«…битву. Пламя и кровь. Много крови. Несущихся лошадей и людей, гибнущих под копытами. Видела темноволосого воина, заносящего меч над своими врагами. И второго мужчину: он выступил из темноты, словно тень, огромная и смертоносная. У него было странное оружие, похожее на топор с длинной рукоятью, способное убить с одного удара. Эти двое были сильны и опасны, но я не боялась. Я смотрела на них, и в моем сердце рождалась странная смесь надежды и боли, страха и радости…»

Стило дрогнуло в руке жрицы.

«Я видела двух мужчин. Один похож на южанина, лицо второго не удалось разглядеть. Достаточно молодые, крепкие, сильные воины», – сдержанно написала она.

– Воины? – растерялась Солан. – Но я не могу выйти замуж за воина. Даже за главнокомандующего фалангерией. Отец никогда не позволит.

Герика пожала плечами и добавила:

«Иногда предсказания трудно понять. Возможно, это метафора»

Пламя и кровь. Трудно не догадаться, о чем идет речь.

«Тебе нужно вернуться домой, Солан. Если государь узнает, что ты уехала без его позволения, он рассердится и накажет тебя»

– Ты права, – помолчав, кивнула девушка. – Что ж, по крайней мере, я не отправлюсь ни в Фарагон, ни в Лодос. Это уже хорошо, – Солан поцеловала Герику в лоб и поднялась: – Спасибо тебе. Я сплету для Богини венок из белых цветов в знак благодарности и прикажу служанкам седлать коня. Мы вернемся в столицу уже завтра вечером.

3

Герика проводила подругу до сада, а сама отправилась в верхние помещения храма. Её ждали дела. Послушание мельи – разбирать привезенные свитки и пергаменты, многие из которых написаны на чужом языке, и переводить их на язык, понятный в этих краях, – только на первый взгляд казалось легким.

К полудню она закончила начатый вчера свиток и отнесла показать Верховной жрице. Атемис Сефира внимательно изучила его и с улыбкой потрепала девушку по щеке:

– Ты хорошо потрудилась, мелья. Красивый слог. Тебе нужно попробовать переводить стихи.

Смущенная похвалой Герика опустила глаза. Сефира хотела что-то добавить, но тут в её покои вбежала атикайя Джива, маленькая, круглая женщина с добрым лицом и не по-женски низким голосом. Судя по вытаращенным от волнения глазам, она несла чрезвычайно важную новость.

– Госпожа, – пробасила атикайя после обмена приветствиями, – у нас гости. Прибыл государь Искандер из Танарии в сопровождении десяти всадников.

Верховная жрица и Герика удивленно посмотрели на запыхавшуюся жрицу. Мелье не раз доводилось слышать о танарийском царе, но она никогда раньше его не видела. Удивление же Сефиры отдавало настороженностью.

– Что привело его в Междуречье? – спросила она. – Не самый близкий путь, чтобы просто почтить Богиню. В Танарии есть собственный храм Тривии.

– Зато наш – самый большой и самый известный! – Джива вытерла раскрасневшееся лицо платком. – Все знают, что Богиня особо благоволит этому месту.

– Это так. Что ж, видимо, у государя появилась серьезная надобность, – задумчиво усмехнулась Верховная жрица. И добавила уже другим, деловым тоном: – Распорядись, чтобы его приняли, как подобает. И собери Посвященных.

– Всех?

– Нет, только Высших, – Сефира бросила взгляд на Герику и неожиданно предложила: – Если хочешь, можешь пойти со мной. Проследишь, чтобы младшие не путались под ногами.

Встречать царственного гостя вместе с Высшими жрицами – слишком большая честь и огромная ответственность для мельи. Но Герика не посмела возразить, лишь благодарно коснулась губами узкой руки Верховной жрицы.

Они спустились на мраморную площадку перед входом в храм, как раз когда всадники спешились и, привязав лошадей во дворе, стали подниматься по ступеням в святилище. Герика привстала на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть гостей, прибывших с далекого юга… и вдруг, побледнев, шагнула назад и прижалась к колонне.

Впереди шел высокий, хорошо сложенный мужчина в светлом походном плаще, судя по всему, еще не перешагнувший порог тридцатилетия. Его слегка вьющиеся темные волосы, удерживаемые тонким золотым обручем, свободно рассыпались по плечам, черты загорелого лица были красивыми и благородными, однако более всего Герику поразили его глаза – удивительно чистого синего цвета, похожие на два драгоценных камня: такие же яркие и столь же холодные. Двигался он легко, и в каждом его движении чувствовались уверенность и сила. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: перед ними не только правитель, но и опытный воин.

