждую зиму, жену себе сыскал в другом месте. Познатнее. А о ней, сидящей тут среди мерен и медведей, даже не вспомнил, надо думать! Жизнь шла мимо, где-то вдали, как большой морской корабль под полосатым парусом, а она все здесь – яйца собирает, будто она не девушка, а старуха-ётунша!

– Арнэйд, да возьмись за ум! – Свенельд крепче сжал ее плечи и слегка встряхнул. Он не робел перед женщинами, но и ловкачом, умеющим подольститься, никогда не был. – Если ты будешь теперь от меня нос воротить, люди подумают, что я и впрямь тебя одурачил^[21]! Не было ж ничего! Слухи пойдут, только позор напрасный и вам, и нам. И что – Дагу меня на остров^[22] вызывать?

Девушка молчала, не глядя ему в лицо, в досаде на него и на себя, которую не могла подавить.

– Меня все равно не отдали бы замуж в Хольмгард, – проговорила она чуть погодя. – Отдадут за кого-нибудь из здешних. В Арки-вареж или кому-то из кугыжей^[23]. А у них и так по две и по три жены у каждого…

 
Хороший старик Аталык,
Прекрасный старик Аталык,
У него семеро сыновей,
У него четырнадцать снох,
У него двадцать четыре внучонка… —
 

пропела она, на ходу переводя меренскую песню на язык руси, но на последней строчке засмеялась.

– Ты про здешних? – Свенельд не понял, варягов Бьюрланда или мерен она имеет в виду.

– Мерен. Так хочет Ошалче, она уже наметила мне в мужья каких-то своих племянников.

– Но если ты не хочешь… Неужели Даг послушает ее, а не тебя?

– О да-а! – протянула Арнэйд и, наконец подняв глаза, многозначительно взглянула ему в лицо. – Был бы ты неженат, я бы дала тебе совет: не женись на мерен удор^[24]!

Свенельд невольно раскрыл глаза, сообразив, что здесь скрыто нечто важное, а Арнэйд зашептала:

– Они владеют искусством забирать мужей в руки, так что те не могут ни в чем им перечить! У них и пословица есть: «Что жена думает, то муж и говорит». Ошалче намекала, что обучит меня этому, но только когда я буду сговорена с кем-то по ее выбору. Я точно не знаю, что это за средства, но догадываюсь… что никакие самые противные сейд-коны^[25] таким не занимаются!

– Брать в жены куницу я и не думал, – Свен улыбнулся, радуясь, что она вроде бы перестала сердиться. – Я по-меренски и не знаю ничего, кроме «ёлуся» да как бобры называются.

– Хм! Еще посмотрим, что ты скажешь, когда узнаешь…

– Что я узнаю?

– Думаешь, просто так мои братья так обрадовались твоей женитьбе!

– Девушка, ты говоришь загадками, будто вёльва, но я-то не Один, чтобы их разгадывать!

Теперь Арнэйд смотрела ему в лицо почти в упор – так близко, как они еще никогда друг к другу не подходили. Не сказать чтобы Свенельд сын Альмунда был красавец – слегка припухшие после сна, глубоко посаженные глаза, растрепанные влажные волосы, молодая русая бородка, сбегающая вдоль края щеки к заостренному подбородку. Но это истинно мужское лицо: есть в нем решимость и всегдашняя готовность к действию, пленяющие женщину сильнее красоты. Высокий рост, широкие плечи, соразмерное сложение, легкие и ловкие движения – девушка могла им залюбоваться. Повадки у него не слишком располагающие, однако чувствуешь, что человек он хоть и не улыбчивый, но искренний, и в его прямоте нет злобы. Сейчас, когда ни о чем таком уже вовсе не следовало думать, Арнэйд вдруг стало очень жаль, что они неровня. Такого мужа не пришлось бы стыдиться даже дочери настоящего конунга, не то что «бобрового».

– Скоро ты все узнаешь! – Арнэйд выразительно округлила глаза и наконец оттаяла. – Дай отнести яйца, а то Ошалче пошлет меня искать!

– Здесь мытный сбор за проход с товаром! – не дрогнув лицом, заявил Свенельд.

Арнэйд еще раз округлила глаза, теперь уже с видом незаслуженного страдания. Но не возражала, когда Свен наклонился и слегка поцеловал ее. От прикосновения к ее губам его обдало жаром, сердце забилось как бешеное, но он сам себя осадил, не стал ждать, ответит она или нет. Примирились, и довольно. А то и правда до «острова» недалеко, того, что ясеневыми древками огораживают и по два запасных щита с краю кладут…

Девушка высвободилась и ускользнула в главный покой со своим лукошком. Свен остался в сенях, проводя рукой по щеке и стараясь успокоиться. Странное дело, но теперь, когда он был женат, встреча с Арнэйд взволновала его сильнее, чем в прошлые годы. Может, оттого, что перед лицом зрелой, пышущей жизнью и тайным желанием девушки его женитьба на Вито показалась насмешкой? Если бы не Вито… сейчас он был бы недалек от мысли таки посвататься к Арнэйд, пусть это и неразумно. Даг, хоть и конунг всех здешних бобров и лисиц, все же Свенельду, потомку Халльмунда Старого, неровня.

Но из Арнэйд вышла бы настоящая жена! А не такая, с какой только «в криночки» играть!

Что она там сболтнула про «по две и по три жены»? Позволил бы Даг своей дочери пойти второй женой к человеку знатного рода? Она бы ему очень пригодилась на те годы, пока Вито подрастает!

– А-а, девушка! – донесся сквозь неплотно закрытую дверь голос Боргара – такой же помятый, как утреннее лицо его хозяина. – Хорошо, что ты пришла! Я сам хотел идти тебя искать!

– Чем я могу услужить с утра пораньше такому выдающемуся человеку? – весело и даже игриво ответила Арнэйд, и Свен ощутил нечто вроде ревности.

– Сейчас – разве что ковш воды холодной, а я сговориться насчет пира. Хочу, чтобы ты села со мной рядом и мы могли вести учтивую беседу! Средний Альмундов сын, слава асам, больше не жених, но он привез третьего, такого же бойкого лосося, и я хочу заранее о себе позаботиться!

– Я спрошу у отца, с кем рядом он велит мне сесть, – с неудовольствием ответила Арнэйд. – Если Ошалче позволит мне сидеть за столом – здесь не в обычае, чтобы женщины ели вместе с мужчинами.

На Велерада, бывшего моложе ее на два года, она смотрела лишь с любопытством, как на всякого нового человека. Но Боргар привлекал ее ничуть не больше – с его полуседой бородой и таким лицом, что при взгляде на него приходила на ум доска из китовой кости и «гладильный камень» зеленого стекла, привезенные еще для покойной матери из Свеаланда и доставшиеся Арнэйд по наследству, – уж слишком долго он носит это лицо, совсем измялось!

– А то смотри! Если ты пожелаешь и мы сговоримся с Дагом – нынешней же зимой увезу тебя в Хольмгард!

Арнэйд не ответила, видимо, занятая перекладыванием яиц. Может, уехать в Хольмгард из этого медвежьего угла для нее было бы и недурно, подумал Свен. Но с трудом мог представить Арнэйд, радостно летящую в объятия хитроглазого Черного Лиса.

– Боргар, зачем тебе сейчас жениться? – сказал Свенельд, входя в покой. – Ты забыл, что летом мы отправляемся на Хазарское море?