Катя вызвала такси и поехала домой переодеваться. Сев за водителем, она принялась листать переписку в группе. Надя писала, что один знакомый пригласил ее в клуб. Его отец работал в министерстве, и по инсайдерской информации 16-го марта должен был выйти указ то ли правительства, то ли президента о временном прекращении работы мест больших скоплений людей. В общем, этот парень забронировал VIP-стол в клубе и пригласил Надю и ее подружек «отдохнуть, как в последний раз». Если бы это был и правда последний раз, Катя, очевидно, не стала бы растрачиваться на блядушник, а пила бы до потери сознания в каком-нибудь баре и плакала над грустными песнями, но это уже детали.

После прочтения переписки, у Кати создалось впечатление, что этот парень рассчитывает снять их, как блядей, за праздничный фуршет и приятную атмосферу. На всякий случай она решила оставить нож-бабочку дома и взять вместо него перцовый баллончик и электрошокер. Катя трезвая имела причины подозревать, что Катя пьяная может убить человека.

Девушка долго провозилась у зеркала, выбирая наряд. Ее гардероб, под который была отведена целая комната, был завешан одеждой. На высокой тумбе стояли три стойки с тем, что ее мама называла «бижутерией», и два несессера. Сейчас они находились в беспорядке: снятые серьги и браслеты Катя бросала поверх кистей для макияжа, не сильно о них заботясь. В один момент, когда ей показалось, будто она разряжена, как новогодняя елка, Катя даже открыла одну Google, чтобы напомнить себе о правилах носки украшений. Когда она, наконец, собралась, на ней было маленькое черное платье, облегавшее фигуру, как вторая кожа, крупный платиновый браслет и длинные искрящиеся серьги. Она посмотрела на себя в зеркало еще раз.

– Зачем?

Катя застыла. Зачем это все? Она хочет кому-то понравиться? Нет. Она ищет приключения на ночь? Нет. Она просто шла развлечься. Зачем она так разоделась? Это привлечет внимание. Она хочет этого? Нет!

Катя не боялась чужого внимания, но оно ей и не льстило. Она словно инстинктивно чувствовала, что ее красота может навлечь на нее беду, и старалась не выделяться слишком сильно. Пока она молчала, на нее почти не обращали внимания, но стоило ей открыть рот, и ее уже никто не мог забыть. И все же она тянулась к этой массовой попсовой культуре, которая так красиво выглядит на фотографиях и в которой растворялись ее сверстники.

Катя сбросила платье, достала другое. Это было белое платье с черным ремешком и свободной юбкой почти до колена. Она переодела серьги, подхватила сумочку и вызвала такси. Через сорок минут она была у входа в клуб. Пролетев фейсконтроль, она нашла официантку и спросила о забронированном столике. В стороне, куда она указала, сидели четверо парней.

– Вы где? – написала Катя.

– Подъезжаем, – тут же ответила Надя.

– В пробке, – одновременно с ней написала Наташа.

Катя заказала на баре коктейль и оглядела зал. Помещение было довольно просторным и разделялось на несколько небольших залов. В центре помещения был танцпол и бар. Время было уже позднее, поэтому Катя не удивилась наплыву гостей. Молодежь и молодящиеся охотно скакали по танцполу и терлись друг об друга. Если бы не система вентиляции, по всему залу ощущалась бы смесь пота и духов. При одной мысли об этом Катю передернуло.

Катя почти допила свой коктейль, когда увидела Марину, как ледокол, пробивающую путь сквозь толпу. За ней семенила Надя, боясь потеряться. Заметив подруг, Катя залпом допила свой бокал и пошла им на встречу.

– Чего тут стоишь, а не за столиком ждешь? – просила Надя.

– Я никого не знаю там.

– Ой, посмотрите на нее! – фыркнула Марина. – Скромница нашлась.

Если Катя была язвительной, то Марина была ядовитой, поэтому большинство ее замечаний, когда она не заигрывала и не подлизывалась, выглядели, как оскорбления. Марина, казалось, уже забыла о том случае с Димой, обнаружив, что эпиляция доставляет ей больше боли, чем разбитое сердце, и общалась с Катей как прежде. Как прежде она общалась и с парнями, самоутверждаясь за счет их внимания, которым быстро завладевал кто-то другой, когда Марина объявляла о разрыве. Время от времени, когда она видела во дворе университета Диму, они сцеплялись, но ничто не сравнилось бы с тем разом, когда Лыгина впервые заметила на крыльце своего бывшего парня. Она тут же воодушевилась и, уверенная, что он ждет ее, решила устроить показательную ссору. Дима, как оказалось, никакого пиетета к скандалистам не имел и быстро поставил ее на место, утащив за собой в омут разборок и Катю, которая была совершенно ни при чем.

