Дом музыки

Анна ехала в вагоне метро. Пассажиры заинтересованно разглядывали её, читающую томик Ремарка. Утончённые черты лица, хрупкие запястья. Длинные пальцы, перелистывающие аккуратно страницы. Золотистые волосы, завитые в крупные локоны, под чёрным пиджаком ‒ платье-футляр нежного бежевого оттенка, чёрные балетки лодочки. Жемчужное ожерелье на шее переливалось перламутром в свете ламп. Она, словно явилась этому миру из какой-то другой реальности. Движения девушки, плавные, с кошачьей грацией, взмахи ресниц ‒ всё подчёркивало отрешённость от суеты подземки. Стоило Анне отвлечься от чтения, мужчины стеснительно отводили взгляд. Все ждали, когда она, доехав до своей станции, встанет и направится к выходу, тогда они детально рассмотрят таинственную незнакомку и сохранят в памяти её образ. Будто мимолетное виденье, девушка закрыла книгу, убрала в сумку, покинула вагон, оставив за собой ненавязчивый шлейф аромата воздушной свежести.

Тёплый весенний вечер располагал к прогулке по набережной. Анна, уставшая от недельного заточения дома, после травмы ноги, предусмотрительно отказалась от обуви на каблуке, в надежде, что пешая нагрузка не причинит ей болезненные ощущения. Перед ней ‒ хрустальный ларец невероятных размеров, увенчанный на куполе вращающимся золотым скрипичным ключом. Остановилась, замерла, рассматривая архитектурный ансамбль. Десятиэтажное прозрачное здание манило к себе предвкушением наслаждения от выступления симфонического оркестра. Девушка чувствовала себя на своей волне, это приносило ей трепетное ощущение радости и гармонии. Миновав суету на входе, созерцая красоты внутреннего убранства, направилась в сторону зала, указанного в электронном билете.

Пётр Сергеевич, смущённый новыми ощущениями от роли наблюдателя, расположился в кресле. Его мало привлекала возможность рассмотреть помещение: стены, оббитые лиственницей, духовые трубы органа, потолок в форме ракушки с чередой источников света. Он сосредоточенно смотрел на входящих зрителей, в предвкушении реализации своего таланта режиссёра немого кино. Анну узнал сразу, магнетизм девушки не позволял ему отвести взгляд от её движений. Изысканность манер, осанка, аура, переливающаяся разными цветами, вокруг неё, удивила его радиусом. Он превышал положенные три метра, откидывая своё излучение на значительно большее расстояние. «Засветилась»! ― подумал Апостол. Возникло желание закрыть от всех этот невероятный ореол, спрятать, чтобы не растащили, не прикоснулись. За время изоляции Объект успела не только восстановиться от травмы, но и наполниться энергией. Чем ближе девушка приближалась к своему месту, сигнал о защите и заботе усиливался, вызывая в мужчине разочарование: он уже недостаточно привлекателен, чтобы лично дать ей это. Откуда эти мысли, если план иной? Разозлившись на то, что волна девушки сбивает его с режима следования цели, Петр написал сообщение Вадиму: «Будешь садиться, зацепи её портфелем». Мужчине было важно пронаблюдать, как отреагирует Анна на провокационную ситуацию, если вытащить её из зоны комфорта. Ему необходимо было подтверждение версии о том, что она опасна для окружающих.

Вадим появился в зале после первого звонка. В очках, с портфелем, рубашка застёгнута по самое горло, клетчатый галстук на крепкой шее сотрудника смотрелся нелепо, словно удавка, туго обвивающая ворот рубашки, абсолютно не подходящая по цвету к его стилю. С коричневыми брюками, обтягивающими его пухлые ягодицы, выглядело всё это нелепо. Апостол понимал, что дал команду соответствовать образу ботаника, но то, что предстало перед ним, мягко говоря, скорее напоминало клоуна из цирка, который в любой момент достанет платок из нагрудного кармана рубашки и будет лить струями слёзы, с целью развеселить зал. Каким образом Вадим планировал привлечь внимание девушки в таком виде? Сотрудник, пробираясь спиной к зрителям, через тесный ряд кресел, нарушил важное правило этикета ‒ не поворачиваться задницей к сидящим. Пётр Сергеевич понимал, что Анна уже обратила на это внимание, теперь играть с ней в ценителя классической музыки у Вадима при всём желании не выйдет. Он уже допустил непростительный ляп. В завершении своего проступка, толстозадый стукнул Анну портфелем по плечу. Апостол внимательно рассматривал игру цвета в ореоле, но ничего не изменилось. Она не среагировала на воздействие, подав знак, что ей свойственна глубокая интровертность, непоколебимая и очаровать её, увлекая на своё поле, после череды ошибок, у Вадима шансов нет.

– Извините, не сильно задел? ― Вадим обратился к девушке.

– Не сильно, ― строгой интонацией прервала Анна желание мужчины к беседам.

После третьего звонка свет в зале выключился. Первые аккорды музыки наполнили зал. Анна, словно зачарованная, прониклась атмосферой единения с искусством. Вадим, развалившись в кресле, широко расставил локти на два подлокотника, чем доставил неудобство рядом сидящим. Пётр Сергеевич рассматривал излучение Анны, в попытке найти хоть какую-то зацепку для обвинений, но всё было тщетно. Не совсем понятно, что вызвало в нём нежные чувства: концертный зал, нахождение в ореоле Анны или мелодии, звучащие вокруг. Но через двадцать минут Апостол ощутил, как что-то тяжёлое словно вытягивается из него воронкой, покидая тело, он чувствовал нутром, его оставляют привычные силы. Он превращается в мягкотелого, покладистого мужчину. Внутренне это развило саботаж подсознания, будто дикого зверя заманили в капкан.

Другая мысль смущала его ещё больше ‒ операция провалена, девушка не подпустит к себе. Его обволакивал страх признаться себе ‒ Анна может стать первой, кто за годы его опыта так и останется нераспознанным Объектом. «Марсианка, сука»! ― промелькнула мысль, поддёрнув самолюбие мужчины разрядом тока от укора, что ещё больше усилило в нём желание сблизиться, откачать энергию и оставить девушку в рамках поля, где шансов на развитие личности почти нет. Петру уже неважно было отсутствие доказательств, он упивался своими представлениями о планах мести за свой внешний вид. Даже если он выпотрошит эмоционально эту куклу, с целью собственного восстановления, в любом случае, его деяния будут гораздо продуктивней от полученного ресурса. Он сопротивлялся своему волнению. Посмотрел на часы в ожидании окончания первого акта. Поймал себя на мысли, что истощён и коньяк в буфете не поможет. Он уйдёт раньше, не дождавшись окончания концерта.