Он

Долгие годы пути до вершины. В стеклянных гранях стакана хлюпает Blue label. Шестидесятый этаж башни Федерация. Вопреки всем представлениям, обзор на ночной город здесь зачастую покрыт туманами непроглядного смога. Его пирамида удалась, но что толку, когда пусто внутри? Единственный шанс почувствовать себя хоть немного живым ‒ заливать виски, не подпуская воспоминаний о прошлом. Перечитал письмо в третий раз, смял. Чиркнул зажигалкой. Пламя жадно поглотило клочок бумаги. Но не его память.

– К вам гости, встречайте.

Он готов к этому, он сам намеренно шёл к такому исходу. Через десять минут сотрудники преодолеют в лифте расстояние от земли до его Небесного рая. В квартире начнутся маски-шоу с поиском улик и доказательств, его увезут.

Какой смысл отпираться в том, что нарушил устав, если её больше не будет рядом? С тоской посмотрел на башню Нового Света, с теплом ‒ на своды гранитного моста и сталинки. Его увезут в неизвестном направлении. В неизвестном для других, для себя он имел представление. Предстоят долгие допросы и попытки уличить его во лжи. Всё это в поисках «Объекта», за которым он должен был наблюдать и играть в любовь, ради удержания в нужных маршрутах.

Тесная комната, стол, тусклый свет лампы.

– Где Объект? ― вопрошающий взгляд безжалостного палача сверлит душу.

– Я не знаю, она исчезла! ― мужчина уверенно смотрит в глаза собеседнику.

– Бумаги подписывай!

Перед ним в тонкой папке ‒ ряд формальностей, после которых, даже если он останется жив, всё его достижения и приобретения – больше не его. Главное, щемящее впервые за много лет ощущение. Он совершил важный поступок ‒ не предал себя.

Холодно, босые ступни высоко от пола. Не даёт упасть от бессилия тепло в сердце, то самое, как раньше, в детстве, когда с друзьями бежали по полю за воздушным змеем. Вот она – свобода. Из всей этой системы, всосавшей его глубоко беззубым ртом старой старухи, «Объект» не обманула. Да, будут бить и пытать. Но он ощутит вновь забытые чувства. Боль телесную, живые эмоции и себя. Того, давно забытого. Как хочется снова бежать по полю, ловить ветер, слышать смех своих друзей! Андрюха, Коля, Макс…

Когда-нибудь, у него будет шанс найти её снова. Но только после того, как он выживет и избавится от хвостов.

«Надеюсь, ты уже далеко». Ещё немного, и отключка сознания, но эти «немного» он жив. Не как биоробот, не как трансформер, как тот, обычный парень из маленького посёлка.

В комнату заходит мужчина средних лет с двумя пластиковыми стаканами в руках.

– Давай просто поговорим. Кофе тебе взял, ― пытаясь сыграть в доброжелательного покровителя, садится напротив.

– Спасибо, ― опухшая после допроса щека делает улыбку Мирона жалкой гримасой.

– Серьезно тебя зацепило,… ― пристально глядя в заплывшие от отека глаза, отвечает собеседник.

– С лестницы упал.

– С шестидесятого этажа ты рухнул. Если сейчас не поможешь нам, вернуться туда не получится. Ты же адекватный, ― скулы собеседника напрягались. ― Тебя предупреждали: объект опасен и оказывает влияние на подсознание.

– Я не знаю где она. Просто исчезла, ― Мирон уверенно повторил свои слова.

– Ты понимаешь, я не могу тебе помочь. Зачем ты влез? Всё же шло по плану.

– Спасибо за кофе, рад был увидеть.

Глоток обжигает горло, но он рад этому. Снова жив. Мирон наслаждается своей болью. Наслаждается теплотой внутри. Она теперь свободна.

– Мирон! ― голос собеседника звенит в ушах грохочущим набатом. Ещё немного и снова нависнут взрывной волной синдромы контузии.

– Вы же сами говорили, она марсианка, ищите там.… ― перед потерей сознания в памяти только кофе, обжигающий лицо, из смятого при падении пластикового стаканчика.

Тайны Красной Планеты. Высшая Власть.

В глубоком сне он вспоминает её улыбку, беседы о флаге: ― «Голубой должен быть наверху, а разделили битвы красных с белыми». Вот у него и был голубой наверху. В стакане плескался в Федерации. Забавная она всё-таки, эта странная сумасшедшая. С копной непослушных волос, пахнущих полем из детства, с глазами, цвета майской травы. С улыбкой, ради которой он придумывал всегда новые истории. С бледной кожей, на которой проступал румянец каждый раз, когда он прикасался к ней. Его звали Мирон. Она его называла ‒ Мир. В этих буквах для него слились вся боль и отчаяние от невозможности быть её миром. От предательства и неизбежности.

