Глава 3

Владельцем средневекового замка оказался англичанин, некий мистер Бриггс, который в настоящее время пребывал в Лондоне и написал, что спальных мест в замке хватит для восьмерых, слуги не в счет, также имеются три гостиных, стены с бойницами, подземелье и электричество. Рента составляет 60 фунтов в месяц, обслуга оплачивается отдельно, и ему требуются рекомендации – он хотел бы быть уверенным, что вторая половина ренты будет выплачена, поскольку первую половину он просит авансом. Итак, ему нужны заверения в респектабельности нанимателей от адвоката, врача или священника. Он был весьма вежлив и пояснял, что его желание получить рекомендации было делом обычным, и рассматривать его следует как простую формальность.

Миссис Арбатнот и миссис Уилкинс и не предполагали, что от них потребуются рекомендации, не думали они и о том, что рента окажется такой высокой. В их умах плавали суммы вроде трех гиней ^[5] в неделю или даже меньше, учитывая, что замок был маленьким и старым.

Шестьдесят фунтов за один лишь месяц!

Это потрясло их.

Перед мысленным взором миссис Арбатнот возникли ботинки – бесконечные ряды ботинок, крепких ботинок, которые можно приобрести за шестьдесят фунтов, – а помимо ренты еще была оплата слуг, и деньги на еду, и на железнодорожные билеты туда и обратно. Что же до рекомендаций, то это вообще казалось непреодолимым препятствием: разве можно их получить, не раскрыв их план более, чем они намеревались?

Обе они – даже миссис Арбатнот, впервые собиравшаяся отступить от предельной честности, поскольку понимала, сколько проблем и критики вызовет небезупречное объяснение, – так вот, обе они считали удачным планом рассказать в своих окружениях, благо, те никак не пересекались, что собираются погостить у своей подруги, у которой имелся в Италии дом. И отчасти это было правдой: миссис Уилкинс уверяла, что это правда вовсе не отчасти, но миссис Арбатнот считала, что это все-таки не совсем правда – к тому же это был единственный способ, сказала миссис Уилкинс, хотя бы чуть-чуть угомонить Меллерша. Он зайдется от негодования уже из-за того, что она потратит хоть сколько-то из своих денег, чтобы доехать до Италии, а о том, что он станет говорить, если узнает, что она собралась снимать часть средневекового замка, миссис Уилкинс предпочитала не думать. Он начнет талдычить об этом дни напролет, притом что речь о ее собственных деньгах, он не вкладывал в ее сбережения ни пенни.

– Предполагаю, – сказала она, – что и ваш муж такой же. Наверное, все мужья в конечном счете одинаковы.

Миссис Арбатнот ничего на это не ответила, поскольку причина ее нежелания рассказывать правду Фредерику заключалась как раз в обратном: Фредерик будет только рад, если она уедет, и последнее, что станет делать – так это возражать; он похвалит ее за такое проявление самопотакания и светскости с изумлением, которое ее обидит; он примется уговаривать ее развлекаться и не спешить домой – с сокрушительной отчужденностью. Уж лучше, думала она, чтобы по ней скучали, как Меллерш, чем прогоняли, как Фредерик. Каким бы ни был повод для тоски, для потребности в тебе, думала она, это все равно лучше, чем полное одиночество в осознании, что по тебе не скучают и в тебе не нуждаются.

Так что она ничего не ответила и позволила миссис Уилкинс сделать собственные выводы. Но как бы там ни было, обе они весь день думали о том, что им придется отказаться от средневекового замка, и только придя к этому горестному решению, они обе поняли, до какой степени им всего этого хотелось.

А потом миссис Арбатнот, чей ум был натренирован на поиски выходов из трудных положений, придумала, как разрешить проблему с рекомендациями; одновременно миссис Уилкинс осенило, как сократить плату за проживание.

План миссис Арбатнот был прост и потому успешен. Она лично доставила все причитающиеся средства владельцу замка, изъяв их из сберегательного банка – при этом она выглядела виноватой, прятала глаза, как будто клерк мог знать, что сумма эта потребовалась ей на баловство, – и, положив шесть десятифунтовых банкнот в сумочку, отправилась с ними по указанному владельцем адресу – тот жил неподалеку от Бромптонской католической церкви, – и, продемонстрировав ему всю сумму, отказалась от права заплатить только половинный аванс. Он же, увидев ее, эти разделенные прямым пробором волосы, мягкие темные глаза, строгое платье, услышав ее серьезный голос, тут же заявил, что беспокоиться о рекомендациях не стоит.

– Я уверен, все будет в порядке, – заявил он, выписывая квитанцию на аренду. – Хотите присесть? Ужасная погода, не так ли? А старый замок, вот увидите, полон солнца. Вы едете с супругом?

Не привыкшая ко лжи миссис Арбатнот не нашлась с ответом и принялась что-то мямлить, из-за чего хозяин замка пришел к выводу, что она вдова – военная, конечно, ибо другие вдовы старше, а он, глупец, не сообразил сразу.

– О, простите, – сказал он, покраснев до корней светлых волос. – Я не имел в виду… гм… гм…

Он пробежал взглядом выписанную квитанцию.

