– В «Зеленого человека». Это паб у подножия скал залива Святой Екатерины. У нас последний шанс туда попасть: на той неделе они закрываются. Хозяину надоело, что их постоянно обстреливают. Причем, заметь, не немцы: это наши ребята стреляют по кромке воды, где галька начинается, и дырявят вывеску паба. Каждый раз перед возвращением домой с задания напоследок так делают – на удачу.

– Могу поспорить, они от неиспользованных боеприпасов избавляются.

– В общем, ориентир я тебе дала, будешь штурманом. Находишь берег, потом двигаешься к югу, легче легкого! Можешь пользоваться моим компасом. А если у тебя ничего не выйдет, боюсь, на ужин тебе светит только банка холодной фасоли…

– Так нечестно! Мне на дежурство заступать в одиннадцать вечера!

Мэдди закатила глаза.

– С ума сойти, выходит, у нас всего-то около пятнадцати часов на десятимильную велосипедную поездку! Зато у меня будет возможность закончить рассказ о своих страхах. – Она начала привязывать полы серой мужской шинели к щиколоткам, чтобы они не попали в цепь.

– Надеюсь, у тебя есть консервный нож, – обреченно пробормотала Королевна, тоже облачаясь в шинель. – И ложка тоже.

Поразительно, до чего мирным стал выглядеть промокший от дождя сельский Кент, стоило им провести десять минут в пути, крутя педали прочь от авиабазы Мейдсенд. Хотя время от времени они проезжали мимо бетонной огневой точки или наблюдательной вышки, в основном путь лежал среди меловых холмов и полей, зеленых от турнепса и картофеля. Миля за милей тянулись фруктовые сады.

– Могла бы и зонтик прихватить, – попеняла подруге Королевна.

– Я его для следующего налета берегу.

Девушки добрались до перекрестка. Там не было ни единого дорожного указателя: их убрали или закрасили, чтобы сбить с толку врага на случай, если в результате операции «Морской лев» гитлеровские войска двинутся в глубь острова.

– Не имею ни малейшего понятия, где мы, – простонала Королевна. Велосипед механика был ей так велик, что она не могла сидеть в седле; приходилось крутить педали стоя. Казалось, она вот-вот свалится или утонет в своей громадной шинели. У нее был возмущенный и смятенный вид мокрой кошки.

– Воспользуйся компасом. Продолжай двигаться на восток, пока не доберешься до моря. Представь, – Мэдди попыталась вдохновить подругу, – представь, например, что ты немецкая шпионка. Тебя сбросили сюда с парашютом. Нужно найти связного, который ждет в легендарном пабе контрабандистов возле моря, и если тебя поймают…

Королевна бросила на Мэдди странный взгляд из-под полей пластиковой шляпы от дождя (такие продают за полпенни в крошечных картонных коробках с цветочками). В этом взгляде были вызов, бунт и волнение. А еще по нему стало ясно, что Королевну посетило некое озарение. Она пригнулась к рулю велосипеда и рванула с места, яростно крутя педали.

На гребне невысокого холма девушка отшвырнула велосипед, достойным косули прыжком метнулась вверх по узкой лощине и уже довольно высоко вскарабкалась на дерево, когда Мэдди наконец сообразила, что происходит.

– Прекрати, чокнутая! Слезай, ты вся промокнешь! Ты же в униформе!

– Von hier aus kann ich das Meer sehen, – провозгласила Королевна. По-немецки это означает «отсюда мне видно море». (Ну я и дурочка! Конечно, вы и так поняли.)

– Замолчи! Совсем с ума сошла! – яростно бранила ее Мэдди. – Что ты делаешь?

– Ich bin eine Agentin der Nazis, – объяснила Королевна. – Zum Meer geht es da lang^[15].

– Из-за тебя нас обеих застрелят!

Королевна задумалась. Посмотрела на затянутое тучами небо, на яблоневый сад под непрерывным дождем, на пустую дорогу. Потом пожала плечами и сказала по-английски:

– Вряд ли.