За государем следовали его спутники, и один из них сразу привлек внимание Герики. Он был почти на голову выше царя и гораздо шире в плечах. Девушка знала только одно племя, рождавшее таких великанов, но присмотрелась и усомнилась в своих выводах. Варвары с севера были беловолосыми, светлокожими, с бледно-голубыми глазами; этот же мужчина был загорелый, зеленоглазый и носил на голове гхутру – серый хлопковый платок, полностью закрывавший волосы или наголо бритую голову. Так защищались от солнца пустынники Мессы, и Герика, поколебавшись, все же решила, что спутник Искандера – южанин. Да и одет он был, как прочие танарийцы, в легкую походную форму и плащ. Одно лишь вызвало у неё беспокойство: взгляд, который мужчина то и дело бросал по сторонам, на внутреннее убранство храма, на привязанных в стороне лошадей и особенно – на проходивших мимо женщин.

Это был цепкий и внимательный взгляд хищника.

Все-таки Герике удалось взять себя в руки. По крайней мере, когда царь Танарии подошел ближе, у неё хватило сил отлепиться от колонны и встать на свое место позади старших жриц.

Искандер сдержанно поклонился Сефире. Воины царя последовали его примеру.

– Да пребудет с вами благословение Великой Богини, государь, – проговорила атемис, слегка наклонив голову в ответ. – Здесь всегда рады гостям, какие бы дороги ни привели их сюда.

– Это всем известно, – глубокий и бархатный, как у большинства южан, голос мужчины ласкал слух, но Герика сразу почувствовала, что он может звучать совершенно иначе: жестко и властно. – Мы не первый день в пути, у нас закончились вода и провизия. Позволите ли нам переждать жару, пополнить запасы и обратиться к Тривии с просьбой?

Сефира окинула его внимательным взглядом, но ответила вполне ожидаемо:

– Это честь для нас, государь. Разделите с нами кров, хлеб и милость Великой Богини. Отдохните с дороги и помолитесь, а сестры напоят ваших лошадей и наполнят походные мешки. Мелья, – Верховная жрица обернулась, и Герика с ужасом поняла, что она обращается к ней, – проводи наших гостей туда, где они могут оставить оружие и смыть дорожную пыль.

Поборов оцепенение, девушка вышла вперед, поклонилась государю, его сопровождающим и жестом предложила им следовать за ней в помещения для постояльцев. Всю дорогу она терялась в догадках: почему Сефира выбрала именно ее? Жрица, связанная обетом молчания, менее всего подходит на роль провожатой. Особенно для почетного гостя, носящего царский венец.

Она провела мужчин в северное крыло обходной галереи, в помещение с выходящими в сад окнами, убранство которого говорило о том, что здесь останавливаются люди высокого положения. Искандер вошел внутрь, огляделся, неторопливо снял плащ и пояс с ножнами. Один из спутников помог царю расстегнуть кожаный доспех. Герика ненадолго вышла, чтобы распорядиться насчет питьевой воды и принадлежностей для умывания, а когда вернулась, быстро что-то написала на дощечке и с легким поклоном протянула её царю.

– «Могу ли я еще чем-нибудь помочь вам, государь?» – прочитал он вслух и усмехнулся, возвращая дощечку жрице: – Благодарю, больше ничего не нужно. Передай своей госпоже, что я хотел бы переговорить с ней сразу после того, как покину святилище.

Герика кивнула, бросила быстрый внимательный взгляд на мужчин и бесшумно удалилась.

Как только девушка вышла, Искандер плотно прикрыл за ней дверь, выждал немного, прислушиваясь к удаляющимся шагам, а потом повернулся к своему рослому спутнику и тихо спросил:

– Ну, что скажешь, Кромхарт?

– Жарко в клятом платке, – поморщился тот и поскреб в затылке. – И дует снизу. Не понимаю, как вы ходите без штанов и в платье. Это же бабская одежда!

Искандер рассмеялся:

– Это не платье, а мужская туника. Я не понимаю другого: как в такую жару ваши причиндалы не спекаются в кожаных штанах, а, Рагнар?

– Провались ты, – дружелюбно отозвался тот, кого звали Рагнаром, и с наслаждением отхлебнул прохладной воды из кувшина. Искандер хотел было сказать ему, что эта вода предназначена не для питья, а для омовения рук, но передумал.

В дверь постучали. Младшие жрицы принесли тазы для умывания, полотенца, корзину со свежими фруктами, большую бутыль разбавленного вина и ушли, многозначительно переглядываясь и хихикая. Но уставшим с дороги воинам было не до заигрываний с девчонками, а царь в их сторону даже не повернул головы. Пока его люди с наслаждением смывали с себя пыль и пот, он подошел и встал у окна, задумчиво глядя на пышно цветущий сад. Подобные мгновения в его жизни были на вес золота – потому что заканчивались быстро, а повторялись редко. Слишком редко.