На крики, которые на крыльце их корпуса были не редкостью, будь то веселые или злые, сбежались курильщики, вылезли из окон халтурщики. Когда преподаватели стали жаловаться на шум, охраннику не оставалось ничего другого, как выйти на улицу и разогнать спорщиков. Катя приложила все свое красноречие, чтобы в дальнейшем избежать таких сцен и стороны вроде как даже примирились, но упоминать парня при Марине не стоило. Она начинала щериться, как дикая кошка, и чуть не шипела. Все-таки, обманутая в лучших чувствах, которые, возможно, пробудились в ней впервые, она имела право быть недовольной.

Надя еще издалека начала махать своему знакомому, заметив, что он на нее смотрит. Катя пробежалась глазами по лощеным франтам. Все они были с боковыми зачесами, один был выкрашен в пепельный цвет, у второго на виске был выбрит какой-то узор, у третьего была длинная челка и тоннели в ушах, четвертый был самым простым – именно ему махала Надя. Катя поморщилась. Ей не нравилось четкое разделение четыре на четыре, оно как будто к чему-то ее обязывало.

– Приветик! – Надя расплылась в улыбке. – Это Марина и Катя. Наташа торчит в пробке, скоро подъедет, мы не стали ее ждать. Ну что, будем знакомиться? Я Надя.

– Кирилл, – кивнул парень с пепельными волосами.

– Игорь.

– Максим.

– Коля.

Катя внимательно посмотрела на Игоря. Тот с интересом смотрел на нее в ответ. Он как будто хотел что-то сказать, но передумал. Надя развеяла повисшее недопонимание:

– Кать, помнишь Игоря? Он с нами в кафе был, когда Марина подцепила…

– Не упоминай имя этого говнюка.

Прежде чем Марина снова начала злиться, Катя вставила:

– Нет. Не помню.

Игорь рассмеялся.

– Не удивительно, телефон тебе был тогда интереснее нас всех вместе взятых.

Катя хотела заметить, что это все еще так, но вовремя прикусила язык. Они расселись вокруг столика и завели непринужденный разговор. Катя отмалчивалась, будучи уверенной, что, стоит ей открыть рот, легкая непринужденная атмосфера непременно рухнет, поэтому она топила трубочкой в кубики льда в коктейле и слушала, о чем говорят остальные. Когда они пошли танцевать, за столом остались только она и Игорь. Она подняла глаза и снова посмотрела на него.

На приеме психолог предложила ей попробовать раскрепоститься, но даже после коктейля она чувствовала себя напряженной, как струна. Следить за речью стоило определенных усилий и даже изощренности, и под алкоголем сдерживать себя становилось только труднее, так что вместо того, чтобы расслабиться и получить удовольствие от болтовни с противоположным полом, она сжалась и настороженно следила за беседой, чтобы не пропустить, если вдруг обратятся к ней. Только к ней никто не обращался, один Игорь кидал на нее заинтересованные взгляды, и она не знала, что творится у него в голове, и это ее раздражало.

– Вы девственница?

– Простите?

– Извините за личный вопрос, я понимаю, что вы не из тех людей, которые охотно делятся такими вещами, но, возможно, ваша проблема, помимо желания контролировать всех и каждого, усугубляется еще и тем, что пубертатный период вы провели в состоянии зажатости и стеснения. Вы пропустили момент полового взросления и теперь не можете понять, как взаимодействовать с противоположным полом.

– Если я вас правильно понимаю, то, говоря простыми словами, у меня банальный недотрах.

Психолог улыбнулась.

– Увы, это не так. Но помимо стержневой проблемы, которая связана с той вашей ситуацией в детстве, о которой вы все еще отказываетесь говорить, у вас может быть в том числе «банальный недотрах».