Если Ангелы действительно существуют, отдал бы всё за то, чтобы она взяла его за руку и забрала с собой в тот дивный мир, о котором говорили ночами, где тихий шёпот по утрам и больше нет кошмаров пережитой войны во снах.

Сотрудник подошёл ближе к обездвиженному телу. Похлопал его по щекам. Постучал кулаком в металлическую дверь.

– Уносите!

Она. Полгода назад

Весеннее солнце игриво преломлялось в гранях стеклянной вазы. Солнечные зайчики прыгали по стене. Напротив меня женщина средних лет, невысокого роста, пронзительным взглядом всматривается в мои реакции на беседу. Елена – психолог, проводит со мной сеансы, на которых я рассказываю ей всякую ерунду. Она пытается местами анализировать мои истории, но чаще всё заканчивается её недовольством. По её мнению, я убегаю и прячусь от откровенности. От собственных мыслей, от эмоций, от предметного разговора о том, что же меня беспокоит и почему я решила, что терапия мне нужна.

– Что вы сегодня чувствуете? ― строго спрашивает она, стараясь удержать моё внимание.

– Мне сегодня хорошо: светит солнце, ― продолжаю наблюдать за игрой света на стене.

– А почему для вас это так важно? ― пытаясь вытащить меня из моих мыслей, спрашивает она.

– Не знаю. Может же человеку быть просто хорошо от того, что светит солнце в окно.

– А было ли у вас такое, чтобы солнца не было видно? ― голос Елены становится мягче.

Ищу ответ. Внутри меня нить связи с реальностью обрывается щелчком, создав вакуум внутри. Темнота окутывает комнату, в тишине мыслей отчётливо слышны только капли воды.

Елена сосредоточенно смотрит на меня. Заметив мои слёзы, спрашивает.

– Анна, где вы сейчас находитесь? ― интонация меняется.

– Не знаю. Темно, только капли слышно.

– Какие капли? Обо что они стучат? Осмотритесь.

– Стекают через крышу на землю, ― пытаясь понять, что происходит, отвечаю я.

– Вы можете встать и включить свет там?

– Нет, у меня руки скованны! ― панический страх поглощает сознание.

Капли продолжают стучать монотонно, погружая в транс.

– Вы там одна? ― Елена старается не оставлять меня наедине с воспоминаниями.

– Да, я жду его.

– Кого? ― строгий голос.

– Когда он приходит, открывается дверь, оттуда проникает немного света. Его образ в лучах искрится.

– Кто он?

– Не знаю, но я люблю, когда он приходит. Он приносит еду в железной миске, и его руки для меня как жизнь. Сильные, крепкие, без перчаток. Иногда он гладит меня и прижимает к себе.

– Вы видели его лицо? ― психолог старается не дать мне уйти глубоко в болезненные воспоминания.

– Мне нельзя смотреть на него.

– Как вы там оказались?

– Не знаю, но его долго нет, ― внутри меня волнение достигает пика.

– Что произошло? ― заметив мои переживания, уточняет Елена.

– Он не пришёл, я умерла.

– Вам сейчас нужно умереть там. Представить, как вы покидаете тело. Этого больше нет. Вы здесь и сейчас, ― Елена выводит меня из подвала памяти. ― Отпустите то тело. Оно уже не ваше.

Яркий свет солнца обнимает меня радостью настоящего дня.

– Что это было? ― удивлённо спрашиваю я.

– Возможно, просто воспоминания вашего подсознания. А что с тем мужчиной?

– Не знаю, но я его не боялась,… ― задумавшись, пыталась найти ответ. ― Любила.

– Любить того, кто держит в подвале? Это же нездоровая любовь! ― психолог смотрит на меня с ужасом в глазах.

– Я же не знаю, что было до!

– Не важно, не может быть такой любви. Это не любовь. Это другое, ― Елена подает мне стакан воды.

– Что? ― спрашиваю её я, не успев отойти от шока сеанса.

– Стокгольмский синдром. Видимо, это то, с чем нам придётся работать. Ваши отношения предыдущие, о которых вы говорили, они в разной степени все напоминают этот сюжет. Вы словно ищите ту любовь, пережитую когда-то, наделяя мужчину ролью палача.