– «Неосторожные слова могут стоить жизней», – процитировала Мэдди агитационный плакат.

Королевна так расхохоталась, что неуклюже сверзилась со своей ветки на другую, более низкую, порвав в процессе шинель.

– Чья бы корова мычала, Мэдди Бродатт. Ты предложила мне стать гитлеровской шпионкой, вот я и стала. Я не допущу, чтобы тебя застрелили.

(Честное слово, я была бы рада перенестись назад во времени и выбить себе зубы.)

Путь к заливу Святой Екатерины прошел, скажем так, в творческой обстановке. Королевна на каждом перекрестке – на каждом мокром, ветреном и безликом перекрестке – слезала с велосипеда, чтобы забраться на стену, или на ворота, или на дерево с целью сориентироваться. А когда она снова оседлывала велосипед, у нее начинались сложности с шинелью и с лужами на дороге, которые ей с трудом удавалось объехать.

– Знаешь, чего я боюсь? – во весь голос закричала Мэдди. Дождь и восточный ветер били ей в лицо, она энергично крутила педали, чтобы не отстать от миниатюрной радистки. – Холодной консервированной фасоли! Уже без четверти два. Пока мы доберемся до паба, он успеет закрыться.

– Ты же сказала, он закроется только на следующей неделе.

– Начнется обеденный перерыв, тупица! Паб снова откроется только вечером.

– По-моему, ужасно несправедливо винить меня, – парировала Королевна. – Ты сама затеяла эту игру, а я только подыгрываю.

– Вот и еще одна вещь, которой я боюсь, – сказала Мэдди.

– Это не считается. Как и консервированная фасоль. Чего ты боишься больше всего на свете… какой там по списку следующий номер?

– Военного трибунала, – коротко ответила Мэдди.

Королевна промолчала – нетипичное для нее поведение. Она хранила молчание еще некоторое время, даже когда в очередной раз забиралась на дерево, чтобы осмотреться.

– Почему? – в конце концов спросила она.

С тех пор, как Мэдди призналась в этом своем страхе, прошло довольно много времени, но Королевна прекрасно помнила, о чем шла речь.

– Я иногда делаю… всякое. Принимаю решения, не раздумывая. Вот, например, стреляла из зенитки, не имея на то никакого права, а над головой в это время кружили «мессершмитты».

– Ты как раз и стреляла потому, что они кружили над головой, – заметила Королевна. – А разрешение дала тебе я, я ведь офицер.

– Но не мой начальник. И никаких полномочий управлять огневыми точками у тебя нет.

– Что еще? – спросила Королевна.

– Ну, помнишь, как мы с тобой вели на посадку немецкого летчика? Я уже раньше делала что-то похожее, только на английском. – Мэдди рассказала, как однажды помогла приземлиться парням на «веллингтоне». – На это мне тоже никто не давал никаких полномочий. У меня не было неприятностей, но по чистой случайности. Так глупо! Зачем я совершаю такие поступки?

– По доброте душевной?

– Но они же могли из-за меня погибнуть!

– Иногда приходится брать на себя риск. Идет война. Эти летчики распрекрасно могли погибнуть и сами, без твоей помощи. А с твоей помощью они благополучно сели. – Королевна немного помолчала, а потом спросила: – Почему у тебя это так круто получается?

– Что именно?

– Воздушная навигация.

– Я пилот, – сообщила Мэдди. Знаете, так спокойно сказала, буднично, без всякой гордости, не пытаясь защититься, просто «я пилот», и всё тут.

Королевна пришла в ярость.

– Ты же говорила, у тебя нет специальных навыков, врунья!

– У меня их и правда нет. Я всего лишь пилот гражданской авиации. И не управляла самолетом уже год. У меня нет лицензии инструктора. Я налетала много часов – наверное, больше, чем многие летчики-истребители, – у меня даже есть опыт ночных полетов. Но я не использую свои навыки. Вот когда будут расширять Вспомогательную службу воздушного транспорта, попробую попроситься туда, если меня, конечно, отпустят. Тогда нужно будет пройти курсы. Но пока летной подготовки для женщин просто не существует.