– Да, я уверен, все в порядке, – заявил он, поднимаясь и вручая ей бумагу. – И теперь, – добавил он, принимая протянутые ему шесть банкнот и улыбаясь, поскольку смотреть на миссис Арбатнот ему было приятно, – я стал богаче, а вы счастливее. Я получил деньги, а вы – Сан-Сальваторе. Даже не знаю, кому повезло больше.

– Уверена, что знаете, – сказала миссис Арбатнот с милой улыбкой.

Он рассмеялся и открыл перед ней дверь. Какая жалость, что на этом разговор окончен. Он хотел бы пригласить ее на обед. Рядом с ней он вспоминал и мать, и няню, вспоминал обо всем, что было добрым и успокаивающим, к тому же в ней привлекало то, что она не была ни его матерью, ни нянюшкой.

– Надеюсь, вам понравится это старое место, – сказал он, в дверях на минутку взяв ее за руку. Чувствовать ее руку, пусть и сквозь перчатку – это так успокаивало; за такую руку, подумал он, детишки хотели бы держаться в темноте. – Вы знаете, в апреле там все цветет. И море! Вам следует одеваться в белое, и тогда вы просто сольетесь с этим местом. В замке есть несколько ваших портретов.

– Моих портретов?

– Портретов Мадонны. Один, на лестнице – просто ваша копия.

Миссис Арбатнот улыбнулась и, попрощавшись, поблагодарила его. Ни минуты не колеблясь, она поместила его в соответствующую категорию: художник бурного темперамента.

Она ушла, и ему стало грустно. Наверное, ему следовало все-таки спросить рекомендации – только потому, что она, должно быть, решила, что он совсем не деловой человек, но просить рекомендаций у этой серьезной милой дамы – все равно что просить их у святой в нимбе.

Роуз Арбатнот.

На столе все еще лежало ее письмо, в котором она назначала встречу.

Чудесное имя.

Итак, эта проблема была решена. Но оставалась вторая, грозящая уничтожить результат, достигнутый миссис Арбатнот, и касалась эта проблема сбережений, в особенности сбережений миссис Уилкинс, которые выглядели как корзиночка с яйцами малютки-ржанки в сравнении с корзиной утиных яиц миссис Арбатнот. Однако и эта проблема была решена откровением, посетившим миссис Уилкинс. Раз уж они получили в свое распоряжение Сан-Сальваторе – это прекрасное, истинно христианское название их просто зачаровало, – тогда они в свою очередь могут опубликовать в «Таймс» объявление, приглашающее еще двух дам со схожими устремлениями присоединиться к ним и разделить расходы.

Таким образом урон, нанесенный сбережениям, сократится с половины суммы до четверти. Миссис Уилкинс была готова спустить на приключение все принадлежащие ей девяносто фунтов, но понимала, что, если ей придется попросить у Меллерша еще хотя бы полшиллинга, последствия будут ужасными. Только представить, как она приходит к Меллершу и говорит: «Я задолжала»… Если бы обстоятельства заставили ее однажды объявить ему: «У меня нет никаких сбережений», это уже само по себе обернулось бы полным кошмаром, но в таком случае ее хотя бы поддержала бы мысль о том, что сбережения были ее собственными. Поэтому, хотя она была готова спустить на эту авантюру все до последнего пенни, но притом ни фартинга, который не принадлежал бы исключительно ей самой, и, если ее доля в оплате аренды сократится до пятнадцати фунтов, ей хватит на другие расходы. А еще они могут сэкономить на еде – например, есть оливки, самостоятельно собранные с деревьев, или, может, ловить рыбу…

А вообще, как они друг друга заверили, они могут еще значительнее сократить плату за жилье, пригласив не двух, как они намеревались, а шестерых дам, ведь в замке, как было сказано, восемь спальных мест. Но что, если эти восемь мест распределены попарно по четырем спальням? Нет, они были совершенно не готовы делить спальни с абсолютно незнакомыми людьми. И вообще, когда в одном месте собирается столько народа, вряд ли обстановка окажется такой уж спокойной и мирной. Если уж на то пошло, они едут в Сан-Сальваторе ради покоя, отдыха и хорошего настроения, а еще шесть дам, особенно набившихся в одну спальню, вряд ли поспособствуют этому.

К тому же в Англии в тот момент нашлись лишь две дамы, которые выразили желание к ним присоединиться, поскольку поступило лишь два отклика на объявление.

– Что ж, а нам только две и нужны, – сказала миссис Уилкинс, быстро оправившаяся от разочарования: ей представлялся больший ажиотаж.

– Думаю, было б лучше, если бы у нас имелся выбор, – ответила миссис Арбатнот.

– Вы считаете, что тогда мы могли бы обойтись без леди Каролины Дестер?

– Этого я не говорила, – слабо запротестовала миссис Арбатнот.

– Мы могли бы обойтись и без нее, – заметила миссис Уилкинс. – Чтобы сократить плату за жилье, нам достаточно и одного человека, совершенно необязательно приглашать двух.

– А почему бы нам все-таки ее не взять? Вполне возможно, она как раз та, кто нам нужен.

– Да… Если судить по письму, – с сомнением произнесла миссис Уилкинс.

Она полагала, что будет ужасно стесняться леди Каролины. В это трудно поверить, но, хоть миссис Уилкинс и бывала на вечеринках художников, она никогда не пересекалась ни с кем из аристократов.

Они переговорили с леди Каролиной, а затем со второй претенденткой, некоей миссис Фишер.