Кожухова тогда подумала, что эта женщина сумасшедшая, но теперь, рассматривая парня напротив, она находила, что психолог могла быть более квалифицированным специалистом, чем ей показалось. В Кате боролись противоречивые чувства: отвращение и предвкушение. У него были сильные руки, а Катя находила руки едва ли не самой сексуальной частью мужского тела. Ей было интересно, как грубая кожа ощущалась бы между ее мягких тонких пальцев, какие бы чувства вызвали большие горячие ладони, скользящие по ее телу.

Возможно, что-то отразилось в ее взгляде, потому что Игорь вдруг улыбнулся и встал:

– Не хочешь потанцевать?

Она была готова согласиться и уже встала, когда заметила пробирающуюся к ним пару знакомых. Их столик находился на возвышении, поэтому, стоило ей подняться, как Наташа тут же замахала ей рукой. Шедший за ней молодой человек был более сдержан, но, заметив Катин взгляд, довольно улыбнулся, и эта улыбка говорила лучше жестов.

Катя так и не ответила Игорю. Она дождалась Наташу, но вперед нее влез Дима и по-дружески поцеловал ее в щеку. Девушка недовольно посмотрела на него, но он сделал вид, что не заметил.

– Надо же, до последнего не думал, что ты здесь будешь, – сказал Дима, падая на диван и не давая Игорю выйти. – Хотя Наташка и предупреждала.

– С чего бы мне тебе врать? – воскликнула та, пропихивая Катю обратно за столик. – Где девчонки?

– Танцевать пошли, – ответила Катя.

– Ну и хорошо, – Наташа потянулась к барной карте. – Жутко хочу чего-нибудь выпить. С предками сидеть такой тухляк. Все орут: телевизор орет, брат орет, папа по телефону орет – все орут!

Наташа уже неделю не появлялась в университете. Ее отец пошел на самые жесткие превентивные меры и запер ее дома, но сегодня у него было дежурство, а тетя Таня, видимо, уехала с младшим к своей маме, и Наташа улизнула из дома.

– Мы, кстати, тоже хотели пойти потанцевать, – сказал Игорь.

– Неужели? – фыркнул Дима. – Успеете еще.

Они обменялись улыбками, которые были скорее любезными, чем дружескими, потому как в глазах у обоих прослеживалась определенна доля напряжения. Игорь сел на место. Дима поймал официантку.

– Кстати, хорошо выглядишь, – заметил Дима.

Катя отвернулась, показывая, что комплименты ее не трогают. За их недолгое знакомство она слышала их достаточно, чтобы понять, куда они все ведут, и не собиралась сдаваться так легко. Странное дело: буквально только что она думала о том, что согласилась бы переспать с Игорем, но появился Дима, и наружу стала выползать стервозность.

– Да, правда, Кать, – поддержала Наташа. – Это то, которое твоя мама привезла из Франции? Очень красивое.

Это было не оно. Слишком простое, слишком повседневное для такого человека, как Катина мама. Вероника Кирилловна была известным модельером (конечно, не как Версаче или Шанель, но она была молода!), ее платья часто носили на показах в Милане и Париже, и до того, как Катя переехала в другую квартиру, она сама составляла гардероб дочери. Катя привыкла хорошо одеваться и имела чувство стиля, но ее мама все равно продолжала настойчиво покупать ей одежду, в которой нельзя было выйти ни в университет, ни на прогулку. Она будто бы забывала, что ее дочь не модель и вынуждена, как все простые смертные, ездить в метро, чтобы не вставать слишком рано и не застревать в пробках, ходить по асфальту вместо ковровых дорожек и подиумов. Часто приходилось заниматься «благотворительностью», как говорила мама, когда места под одежду не хватало ни в их доме, ни в их квартире, ни у Кати в квартире, ни у мамы Вероники Кирилловны. Тогда Катя отдавала свою одежду Наташе, и та уже где-нибудь продавала то, что ей было не нужно. Мама Кати наотрез отказывалась заниматься подобным. У нее, дочери советских эмигрантов, было достоинство английской королевы.

Вскоре вернулась компания. Катя была вынуждена сдвинуться в центр стола. Дима самым наглым образом перелез через Игоря и сел рядом с ней.

– Ты будешь и тут меня доставать? – спросила Катя.

– Что ты? Как можно? – наигранно возмутился он. – Я буду создавать тебе компанию. Разве кто другой вытерпит твой насмешки?

