Все это во многом напоминало школу. Правда, не знаю, считала ли так Мэдди, она ведь не училась в швейцарском закрытом пансионе, а окончила гимназию в Манчестере и, конечно, даже не задумывалась о поступлении в университет. Так что, будучи школьницей, она ежедневно возвращалась домой, а следовательно, никогда не жила в одной спальне с двадцатью другими девочками и не спала на соломенном матрасе, сделанном из трех тюков, каждый из которых напоминал диванную подушку. Мы называли их галетами и все время так уставали, что неудобные постели нас ничуть не смущали. Сейчас за такую галету я бы отрезала себе левую руку. И эти придирчивые проверки снаряжения, которые устраивали во Вспомогательных силах, когда нужно разложить все свои пожитки поверх сложенного одеяла вроде бы хаотично, но на самом деле в строго определенном порядке, как будто это части головоломки, и если что-нибудь сдвинется хоть на миллиметр, с тебя снимут баллы – тоже совсем как в школе. А еще жаргон, муштра и физические упражнения, однообразная пища, униформа (хотя группе Мэдди поначалу нормальную форму не выдали). Все носили одинаковые синие жакеты, как девочки-скауты. Конечно, скауты не ходят в форменных жакетах ВВС, но вы понимаете, что я имею в виду.
Вначале Мэдди распределили на аэродром Оуквей, очень близко к дому. Это было в конце тридцать девятого года и в начале сорокового. Шла Странная война, когда почти ничего не происходило.
Во всяком случае, в Британии. Мы в напряжении грызли ногти и тренировались.
Ждали.
– Эй! Девушка в синем жакете!
Пять девушек в наушниках обернулись от коммутаторов и, указывая на себя пальцем, одними губами произнесли: «Я?»
– Вы-вы! Рядовая Бродатт! Что вы вообще тут делаете! У вас же есть лицензия диспетчера!
Мэдди показала на свои наушники и провод, который как раз втыкала в гнездо.
– Да снимите вы эту идиотскую штуковину и ответьте мне.
Мэдди повернулась обратно к коммутатору и спокойно подключила передний провод. Потом нажала на нужные клавиши и отчетливо проговорила в микрофон наушников:
– Соединяю вас с полковником, сэр. Можете говорить.
Только после этого она сняла наушники и повернулась к настоящему горному троллю, который ждал ее ответа. Это был главный летный инструктор Оуквейской эскадрильи Королевских ВВС, человек, который около года назад принимал у нее первый экзамен по пилотированию.
– Простите, сэр. Меня сюда направили, сэр.
(Я же говорю, все это очень напоминало школу.)
– Направили! Да на вас даже формы нет!
Пять дисциплинированных рядовых Королевской женской службы ВВС одернули синие жакеты.
– Нам пока выдали только часть формы, сэр.
– Направили! – повторил офицер. – Завтра приступите к работе в диспетчерской, рядовая Бродатт. Ассистентка диспетчера слегла с гриппом. – Он снял наушники с пульта Мэдди и кое-как пристроил на свою крупную голову. – Соедините с администрацией ЖВАС, – сказал он. – Хочу поговорить с вашим начальником.
Мэдди пробежала пальцами по клавишам, переключила провода, и инструктор отдал распоряжения о ее новом назначении прямо с ее же телефона.
– Курсант земле, курсант земле, – пришел вызов с учебного самолета. – Местоположение неопределенное, внизу треугольный водоем к востоку от русла.
– Земля курсанту, – ответила Мэдди. – Это озеро или водохранилище?
– Повторите.
– Озеро или водохранилище? Тот треугольный водоем. – После короткой паузы Мэдди подсказала: – У водохранилища с одного края плотина.
– Курсант земле. Подтверждаю водохранилище.
– Это Ледисвелл? Аэростаты заграждения на десять часов, Макфилд на восемь?
– Курсант земле, подтверждаю. Позиция определена. Видимость неограниченная. Иду от Ледисвелла обратно на Оуквей.
Мэдди вздохнула.
– Земля курсанту, выходите на предпосадочную прямую.
– Вас понял, выполняю.
