Через день Болва снова попросил у Прияны бочонок пива, и на этот раз она велела выдать без единого вопроса, будто не придав этому значения. Сама же отметила: Болва продолжает обхаживать тех варягов, но на княжьем дворе они не показывались, Хрольв не слышал от князя ни единого намека на желание их нанять. Продолжалась некая тайная игра, но неясной оставалась ее цель. Чтобы через тех варягов искать надежное убежище для Игморовой братии, сначала ведь надо ту братию найти, а от нее не было ни малейшей вести.

В этот раз Болва привел в Ратные дома своего двоюродного брата Блискуна, он же – родной брат беглого Градимира.

– Блискун с тобой сходит место посмотреть, – сказал он Лису. – Не годится, чтобы нас с тобой вместе видели, а то заметят, выведут на господина. Мы уже наметили кое-что. Есть хорошее место при дороге от Подола к Святой горе. Тот шишок по ней ездит. Где дорога Глубочицу пересекает, мост, а близ моста клети. Они в эту пору пустые, сторожей при них нет. Стоят на реке, где берег повыше, оттуда дорогу в обе стороны хорошо видно. Ты уж сам посмотри, как там лучше устроить, это я на вас полагаюсь, вы люди опытные. И как только все наметишь, по рукам ударим и серебро я ваше принесу и передам. Людям по гривне, тебе – две. Но тут много людей-то, я думаю, не понадобится, – двое, трое.

Блискун, человек живой и разговорчивый, провел Лиса по всей дороге от Олеговой горы до Святой, показал издали оба княжеских двора, рассказал, как Эльга, старшая княгиня, семь лет назад выбрала для сына жену, а себе поставила новый двор, куда и съехала, оставив молодых полными хозяевами на старом, еще Олегом Вещим поставленном княжьем дворе. Показал, где по преданию жил Аскольд – тот князь руси, что первым повел воевать греков, но это было так давно, что живых памятухов^[12] уже не сыскать.

Как бы между делом остановились перед мостом и осмотрели княжьи клети – сюда сподручно возить с подольской пристани разный товар. Лис согласился: на высоком берегу те стоят удобно, можно сделать удачный выстрел. Обошли кругом, все осмотрели.

– Лучше всего – с крыши, – заметил Лис. – Там кровли как – надежные? Человека выдержат?

– Вот это я не ведаю, не лазил! – Блискун покачал головой. – Болве скажу, пусть он разбирается.

– Двоих посадить на крышу с луками, отстреляться издали – нам же убивать никого не надо? – Лис метнул на Блискуна вопросительный взгляд. – А потом вниз, и живо уходить вон за те дворы. Вон туда в кусты, и если за кустами будут лошади…

– Там дальше целый бор, по нему далеко уйти можно, – согласился Блискун.

– Тогда так и порешим. Пусть Болва серебро несет.

На этом они распрощались, Блискун ушел в сторону Киевой горы, а Лис решил еще пройтись по Подолу. Думал, не зайти ли к вдове брата, Клина; тот был кузнецом и все эти пятнадцать лет, покинув землю Деревскую, жил в Киеве. Две зимы назад киевские купцы привезли в подворье Святого Маманта весть о смерти Клина, и Лис передавал с ними серебра для осиротевшей семьи. Приехав в Киев, дважды побывал у них, но еще не решил, стоит ли оставаться в Киеве, при единственной родне, или все же убраться подальше, где ничто не напоминает о прошлом.

И вдруг… Спокойно идя по дороге, Лис провалился в то самое прошлое, от которого хотел уйти. Ему навстречу шагом, чтобы не задеть пешеходов, всяких баб с козами и лукошками, ехал Свенельдов сын Мистина – именно такой, каким он был в то памятное лето. Молодой, еще почти без морщин, светло-русые полудлинные волосы увязаны в хвост…

Лис остановился, стиснул зубы, сглотнул. Среди бела дня, на оживленной дороге близ торга повстречать блазня!

Блазень повернул голову, увидел Лиса… вздернул брови… Придержал коня, вгляделся… Что-то было не так, не так с его глазами… И он тоже его видит! Потом блазень улыбнулся и направил коня к Лису.

– Лис! Это ты! Вот это встретились! Узнаешь меня? Я – Лют Свенельдич.