Судя по всему, Королевне понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить полученную информацию и сделать выводы. Оказывается, Мэдди Бродатт с ее простецким южноманчестерским говором и привычкой решать задачи с участием позаимствованных у механиков велосипедов, была пилотом, причем более опытным, чем молодые летчики их эскадрильи, которые днем и ночью бросаются навстречу пламени и смерти, противостоя люфтваффе.

– Что-то ты совсем притихла, – сказала Мэдди.

– Ich habe einen Platten, – сообщила Королевна.

– Говори по-английски, полоумная!

Королевна затормозила и слезла с велосипеда.

– Я шину проколола. У меня спустило колесо.

Мэдди тяжело вздохнула. Оставила велосипед у края дороги и присела на корточки прямо посреди лужи посмотреть, что к чему. Переднее колесо велосипеда Королевны стояло почти на ободе. Должно быть, оно напоролось на что-то острое буквально несколько секунд назад: Мэдди до сих пор слышала, как через прокол с шипением выходит воздух.

– Лучше нам вернуться, – сказала она. – Если поедем дальше, слишком далеко придется топать потом назад. Я не захватила велосипедную аптечку.

– Фома неверующий! – воскликнула Королевна, показывая на ведущую к фермерскому дому подъездную дорожку, до которой оставалось ярдов двадцать. – У меня есть план раздобыть перед встречей со связным какой-нибудь еды. – Она с видом знатока задрала нос и понюхала ветер. – Меньше чем в сотне ярдов от нас стоит дом провинциального фермера, я чую ароматы мясного рагу и пирога с фруктами. – Тут Королевна решительно взяла за руль свой пострадавший велосипед и покатила его по дорожке, к которой прилегало поле с капустными грядками. Там работали девушки из Земледельческой армии^[16] – они не могли прерваться даже на время дождя. Ноги они обмотали мешками, которые держались при помощи бечевок, а вместо плащей на них были куски водонепроницаемой ткани с дырками для головы. Мэдди и гнусная нацистская шпионка в своих мужских шинелях были очень даже хорошо обмундированы по сравнению с этими труженицами.

Когда обе велосипедистки подошли к зданию фермы, их встретил отчаянный лай нескольких собак. Мэдди принялась встревоженно озираться по сторонам.

– Не бойся, псы просто брешут. Они привязаны, иначе не дали бы житья девчонкам на грядках. Условный знак на месте?

– Какой условный знак?

– Банка с ягодами рябины в окне. Если банки нет, значит, явка провалена.

Мэдди расхохоталась.

– Ты и вправду сумасшедшая!

– Так на месте или нет?

Мэдди была выше своей спутницы. Она поднялась на цыпочки, заглянула через каменную ограду фермы, и челюсть у нее невольно отвисла.

– На месте, – пролепетала она и повернулась к подруге. – Как ты…

Королевна с весьма самодовольным видом прислонила велосипед к ограде.

– За садовым забором, как ты сама видишь, растут деревья. Их только что подстригли. Это сделано очень аккуратно, видна рука домовитой хозяйки, но ей, скорее всего, пришлось уничтожить герань, а вместо нее посадить картошку, чтобы кормить армию. Поэтому, если у нее появится шанс украсить кухню, например, свежими ягодами красной рябины, она, скорее всего, пустит их в дело, а еще… – Королевна заправила волосы под полиэтиленовую шапочку, защищающую от дождя, – еще она из тех людей, которые согласятся нас накормить.

И Королевна смело открыла дверь незнакомой фермы.