– Он не палач! ― возмущаюсь я в ответ, не ожидая от себя такой реакции.

– А кто?

– Он – спаситель.

– Хорошо, кого он спасает?

– Не знаю и не хочу к этому возвращаться.

– Анна, давайте с вами просто договоримся, Любовь – это совсем другое чувство. Мужчина не должен вас удерживать на цепи, чтобы вы чувствовали заботу о себе.

– Что, если мои перепады настроения – это чувство, что он есть где-то? Моя вторая половинка. Он занят чем-то важным, и когда ему нужна энергия, он думает обо мне?

– Что за половинка? Люди рождаются целыми. У вас свой запас энергии на ваши задачи. У него – свой, ― Елена возмущена. ― Это какая-то душевная инвалидность. То, что вы описываете.

– А если он что-то очень-очень важное делает, ― слова, словно сами выпрыгивают из меня.

– Анечка, даже с законным супругом женщине необходимо хранить свой очаг. Мужчина ‒ добытчик приносит что-то, а не тянет из очага в важные задачи. Иначе это не муж, а вор. Наконец-таки мы с вами хоть к чему-то пришли.

– Я бы не хотела повторять это снова.

– Что чувствуете? ― психолог обеспокоена ситуацией.

– Сначала было легко и хорошо, а теперь грустно.

– Почему?

– У меня отняли любовь.

– Любовь не заключается в другом человеке, ищите её в себе. Она там, внутри вашего сердца, просит проснуться, ― Елена всё так же пристально вглядывается в мои глаза. ― Что там еще осталось?

– Если я найду любовь к себе, тогда зачем мне мужчина? ― обиженно делаю вывод.

Елена громко рассмеялась.

– Из крайности в крайность, ― внесла записи в свой блокнот, завершила приём. ― На сегодня это всё. Ваше бессознательное само найдёт ответы на вопросы, которые тут были. Мы хорошо поработали.

Дождавшись, когда я покину помещение, Елена достала свой смартфон из сумки. Покрутив его в раздумьях в руках, отложила в сторону. Ещё раз пересмотрела записи в блокноте. Налила себе воды. Решительно взяла смартфон снова.

– Добрый день! Я нашла её.

– Через час буду.

Он

Пробки большого города. Как же он соскучился по родным просторам! Вокруг с шумом и гарью выхлопных газов суетились автомобили, в попытке разъехаться. Конечно, кто бы сомневался? За рулём ‒ женщина, ‒ отметил он про себя, наблюдая за ситуацией. Посмотрел на часы. Если дело так пойдет и дальше, из-за этой «тупой курицы» он опоздает. Нервно открыл дверь своей машины, направился в сторону красного внедорожника. Жестом показал девушке необходимость опустить стекло.

– Девушка, позвольте мне вам помочь, я опаздываю.

– А, ох, да, конечно, а то я совсем не понимаю, как на этом перекрёстке разъехаться. А вокруг все такие злые: сигналят, орут. Никакого понимания. Вы ‒ настоящий мужчина, ― щебетала она, не умолкая, сойдя на асфальт каблуками своих ботфортов. ― Я же недавно права получила.

Он, пытаясь не произнести: «Заткнись!» ― сел за руль, отъехав с проезжей части в сторону. Она засеменила за машиной.

– На каблуках не стоит за рулём ездить! ― хлопнув дверью, прорычал он.

Дорога была свободна. Почти научился контролировать себя в таких ситуациях и не взрываться. Но это давалось ему непросто. Сел за руль своего авто, достал из бардачка концентрат от похмельного синдрома. Только бы голова не начала болеть. В обычные дни Мирон мог спокойно приезжать на работу в удобное для него время, объясняя это занятостью на территории. Но сегодня внеплановое совещание.

– Пётр Сергеевич, можно?

– Да, входи.

– Мирон, ты у нас вроде как сейчас свободен, у нас новый «Объект», займись разработкой, по мере возможности, степень сближения максимальная.

– Инициированная?

– Пока чистая, осведомитель привела.

– Страшная? ― Мирон с подозрением посмотрел на начальника.

– С лица воды не пить, подушкой прикроешь. Не видел ещё. А ну дыхни.

– Пётр Сергеевич! ― подчинённый отшагнул назад.

– Иди, отсыпайся, вот материалы. Вечером решишь, что с этим делать.

– Я думал, вас за имя Апостолом называют, оказывается за милосердие и сострадание к ближнему.

– Иди уже!