От облегчения пробрала дрожь – Лис опомнился. Ну, конечно, это Лют! Младший Свенельдов сын. Сейчас он примерно в тех годах, что был Мистина в год смерти отца, нет, даже моложе. Но сам Лют, когда Лис в последний раз его видел, был отроком семнадцати лет, а теперь вон как возмужал, и сходство со старшим братом еще усилилось – с тем, пятнадцатилетней давности. Только глаза у них разного цвета: у Мистины серые, как у матери, а у Люта цвета желудя, как у отца.

Сойдя с коня, Лют небрежно бросил повод – его тут же подхватил один из двух следовавших за ним всадников, явно бережатых, – и подошел к Лису, протягивая руку. На лице его сияла широкая искренняя улыбка.

– Ну ты… – Лис хотел сказал «ты вырос», но мужчине около тридцати лет такое говорить неловко. – Итить-колотить, совсем боярином стал!

– Так мы в Киеве не из последних! – Лют засмеялся, пожимая ему руку и похлопывая по плечу. – Мне Мистиша говорил, что ты здесь, приехал, пока мы еще в Хольмгарде были, я уж думал тебя сыскать…

Лют жил при отце все те годы, что Свенельд провел в земле Деревской. Лис видел, как он растет и из мальчонки превращается в отрока, сам учил его обращаться с оружием, сперва деревянным, а потом и настоящим. Особого воспитателя, как полагается сыновьям знатных людей, у Люта не было: он родился от рабыни и свободу получил только со смертью отца. Мистина, сын знатной матери и законной жены, мог бы вовсе выгнать его со двора – по закону сыну рабыни никакого наследства не полагалось, – но по одежде, оружию, повадкам, по хорошему коню в дорогой сбруе, по двоим хирдманам-бережатым сразу было видно, что Мистина приблизил сводного брата к себе на полных правах родича. То страшное лето Лют провел в Царьграде, со Свенельдовыми товарами, а вернулся, когда отец его уже был мертв, и князь Ингвар мертв, а Лис давно исчез, собираясь искать себе доли где-нибудь подальше от Руси. До нынешнего дня они не виделись, да едва и вспоминали друг о друге, но теперь Лют, ничего худого о Лисе не знавший, был искренне рад. Да и тот ощущал тепло на сердце при виде этого лица, напоминавшего о молодости в сильной дружине знатного вождя, когда все еще было хорошо. В те годы они были очень самоуверенными – Лис, Клин, Ольтур, Кислый, Хадди, Болва – тогда тот еще носил свое настоящее имя, Бьольв сын Гисмунда, – а тем более старики: Ашвид, Сигге Сакс, Эллиди. Они чувствовали себя полными хозяевами земли Деревской и ждали, что дальше будет еще лучше. Ну и зарвались, нарушив первый завет сбережения удачи.

– Давай хоть поговорим! – Лют отвел Лиса чуть дальше от дороги, где их никто не мог бы задеть. – Мистиша говорил, ты к нам приходил два раза – чего больше-то не заходишь? Мы с ним одним двором живем, у меня там жены, дети. – Он засмеялся, радуясь, что ему есть чем похвастаться. – И Соколина пока при нас, со всем своим выводком. Я в отцовой старой избе живу. Жена-красавица, княжеского рода. Мистиша только сейчас один – его жена уехала к себе в родные края, моя Величана одна за всех хозяйничает.

Величану Лис видел – она-то оставалась дома и принимала гостей, пока Лют был на севере. Даже было думал, что это новая жена самого Мистины, сменившая знакомую ему Уту, – такая была бы и князю впору.

Слушая Люта, Лис бросил быстрый взгляд по сторонам. Болва предупреждал, что ему ни в коем случае нельзя являться на Свенельдов двор и показывать, что у него есть какие-то дела с Мистиной. Тогда и Люту не надо бы стоять с ним на виду у всего Подола и Киевой горы! Его, что ли, не предупредили?

– Ты Болву-то видел? – спросил тем временем Лют. – То есть Бьольва. Он тоже здесь, на Олеговой горе живет. Женился тоже – давно уже.

– Виделся я с Бьольвом. Он мне все рассказал, – с намеком сказал Лис, надеясь, что Лют опомнится.

Или младший брат воеводы в это дело не посвящен? Одно дело – дорогой кафтан, серебряная гривна и хороший конь, но полное доверие – другое.

Но нет – лицо Люта сразу омрачилось, улыбка исчезла, глубоко посаженные глаза сердито сузились.

– И что ты об этом думаешь?

– Думаю… – Лис поколебался, не желая сказать слишком много, – что такой большой человек может себе позволить… усмирять своих врагов так, как считает нужным.