– Нам ужасно неловко беспокоить вас, миссис, – в ее аристократическом произношении образованной девушки откуда ни возьмись прорезались неотразимые шотландские нотки, – но мы едем с авиабазы Мейдсенд, и у меня возникла крохотная проблема с велосипедом. Вот я и подумала, может быть…

– Что вы, милочка, никакого беспокойства! – ответила фермерская жена. – У меня живет пара девушек из Земледельческой армии, и я уверена, велосипедная аптечка с заплаткой на колесо у нас найдется. Мэвис и Грейс сейчас в поле, но дайте мне минутку проверить сарай… И, ради бога, для начала зайдите погреться!

Королевна как по волшебству извлекла из глубокого кармана шинели жестяную коробку на двадцать пять сигарет «Плейерс». Мэдди вдруг поняла, что такой солидный запас создавался специально: она практически не видела Королевну курящей, зато та использовала сигареты как своеобразную валюту – для подарков, на обмен, в качестве фишек при игре в покер или, как сейчас, чтобы оплатить заплатку на велосипедную камеру и угощение.

Мэдди вспомнила, что всего один раз видела, как Королевна курит сигарету, которую зажгла не для кого-то другого, а для себя: так она коротала ожидание перед допросом немецкого летчика.

Королевна протянула сигареты фермерше.

– Ой, ну что вы, это ужас как много!

– Берите-берите, поделитесь со своими девушками. Это вам в знак благодарности. И, может быть, вы разрешите воспользоваться вашей плитой, чтобы перед уходом разогреть маленькую баночку фасоли?

Фермерша весело рассмеялась.

– Значит, служащих Женских вспомогательных сил вынуждают скитаться по дорогам и выменивать горячий чай на курево? У нас остались с обеда пастуший пирог и печеные яблоки, можете перекусить, если хотите! Подождите минутку, я только найду заплатку для вашего колеса…

Вскоре подруги уже наворачивали горячую еду, от которой шел пар и которая была куда вкуснее всего, чем кормили в последние три месяца на авиабазе, включая свежий крем на домашней выпечке. Неудобно было только, что есть приходилось стоя, потому что по кухне постоянно кто-то ходил и стулья убрали, чтобы сделать проход пошире для работников фермы, девушек из Земледельческой армии и собак (никаких детей не было: их эвакуировали подальше от мест, где происходила Битва за Британию).

– Ты задолжала мне рассказ о четырех страхах, – напомнила Королевна.

Мэдди задумалась. Она размышляла о большинстве страхов, в которых призналась подруга: боязни привидений, темноты, школьного привратника, уличения в шалости. Это были почти ребяческие страхи, с ними легко справиться. Берешь и колотишь их по головам, или смеешься над ними, или просто игнорируешь.

– Собаки, – сказала она неожиданно, вспомнив слюнявых псов во дворе. – И выглядеть не по уставу: волосы у меня вечно слишком длинные, шинель перешить нельзя, поэтому она мне велика, всякое такое. И еще что южане будут смеяться над моим акцентом.

– О да-а, – согласились Королевна. Учитывая ее рафинированное аристократическое произношение с певучими гласными, она наверняка не сталкивалась с подобной проблемой, но, будучи шотландкой, сочувствовала тем, чья речь отличалась от мягкой южноанглийской. – Остался всего один страх. Не разочаруй меня.

Мэдди копнула поглубже и сперва заколебалась, уж слишком простой и неприкрытой показалась пришедшая в голову мысль, а потом искренне призналась:

– Подвести людей.

Подруга не закатила глаза, не засмеялась. Она слушала, перемешивая теплый крем с печеными яблоками, и не смотрела на Мэдди.

– Не сделать как следует свою работу, – стала объяснять та. – Не оправдать ожиданий.

– Немного похоже на мой страх кого-нибудь убить, – сказала Королевна, – но не настолько конкретно.

– Убийство тоже может попасть под страх не оправдать ожиданий, – проговорила Мэдди.

– Может. – Королевна стала очень серьезной. – Только если не оказываешь этим человеку услугу. Иначе, наоборот, подведешь его, если не убьешь. Иногда сам человек просто не может решиться. У моего двоюродного деда был жуткий рак горла, дед два раза ездил в Америку на операцию, но опухоль снова вырастала, и в конце концов он попросил жену убить его, и она это сделала. Ей не предъявили обвинений, оформили как несчастный случай с огнестрельным оружием, но можешь мне поверить: она была бабушкиной сестрой, и мы все знаем правду.