– Почему ты решил, что я обязательно буду кого-то высмеивать?

– Ты по-другому не умеешь: либо молчишь, либо язвишь.

К четвертому кругу напитков Катя уже сделала пару вылазок на танцпол. Танцевать она любила. Одно время она была уверена, что отправить девочку на танцы – одно из правил хорошего тона, потому как все вокруг нее занимались танцами в том или ином виде: Наташа ходила на русские народные, Марина и Надя занимались бальными танцами, в университете было немало девочек, занимавшихся чирлидингом. Это была своего рода лакмусовая бумажка, по которой угадывался москвич. Из ее знакомых только Юля занималась легкой атлетикой, но та приехала в Москву из Петрозаводска, что только подтверждало ее теорию. Катя до сих пор время от времени посещала закрытые группы танцев, где постоянный состав ограничивался 5-6 людьми, поэтому она по-прежнему была гибкой и не потеряла плавности движений.

За ней было приятно наблюдать. Сам Дима танцором никогда не был. Все детство он провел на улице, гоняя в футбол, волейбол, баскетбол, хоккей, прыгая по гаражам, играя на стройке. В клубах его хватало лишь на то, чтобы отбить каблуками чечетку и притереться бедрами к чьей-нибудь короткой юбке. Во всем, где была необходима пластика, он был довольно неуклюж, и предпочитал брать не талантом (он шел за дешево в XXI веке), а внешностью и харизмой. Он и теперь сидел за столом и следил за танцполом, правда, в этот раз танцпол ограничился квадратом, где танцевала Катя. Ее было довольно трудно потерять из виду: в своем белом платье она буквально мерцала в блеске софитов и, кружась то одна, то с подругами, привлекала немало любопытных и завистливых взглядов. Кто-то пытался ее копировать (рядом с оригиналом выглядело довольно неумело и даже смешно), кто-то просто отходил в сторону, потеряв всякую тягу к танцам, иные продолжали топтаться на месте, и вовсе забыв обо всем на свете. Последние приходили отдохнуть, к ним Дима обычно не подходил.

Когда кто-то вдруг объявил белый танец (Дима поморщился, это напомнило ему летнюю смену в лагере), Катя вернулась. За столом, кроме него, никого не было. Он заметил, что к его столику хотела подойти пара девушек, но, увидев, что вернулся кто-то из компании, они прошли мимо. Катя стянула туфли под столом и откинулась на спинку дивана.

Подъем, на котором стоял их стол, позволял увидеть большую часть зала, через который в их сторону пробирался Игорь. Он весь вечер терся возле Кати, намеренно или нет напоминая о своем существовании. Диме это не нравилось. Сравнительно недавно он упомянул ее в разговоре, и Игорь отмахнулся, посмеявшись, что женщину с таким языком завалить не так просто, а теперь он сам буквально набивался ей в компаньоны. Кроме того, он не был ни слепым, ни идиотом – он и сам видел, что Катя готова была ответить на приставания его друга еще в начале вечера, а сейчас, когда она была немного пьяна, ей запросто могло сорвать крышу. И тут уже кто успел – тот и съел.

– Надевай обратно.

Катя повернулась к нему.

– С чего бы?

– Ты же пришла пригласить меня потанцевать? Обувайся.

– Черта с два я тебя куда-либо звать собиралась, – возмутилась она. – У меня ноги устали.

– Давай, вставай, – Дима вышел из-за столика. – Если не сможешь ходить, я тебя потащу.

– Ты точно знаешь смысл слов «белый танец»?

– Конечно. А еще я знаю, что некоторые девушки слишком скромны, чтобы пригласить меня.

– Ты слишком самовлюбленный, – она сунула ноги в туфли и протянула руку. Дима насмешливо прижал ее к губам и подмигнул. Его встретил осоловелый заинтересованный взгляд.

«Если не сегодня, – вдруг подумал он, – то уже никогда».

Они прошли мимо Игоря. Катя его даже не заметила. К часу ночи в клубе стало душно, и это сказывалось на пьяных молодых людях. Дима не пил. У него были своеобразные отношения с алкоголем. Каждый раз, когда он выпивал, случалась какая-нибудь херня. В последний раз, напившись до беспамятства, он, вопреки застаревшему шаблону, проснулся не в компании пары красивых девочек, не со страхолюдиной и не с парнем, и даже не в кровати – он проснулся около туалета и только для того, чтобы срыгнуть в унитаз желудочный сок и, привалившись к ободу, снова заснуть. Потом у него еще пару дней болела голова, и он провел эти дни почти не вставая. А если вспомнить, что было, когда он напился в девятом классе!..