Мимо окна, что-то негромко напевая, прошла девушка с венком из белых цветов в руках. Она вплетала последние стебельки, поэтому не смотрела по сторонам и не заметила стоящего неподалеку царя. Судя по простой, незатейливо украшенной тунике, это была одна из паломниц; её длинные пепельные волосы спускались до самых бедер. Кажется, она была красива – Искандер не успел разглядеть лицо; впрочем, в шестнадцать-семнадцать лет все девушки прекрасны, словно только что распустившиеся цветы. Но не её красота и юность оставили след в его душе: ему вдруг показалось, что это проходит мимо жизнь, спокойная, беззаботная и счастливая, такая, какой у него давно уже нет и, скорее всего, никогда не будет…

Рядом с царем бесшумно возник его рослый приятель. Несколько мгновений он провожал взглядом девушку, а потом наклонился к его уху и прошептал:

– Это она.

– С чего ты взял? – нахмурился Искандер.

– Пока ты пялился на девчонку, я смотрел на её сандалии. Они расшиты золотом и стоят столько же, сколько моя лошадь.

Какое-то время царь молчал. Потом велел своим спутникам ждать его здесь, накинул плащ и отправился в святилище Тривии.

Не то, чтобы Рагнару Кромхарту слова танарийского государя были не указ, но сидеть и ждать в четырех стенах он счел скучным и утомительным занятием, а потому, вскоре после его ухода, взял и вышел во двор, чтобы побродить по округе и посмотреть, как и что тут устроено. Он никогда раньше не был в храмах, подобных этому, и все, что здесь происходило, вызывало у него любопытство. А любопытство и похоть, как говорил отец, нужно удовлетворять как можно скорее.

– Эй, воин, куда ты? – окликнул его девичий голос, когда он собрался было пройти в южную галерею. – Мужчинам запрещено сюда входить!

Он обернулся. Стоящая перед ним девушка в темно-серой тунике была симпатичной: каштановые волосы, блестящие карие глаза, игривая улыбка.

– Здесь живут непосвященные сестры, – пояснила она. – Ты разве не знал?

Рагнар покачал головой.

– Ты прибыл издалека? Впервые в нашем храме? – Он кивнул, и девушка задумчиво оглядела его. – Хочешь, расскажу, что тут есть интересного?

Он снова кивнул, и юная жрица увлекла его за собой, без устали болтая о том, насколько древний этот храм Тривии, сколько мастеров его строило, сколько в нем помещений и разных святынь. Рагнар слушал её и удивлялся, но не истории храма, а способности южных женщин так долго и много говорить.

– А здесь находится источник, который дает силу мужчинам, – девушка показала ему замшелый фонтан, огороженный от сада полукруглой стеной. – У тебя и так её хоть отбавляй… но все равно попробуй, она хорошо утоляет жажду. – Непосвященная зачерпнула воду глиняной кружкой и протянула её мужчине. Девичья ладонь при этом недвусмысленно скользнула по его руке, но Рагнар сделал вид, что ничего не заметил, и неторопливо сделал пару глотков.

– Послушай, – девушка смущенно взглянула на него из-под ресниц, и щеки её покрылись румянцем. – В храме нас обучают многим вещам, в том числе – как обходиться с мужчиной. Мое время пришло: атикайя сказала, что я могу выбрать, с кем провести ночь. Ты красив и силен… ты мне нравишься. Скажи, ты согласился бы… ну… – она слегка прикусила губу и снова опустила глаза.

Рагнар удивленно приподнял бровь, а потом с явным интересом прошелся взглядом по фигуре девушки. Взгляда ему показалось мало, и он провел ладонью по её обнаженной руке. Кожа нежная, гладкая… а в других местах наверняка еще нежнее и мягче. Он стиснул зубы.

Нет, нельзя. Они пришли сюда не за этим.

Девушка приподнялась на носочки, кончиками пальцев дотронулась до его щеки – не очень уверенно, но ласково. Как же давно его не касалась женская рука… Рагнар огляделся и, поняв, что вокруг никого нет, резким движением притянул к себе девушку и впился губами в её губы. В первый миг она едва не задохнулась, но потом обвила его шею руками и ответила на поцелуй. Похоже, целовалась она впервые, неумело, но увлеченно, и Рагнар подумал: почему бы и нет? Ведь она сама попросила.

Девственнице много не надо: подхватить на руки, прижать к стене, задрать ей тунику и раздвинуть ноги… а потом заткнуть рот поцелуем, чтобы не вздумала кричать. Ничего, потерпит. В конце концов, больно бывает только в первый раз.

Клятая «бабская одежда» оказалась гораздо удобнее, чем штаны: не пришлось ничего снимать… Когда все закончилось, Рагнар, отдышавшись, медленно разжал объятия и поставил девушку на землю. Она вытирала слезы и смотрела на него с возмущением и злостью.