Мирон положил папку с материалами на переднее сидение, сжимая в руке стакан с горячим капучино. Включил радио. «Пожалуйста, не умирай, или мне придется тоже. Ты конечно сразу в рай, а я не думаю что тоже», ‒ заиграла песня Земфиры. Погрузился в воспоминания: эта песня играла в военном госпитале, когда он очнулся после контузии. Тогда тоже была весна, и что-то, словно мягкой рукой, пробудило его ото сна.

Он любил этот сон с детства: когда в его жизни происходили сложные ситуации, ему являлась девушка. Он не видел никогда её лица. Подходила к нему сзади, гладила по волосам и обнимала крепко, смеясь. В этом сне он ощущал состояние неземного счастья и лёгкости. Порой ему казалось, что он узнает её смех из миллиона. Чем дольше он искал её, тем сложней и печальней было воспринимать реальность. На его шутку каждая новая пассия смеялась по-другому. Не тот смех. Никто из девушек не понимал, почему Мирон исчезал внезапно, когда в отношениях всё шло гладко. А он осознавал, что надежда на поиск девушки из сна тает, как иллюзия, бесследно.

Проснулся вечером, открыл папку. Ознакомился с делом. «Ведьма» ‒ поставил пометку у себя на листке рядом. «Руки, свет» ― продолжил писать он. «Вода». В голове чётко прорисовался план операции. Дождливый день, свет фар, он подает ей руку, чтобы подняться. Надо устроить встречу, чтобы она упала или… обронила пакеты. Скорей всего возле магазина. Нарисовал схематически. Нужен кто-то на электросамокате, кто толкнёт. Нет, так нельзя: картинка будет другая. Из магазина слишком яркий свет. Она не заметит свет от фар из-за его спины. Это должно быть в переулке, где темно. Чтобы объект увидела световой коридор.

Она с зонтом, логично. Проще пакет выбить из рук. Посмотрим, где вы, мадам живёте. «Анна Игоревна Соколова». В базе данных забил поиск. Результат поиска: женщина семидесяти лет.

Мирон нервно открутил крышку виски, кинул льда в стакан. «В смысле максимальное сближение?» ‒ налил виски. Сделал глоток. Отошёл от монитора. Отпил ещё виски. Присмотрелся к фото. «Допустим, у неё есть очаровательная бородавка на подбородке», а что ‒ нюанс. Глотнул ещё. «Глаза красивые» ― были лет сорок назад. Каким образом он может максимально сблизиться с ней? А если при попытке выбить у неё пакеты она упадёт неудачно? Тогда на роль возлюбленного скорее медбрат из скорой пойдёт в свете фар. «Да ну, нет!» ― произнёс он вслух.

– Пётр Сергеевич, добрый вечер. Я тут с материалом ознакомился, какое максимальное сближение, ей семьдесят лет.

– Подожди, ты папку со стола взял?

– Вы же сами мне её дали.

– Мне принесли, я даже не посмотрел. Сейчас попробую выяснить. Перезвоню.

Мирон залпом допил виски, громко стукнув стаканом по столу. «Простите, Анна Игоревна, но большой и чистой любви дать вам не смогу». Закрыл файл с изображением женщины, продолжил читать записи психолога.

– Мирон, там ошибка, мы пробили по адресу: квартира сдаётся в аренду. Хозяйка ‒ пожилая женщина, объект – снимает жильё. Завтра участкового с проверкой документов отправим: выясним личность.

– Сердечно признателен, ― выдохнул с облегчением.

– А ты, что? ― Апостол выдержал паузу. ― Реально смог бы с семидесятилетней? Нам таких сотрудников не хватает.

– Пётр Сергеевич, что вы! Я не до такой степени профи, только после вас.

– После меня обычно мало что остаётся. В этом деле у нас Прохор спец, ― рассмеялся начальник. ― Адрес верный. Ты сегодня прокатись туда, разведай обстановку. Завтра данные будут.

Открыл папку, посмотрел в окно. Адрес оказывается совсем близко. Можно прогуляться пешком. Минуя своды гранитного моста, оказался на другом берегу реки. Закрытые дворы вносили коррективы в его операцию. Проспект, на котором нет доступа к подъездам или к магазину на машине: тротуары везде.

Рассматривая окрестности, рисовал возможные места пересечения маршрутов и точки. Как-то не по его желанию с самого начала складывается ситуация. Даже до инициации ведьма уже достаточно сильна, чтобы не дать возможности подступиться к себе. Надо успеть перехватить её до того момента, когда начнёт просыпаться и почувствует свою силу.