– Как это ужасно, – с чувством сказала Мэдди. – Ужасно для нее. Но ты права: если в такой ситуации не заставить себя, придется потом жить с осознанием собственного эгоизма. Да, я до смерти боюсь таких вещей.

Вернулась жена фермера с заплаткой на камеру и ведром воды, чтобы искать прокол. Мэдди тут же опустила светомаскировочные шторы на свою чистую ранимую душу и отправилась разбираться с колесом. Королевна осталась в кухне, задумчиво подбирая оловянной ложкой последние остатки теплого крема на тарелке.

Через полчаса, когда девушки вернулись с велосипедами на тонущую в грязи подъездную дорожку фермы, а потом и на шоссе, Королевна заметила:

– Похоже, Бог помогает немецким шпионкам, если они говорят с шотландским акцентом. Фермерша нарисовала мне карту. Думаю, теперь у меня получится найти паб.

– Держи свою шпильку, – сказала Мэдди, протягивая подруге тонкий стальной шип. – В следующий раз, когда захочешь проколоть кому-нибудь колесо, постарайся избавиться от улик.

Королевна издала легкомысленный, заразительный смешок – как жемчужинку уронила.

– Ты меня поймала. Я слишком глубоко засунула шпильку и не смогла незаметно вытащить. Не злись! Это же просто игра.

– Больно хорошо ты играешь, – резко бросила Мэдди.

– Зато ты получила горячую пищу, ведь правда? Ладно тебе, пока мы доберемся до бара, он снова откроется, но мы не сможем задержаться надолго, мне ведь на дежурство к одиннадцати, а перед этим хотелось бы вздремнуть. Но сперва ты выпьешь виски, заслужила. Я угощаю.

– Не уверена, что нацистские шпионки пьют.

– Эта пьет.

Дождь так и шел, пока они спускались по крутому склону утеса к заливу. Дорога была скользкой, и девушки ехали осторожно, то и дело нажимая на тормоза. На огневых позициях мокли кучки жалких солдат, они махали и кричали, когда подруги проезжали мимо, визжа на крутизне тормозными колодками. «Зеленый человек» был открыт. За столиком в эркере сидел командир эскадрильи с Мейдсенда, сухопарый и измученный, в обществе близорукого штатского типа в хорошем твидовом костюме. Остальные посетители собрались вокруг стойки бара.

Королевна немедленно устремилась к камину, где плясало веселое пламя, и опустилась на колени, потирая руки.

Командир эскадрильи Крейтон поприветствовал девушек так тепло и радушно, что его невозможно было игнорировать:

– Какая удача! Дамы, присоединяйтесь к нам. – Он встал и отвесил легкий церемонный поклон, сделав жест в сторону стульев. Королевна привыкла к таким вещам и потому чувствовала себя как рыба в воде, принимая знаки внимания от старших по рангу офицеров: она встала и позволила взять у нее пальто. Мэдди же смутилась.

– Эта довольно миниатюрная и мокрая барышня, – сказал командир эскадрильи штатскому, – и есть та самая героиня, о которой я вам рассказывал. Которая говорит по-немецки. А вторая – диспетчер Бродатт, которая приняла сигнал с подбитого «мессершмитта» и провела его на посадку. Присоединяйтесь же, дамы, прошу вас!

– Диспетчер Бродатт на самом деле еще и летчица, – заявила Королевна.

– Летчица!

– Не в данный момент, – возразила Мэдди, раскрасневшись и ежась от неловкости. – Мне бы хотелось вступить в ВСВТ, Вспомогательную службу воздушного транспорта, когда туда снова будут набирать женщин. У меня лицензия гражданской авиации. Моя инструктор вступила во Вспомогательную службу в январе этого года.