– Ты… ты… – всхлипывала она. – Ты мерзкое животное! Это должно было произойти не здесь и не так!

Он пожал плечами и отряхнул спереди тунику. Интересно, чего она ждала? Что женщинами становятся как-то по-другому? Чего ей наплели эти полоумные жрицы?

Девчонка, с трудом сдерживая рыдания, заковыляла к фонтану, и Рагнар решил, что лучше оставить её одну. Ничего страшного, потом еще не раз вспомнит его добрым словом, когда познает слащавых мягкотелых южан. А ему пора возвращаться… и хорошо, если о том, что здесь произошло, не узнает царь Искандер.

4

Пламя свечей дрожало, и бронзовый лик Тривии то озарялся светом, то погружался в тень. Искандер смотрел на Великую Богиню, и в полумраке ему чудилось, что ответный её взгляд полон сдержанного гнева. Что ж, справедливо. Он это заслужил.

– Я не принес дары, чтобы ты не решила, будто я хочу купить твою милость и снисхождение, – еле слышно проговорил он. – Я сделал то, что сделал, и не горжусь этим. А то, как я вынужден поступить сейчас… Ты же знаешь, у меня нет выбора. Загляни в мою душу, прошу тебя, и не спеши осуждать. Мои силы не бесконечны, но я должен во что бы то ни стало защитить свою землю…

И если бы только свою!

В памяти всплыло его злополучное выступление на последнем консулате правителей, по традиции собиравшемся дважды в год, осенью и весной, в одной из столиц. Тогда венценосных гостей принимал у себя государь Шантии, которого более всего волновали участившиеся набеги северян, пересекавших пролив в самом узком месте, недалеко от истока Первого Зубца, и грабивших прибрежные поселения, поэтому все разговоры велись преимущественно об этом. Да, именно неторопливые светские разговоры за уставленным изысканными угощениями столом, перемежаемые пустыми и праздными тостами – вспомнив подробности, Искандер снова ощутил, как в душе пробуждаются обида и холодная ярость. Этим царственным мужам, спокойным и сытым, не было дела до того, что уже много лет происходило в Танарии. Несмотря на то, что на каждом консулате он пытался рассказать им – и просил о поддержке, потому что их спокойствие и сытость напрямую зависели от того, сколько еще танарийские войска продержатся на границе с Мессой.

Он и в тот раз, выбрав подходящий момент, завел разговор о союзе, о необходимости объединения перед растущей угрозой с дальнего юга и о взаимопомощи – для общего блага. Напомнил о том, что его люди погибают, силы иссякают, а пустынники продолжают расширять свою территорию, вытесняя танарийцев с собственных земель и постепенно продвигаясь к устью Трезубца. Возможность сплавляться вверх по великой реке, чье русло вместе с притоками охватывало весь полуостров, ставило под удар, в первую очередь, Баасийское царство и Синтар – их правители были единственными, кого слова Искандера не оставили равнодушными. Остальные же – государи Зиона, Хемея, Истры, Фарагона и Лодоса – вежливо выслушали его и вернулись к застольным беседам. А кадокийский царь Ангус вообще, похоже, не слушал, что-то вполголоса обсуждая с государем Эфрана.

– Неужели вы не понимаете, – потеряв терпение, Искандер встал со своего места и повысил голос, – что без помощи других государств – вашей помощи! – Танария долго не продержится?! Вспомните Имранское царство, которое находилось южнее Танарии. Где оно сейчас? Где белокаменные стены его столицы, цветущие сады и плодородные земли? Их больше нет. Память о них заросла степными травами, а сады и пашни вытоптаны лошадьми. Мы тоже потеряли часть земель…

– …которых у вас и так слишком много, – хмыкнул государь Фарагона, и прочие согласно закивали. – Танарийскому царству по размеру не уступает только Кадокия, остальные же государства вдвое, а то и втрое меньше. Чем же мы можем помочь?

– К тому же, – подал голос владыка Эфрана, – вы с лихвой возместили свои потери, подмяв под себя Тиррен. Как благородно – воспользоваться тем, что малолетний царевич слишком доверчив и легко попадает под чужое влияние!

– Я не захватывал Тиррен, – Искандер старался, чтобы голос его звучал спокойно и сдержанно, хотя от злости готов был сорваться на крик. – Мы заключили союз, ибо двенадцатилетний мальчишка оказался более дальновидным, чем убеленные сединами мужи, собравшиеся здесь.

– Теперь у вас есть тирренское войско, – усмехнулся царь Лодоса, едва умещавшийся в кресле. И развел в стороны полные, холеные руки: – Что еще вам нужно?

– Похоже, мы обречены из года в год, собираясь здесь, выслушивать его жалобы и нытье, – сказал государь Эфрана, и все засмеялись. – Как будто у нас нет иных забот!