– Вот как? – Лют бросил на него ожесточенный взгляд, его дружелюбное оживление угасло. – Ничего себе! Это был внук твоего прежнего господина, и его убийство ты считаешь дозволенным? Как мелкая шалость, того коня в корягу!

– Какое убийство? – У Лиса мороз пробежал по хребту от ощущения опасной лжи. – Он сказал, пара стрел мимо, бережатому руку оцарапа…

– Оцарапали! Они убили и самого Улеба, и двоих бережатых, Гисли и Рауда! Ты бы видел… Я видел тела прямо на месте, при мне их подняли, когда осмотрели. Улеб лежал в воде, он был изрублен, как… как… – Лицо Люта исказилось от ярости. – Эти бешенцы его рубили в три меча, уже упавшего! Там было такое месиво… меня чуть не вывернуло, а я с семнадцати лет повидал… Его хоронили, голову в плащ завернули, показывать было невозможно!

– А Бьольв… – начал Лис, уже поняв, что Лют говорит о каком-то совсем другом деле.

– Этого придурка там вроде бы не было. Хотя тролль его знает. Игмор с двумя братьями, еще там кое-кто – всего их было семеро, этих угрызков. Ты их не знал, они в твое время еще мальцами были. Это все сыновья Ингваровых старых хирдманов.

– А Улеб… это старший сын Мистины?

– Ну да! Чего там Болва тебе наболтал, я не знаю, это он своих выгораживает. Хотя ему-то хорошо, лучше всех: как Игморова братия сгинула, он теперь у князя первый человек, ётуна мать.

– Кто?

– Да Болва! Бьольв наш. Он с того самого лета в гридях был, от Ингвара к Святославу перешел, женился там же, на Хрольвовой дочери, чтобы совсем уж своим стать и прошлое все загладить. И Святослав их выгораживает: дескать, никто не знает, как там все было, Улеб с двумя парнями сам себя зарубил в три меча, а Игмора с братией водяницы увели.

– Да… – осторожно согласился Лис. – Бьольв мне туману напустил, я ничего не понял… Но раз уж мы с тобой так удачно встретились, может, ты мне расскажешь толком, как все было на самом деле?

Успокоившись, Лют охотно принялся рассказывать. Лучше него никто и не знал подробностей этого дела, разве что Малфа, которая тогда разбудила его на заре и рассказал, что его племянник убит. Он видел тела, как они лежали на месте гибели, видел пятна крови и следы на траве и песке. Лис внимательно выслушал, но о Болве и своих разговорах с ним не упомянул ни словом. Он еще слишком мало знал, чтобы делать выводы и что-то решать, но уже было совершенно ясно: его пытались использовать в чужой игре, завязав ему глаза. Болва от имени Мистины посулил ему серебро за выстрелы в кого-то, но еще не сказал в кого. А теперь выясняется вдруг, что Мистину и самого князя Святослава разделяет – или связывает? – кровная вражда и обязанность кровной мести. И его, Лиса, с его людьми пытаются засунуть в самую середину этого смертоносного вихря.

Мысль его лихорадочно работала. О найме Лют не упомянул ни словом. Не знает? Забыл? Но Болва не рассказал о самом важном в нынешних киевских делах, и это уже о многом говорило. Прежде чем делать любые дальнейшие шаги, надо разобраться получше.

Убедившись, что добавить к делу Лют ничего не может, Лис распрощался с ним. Лют звал его заходить на Свенельдов двор в любой вечер, обещал пива и мяса, и он пообещал зайти, но дня не назвал. Сперва требовалось обдумать уже известное.

Итак, думал Лис, оставшись в одиночестве на дороге и глядя вслед троим всадникам, Бьольв от имени Мистины нанимает нас кого-то «напугать». И выходит, что этим кем-то может оказаться сам князь. Хорошо, если кто-то из его сторонников. Но если он сам… тогда это дело вполне может оказаться из тех, где исполнителей в живых не оставляют. Это нам велено стрелять мимо. Если в то же самое время кто-то другой выстрелит точно… а виноваты окажемся мы… Таинственность, с которой все обставлено, говорит о чем-то подобном.

Лис еще раз оглядел дорогу, берега Глубочицы с мостками, где бабы стирают, мост и ряд пустых клетей. Это место – на дороге от одного княжеского двора до другого, а заодно и к главному местному святилищу. Еще одно указание на возможную цель.

Пожалуй, имеет смысл посадить человека в неприметном месте и посмотреть, кто на самом деле имеет обыкновение ездить через этот мост…