Мэдди мотнула головой и неженственно выругалась себе под нос:
– Ну здрасьте, я ваша тетя! Видимость неограниченная! Неограниченная, за исключением огромного грязного города на северо-западе. И этот огромный грязный город на три тысячи футов окружен сотнями серебристых заградительных аэростатов, каждый размером с автобус! Как, прах его побери, он собирается искать Берлин, если не может найти даже Манчестер?
В диспетчерской на некоторое время стало тихо. Потом старший радист сказал мягко:
– Рядовая второго класса Бродатт, вы все еще в эфире.
– Бродатт, подождите.
Мэдди и всем остальным велели идти домой. Вернее, разойтись по баракам и другим местам расквартировки на послеполуденный перерыв. Погода в тот день стояла настолько мерзкая, что впору включать уличное освещение, если бы не угроза налета вражеской авиации. Хотя вражеские самолеты тоже едва ли смогут летать в таком мраке. Мэдди и другим женщинам из ее барака так и не выдали нормальную форму, но стояла зима, поэтому они получили шинели Королевских ВВС – мужские шинели. Теплые и непромокаемые, но ужасно нелепые. Как будто палатку на себя надеваешь. Когда офицер обратился к Мэдди, она вся подобралась и выпрямилась в надежде выглядеть как можно презентабельнее. Чтобы он мог ее догнать, она остановилась на уложенных поверх бетонного покрытия досках: кругом были лужи, и, сойдя с мостков, всякий рисковал набрать полные ботинки воды.
– Это вы сегодня утром вели моих курсантов на бомбардировщике «веллингтон»? – спросил офицер.
Мэдди сглотнула. Помогая ребятам приземлиться, она наплевала на все протоколы, убедила их за десять минут проскочить через полоску чистого неба под низкими тучами, а сама молилась о том, чтобы они без вопросов следовали ее инструкциям, и о том, чтобы по ошибке не направить их прямиком на увешанные взрывчаткой стальные тросы аэростатов, предназначенных для сдерживания вражеских самолетов. Тут она узнала офицера: это был один из командиров эскадрильи.
– Да, сэр, – хрипло призналась она, вздернув подбородок. В воздухе было столько влаги, что волосы липли ко лбу. Мэдди тоскливо ждала, что сейчас ее пошлют под трибунал.
– Эти парни определенно обязаны вам жизнью, – сказал командир вместо этого. – Никто из них пока толком не разобрался в приборах и не летал без карты. Нельзя было разрешать им вылет в такое утро.
– Спасибо, сэр, – выдохнула Мэдди.
– Ребята восхваляют вас на все лады. Но мне вот что любопытно: вы хоть представляете, как выглядит с воздуха взлетно-посадочная полоса?
Мэдди чуть улыбнулась.
– Я была пилотом, у меня лицензия «А», она до сих пор действительна. Но, конечно, я не летала с августа.
– Так-так, понятно.
И командир эскадрильи Королевских ВВС решил проводить Мэдди в столовую, расположенную у периметра летного поля. Ей пришлось идти чуть ли не вприпрыжку, чтобы не отставать.
– Вы получили лицензию здесь, в Оуквее, так? Гражданская воздушная гвардия?
– Да, сэр.
– Есть разрешение на работу инструктора?
– Нет, сэр. Но я совершала ночные вылеты.
– Теперь это в порядке вещей. Доводилось сталкиваться с противотуманными полосами?
Он рассказал о ярких газовых фонарях, которые размещают по обе стороны взлетно-посадочной дорожки, чтобы можно было приземлиться в плохую погоду.
– Всего два или три раза, не больше, сэр.
– Выходит, вам все-таки приходилось видеть посадочную полосу с воздуха. И в темноте тоже. Ну…
Мэдди ждала. Положа руку на сердце, она понятия не имела, что собирается сказать этот человек.
– Если вы можете с земли завести самолет на посадку, куда лучше дать вам возможность посмотреть на землю из кабины бомбардировщика. Хотите летать на «веллингтоне»?
– О да, сэр! Спасибо, сэр!
(Говорю же, все это очень смахивало на школу.)
«Это вне компетенции Женских вспомогательных». Вот что вам говорят, если вас прихватили в полет непонятно ради чего и у вас, в сущности, нет возможности как-то в нем поучаствовать. Пожалуй, Мэдди скорее напоминала пассажира такси, который лезет к водителю с непрошеными советами, чем второго пилота.