Но вот Катя была пьяна. Она это понимала так же хорошо, как Дима. Она могла выпить бутылку сухого вина и не опьянеть, но случалось и такое, что ее развозило уже после третьего коктейля. И сейчас был как раз такой случай. Но она чувствовала себя легко и весело и, как это часто бывало, у нее вдруг появилось игривое настроение, которое постепенно скапливалось томлением внизу живота. Она все это знала, потому как пьянело ее тело, но не разум. Катя искоса посмотрела на своего спутника и, заметив, как на его губах дрожит сдерживаемая улыбка, поняла, что думают они в одном направлении.

Они кое-как пробились вглубь зала. Катя с первого шага поняла, что Дима, кроме как мяться на месте, ничего особо не умеет, и была не против помяться рядом. Если бы она попыталась потянуть его за собой, он бы почти наверняка испачкал носки ее белых туфель. Дима понимал, о чем она думает: она, обращая на него не так уж и много внимания, то и дело смотрела вниз, стараясь не ставить ноги слишком близко к его туфлям.

– Почему белое? – вдруг спросил Дима.

Катя недоуменно подняла глаза, забывая о туфлях.

– «Белое» что?

– Платье белое. Туфли белые.

Девушка пожала плечами.

– Не хотела сильно выделяться, – ответила она и, почувствовав, как Димина туфля вскользь прошлась по носку, закинула ему руки на плечи, заставляя держать дистанцию.

– Не хотела сильно выделяться и пришла в клуб в белом? Логично, нечего сказать.

Катя уже не раз об этом подумала за вечер. Как и всякой брюнетке, ей шли все цвета, но сегодня она почему-то выбрала именно белый, хотя куда практичнее было надеть что-то менее светлое. Многие девушки вокруг нее танцевали в черных платьях или узких светлых джинсах, и ее белое платье, несмотря на его кажущуюся простоту выделявшееся на фоне других очевидной дороговизной, привлекало к себе много внимания.

– Думаешь, я стояла перед зеркалом и думала, понравится ли тебе?

Катя провела пальцами по его шее, зарываясь кончиками пальцев в волосы.

– Не думаю, – честно признался Дима.

– Ну и зря.

Катя чувствовала, что ее ведет. Почувствовав, что их разговор настойчиво перетекает в сторону флирта, Дима позволил себе приблизиться, но последний шаг сделала она сама. Катя притянула его к себе и прижалась:

– Почему бы мне не думать о том, как я буду выглядеть в твоих глазах? В конце концов, разве у женщины огромный гардероб только для того, чтобы нравиться себе? Будь это так, пришлось бы признать, что женщины – жутко закомплексованный и мелкий народец.

Дима фыркнул.

– Разве это не так?

– Ты не уважаешь женщин, – равнодушно протянула Катя.

– Как и ты – мужчин, – эта заскорузлая озлобленность пропитывала даже морщинки, когда она морщила нос при виде него. – Так что даже не пытайся меня соблазнить. Я на это не куплюсь.

Она подтянулась к нему и выдохнула в губы:

– Ты уже купился.

– Верно.

Дима наклонился, чтобы поцеловать ее. На самом деле, все то, что в романтизме и юношестве можно считать связующей клятвой, проявлением нежных чувств и, в общем-то, кульминацией всего действа – потому как, обсуждая дальнейшее, можно скатиться в пошлость и грязь – в реальной жизни служит не более чем легкой прелюдией. Те поцелуи, которыми обменивается современная молодежь, не выстраданы и не заслужены, а потому разжигают не более чем животную похоть. Чувство волнения и радости открытия в современном веке связаны больше с выдачей премии, чем с обменом прикосновениями.

Так и Катя, почувствовав давление на своих губах, не почувствовала ни неловкости, ни удивления, в ней определенно что-то зажглось, но это явно не было симпатией, хотя во влечении от нее некая часть определенно есть. Почувствовав язык на своих губах, она послушно приоткрыла рот и потянулась навстречу.