– Ты вроде бы не сделал поправку по гирокомпасу.
– Тебе сказали держать курс на двести семьдесят. Ты уклонился к востоку.
– Парни, смотрите в оба, на три часа в тысяче футов под нами борт идет на север.
Как-то раз отказал электропривод шасси, и Мэдди пришлось приводить их в действие вручную, по очереди с другими членами экипажа качая насос, чтобы не разбиться при посадке. В другой раз ей позволили занять место в стрелковой башне. Мэдди это понравилось, она была словно золотая рыбка, которая плывет одна среди бескрайнего неба.
Еще как-то раз Мэдди пришлось вытаскивать из самолета: ее била такая дрожь, что она не могла выбраться из кабины самостоятельно.
Полеты на «веллингтоне» были делом не то чтобы запрещенным, но и не вполне законным. Мэдди числилась среди ННБ – находящихся на борту, – когда бомбардировщик шел на взлет, но ей категорически не дозволялось давать советы новичкам, когда ее брали в полеты на малых высотах над вересковыми пустошами. Поэтому множество встревоженных людей, как находящихся при исполнении обязанностей, так и свободных от дежурств, без верхней одежды, с побелевшими лицами бросились к Мэдди из кабинетов и казарм, мужских и женских, когда увидели, как авиаторы тащат ее через взлетную полосу.
Подруга Мэдди по Женским вспомогательным силам Джоан и виновник всего происходящего командир эскадрильи подоспели первыми.
– В чем дело? Что случилось? У нее ранение?
Мэдди не была ранена. Она уже отбивалась от члена экипажа «веллингтона», который нес ее на руках:
– Пусти, увидят ведь! Девчонки потом всю жизнь мне это припоминать будут…
– Что произошло?!
Мэдди умудрилась наконец вырваться и теперь, дрожа, стояла на бетонном покрытии.
– Нас обстреляли, – сказала она и отвернулась, сгорая от стыда за свою реакцию.
– Обстреляли?! – рявкнул командир эскадрильи. Дело происходило весной 1940 года, и боевые действия пока шли только в Европе. Не наступил еще роковой май, когда союзники вынуждены были поспешно отступить к побережью Франции, не пришло время авиационных сражений, получивших название Битва за Британию, и громовых пылающих ночей Большого блица[8]. Весной же 1940 года в наших небесах было неспокойно, они ощетинились оружием и настороженностью, но пока оставались безопасными.
– Да, обстреляли, – яростно подтвердил пилот «веллингтона». Он тоже был белый как полотно. – Идиоты из ПВО с заградительных аэростатов «кэттеркап». Нас обстреляли из своих же орудий. Кто обучает этих придурков? Проклятые тупоголовые уроды, пострелять им приспичило! Средь бела дня, мать их. Зря тратят боеприпасы и пугают народ до полусмерти. Да любой школьник способен отличить летучую сигару от летучего карандаша!
(Мы называем наши замечательные «веллингтоны» летучими сигарами, а ваши мерзкие «ворнье» – летучими карандашами. Приятного вам перевода, мисс Э.)
Пилот был испуган не меньше Мэдди, но его хотя бы не трясло.
Джоан обняла подругу за плечи, чтобы поддержать и утешить, и шепотом посоветовала не обращать внимания на лексикон пилота. Мэдди издала неуверенный, вымученный смешок.
– Я ведь даже не сидела в стрелковой башне, – пробормотала она. – Хвала небесам, что я не летаю в Европу.
– Капитан авиации Моттрам поет вам дифирамбы, – сказала Мэдди ее непосредственная начальница из Женских вспомогательных сил. – Говорит, у вас самый острый глаз во всем Оуквее. – Тут начальница демонстративно закатила собственные глаза. – Может, это и преувеличение, но он уверяет, что в полете вы всегда первой замечаете другие самолеты. Хотите пройти дальнейшую подготовку?
– Что за подготовка?
Начальница деликатно кашлянула, как бы извиняясь.
– Сведения немного засекречены. Ладно: совершенно секретны. Если согласитесь, я отправлю на обучение.
– Я согласна, – сказала Мэдди.
О проекте
О подписке